To Stop (СИ)

Он бездействовал, он потакал чужой указке.

Его друзья умерли.

Они похоронили их (или ещё нет), он больше никогда не поржёт над ними или вместе с ними, не послушает страшные истории у костра, и вообще…

Сморкала посмотрел в глаза нынешнему вождю, задохнулся, утонул в отчаянии и понял, что собирается делать.

Он никогда не позволит утонуть Иккингу.

— Не волнуйся, с тобой ничего не будет, — произнёс Стоик, добавляя огня глазам и гладя бороду. — С Иккингом всё в порядке.

Сморкала молчал. Он не хотел спрашивать про Торстонов или про то, что стало с бывшими частями тела Иккинга.

На самом деле, он ощущал себя так отвратно, что не хотел слышать ничего.

— Сколько уже?..

— Пару часов, — ответил Плевака, на манер вождя приглаживая свои усы здоровой рукой, — так что иди отсюда, Готти и так проблем хватает.

Сморкала также не хотел осматриваться — он был настолько беспомощен и труслив в этот момент, совсем не так, как когда взглянул в глаза ярла,— так что он просто выбежал на улицу, спотыкаясь на каждой ступеньке вниз и зовя всеми силами Кривоклыка.

Они чёртов род предателей.

Астрид сидела на полу, держа в своих руках холодную ладонь Иккинга, и смотрела больными глазами, как Сморкала выбегал прочь, чуть ли не плача, а за ним вышли двое взрослых, всё ещё переругиваясь по поводу происходящего. Будто ругань могла помочь. Сморкала всё же умный, когда дело касалось серьёзных вещей. Наверное, надо бы поговорить. Объяснить, что это она сама виновата. Она тут единственный предатель.

Но её язык присох к нёбу с тех пор, как она закрыла глаза большому двуглавому дракону после его смертельных судорог. Их тело было мертво, но стеклянные глаза всё равно открылись, желая захватить частичку мира.

Она не могла сказать ни слова, только кивать, идти на поводке и слышать, держась за холодную руку Иккинга. Этот-то выживет, Громгильда говорила, что он живучая гадина, так пусть подтверждает слухи.

Иначе их всех просто доломает до конца.

Иккингу ампутировали ногу, а на его шее и в уголках глаза навсегда застыла чёрная чешуя, совсем как у Беззубика, только, кажется, более тёмная, более глубокая, более… Просто более, она не могла сказать это словами. Он напоминал куклу с яркими украшениями и веснушками, потому что кожа слишком бледная. (Но она не была зелёной или серой, она не была смертельно хладной, там всё ещё билось сердце).

Беззубик подпёр её левый бок и просто положил голову в ноги хозяину, закрывая глаза. Раз Ночная фурия не волновалась, то и ей не стоило.

Да, не стоит волноваться.

Полчаса назад ты закрыла глаза своей мёртвой подруге и её брату.

Не волнуйся, всякое бывает в жизни.

У самой-то Астрид руки ледяные до одури, такими навряд ли согреешь чужие, которым тепло нужно прямо сейчас и в медицинских целях, но она всё равно держала крепко-крепко, пытаясь уловить знакомое сопение.

Иккинг так мило сопел ночью. (она смертельно хочет услышать это снова, и теперь подобное звучит настолько издевательски, что даже не смешно)

“Не переживай”, — Астрид больно, очень больно, когда в голове копошились чужие мысли, но она даже бровью не повела, продолжая смотреть в один приоткрытый глаз дракона.

— Я не переживаю, — прошептала она, отворачиваясь и надеясь, что мысленный контакт уйдёт из её головы. Хотела бы она, чтобы подобного не происходило. Потому что ловить драконьи мысли было худшим предзнаменованием.

Беззубик шумно выдохнул.

“Вот-вот. Но он худшее утешение для тебя”.

— Его самого надо утешать, — её свистящий шёпот был похож на ветер, который подхватывал листья и уносил их вдаль.

“Не надо. Брату надо помочь, а не утешить”.

Викинг совершенно не знала, какая она, эта драконья поддержка.

Стоик рассказал свой маленький импровизированный план с поправками на сложившиеся обстоятельства и… нового состояния сына. Она принимала непосредственное участие как “виновник в остановке превращения” и залог мира между двумя племенами. Разведка других гнёзд, которые предпочитали не вмешиваться, говорила, что основная часть флота всё ещё цела, так как фрегаты разделились и пошли разными путями. Им надо остановить всё это миром. Переговорами. Не допустить бойни или шантажа.

Астрид кивала, чёлка лезла ей в глаза, а половина косы была заляпана кровью жениха. Она бы так хотела, чтобы у неё оказалась чистая лохань воды, в которую можно опустить голову и остудить, а потом смыть кровь, распустить волосы, и чтобы косу ей заплёл Задирака. У самой нервная дрожь в руках уже, похоже, никогда не пройдёт.

Когда Иккинг открыл глаза — это произошло всего лишь через полчаса после ампутации ноги, — девушка просто не могла поверить, не могла отпустить руку, не могла спокойно смотреть в чисто драконьи зелёные глаза. Но потом Иккинг понял, кто перед ним, и его зрачки расширились, переставая пугать, а на губах появилось подобие жалкой улыбки. Астрид зарылась лбом в простыню, потираясь виском об уже тёплую руку, и пробормотала:

— Какая ты живучая тварь…

Беззубик прогоготал нечто обидное, насмехаясь над своим наездником или читая мысли девушки. Что там было смешного — Хель ногу сломит, но кто поймёт драконье чувство юмора?

— С чего это я вообще тварь? — голос Иккинга был тихим, шипящим и скрипучим, как после долгой болезни, когда человек не мог говорить и страдал.

— Тебе пока нельзя вставать, — промямлила девушка, не поднимая головы и впитывая в себя это чувство. Чувство единения, успокоения; она знала, что теперь это будет большой редкостью.

— Хорошо, не вставать, — согласно кивнул он, кладя руку на голову Астрид и пытаясь погладить мягко, но получались лишь судорожные движения. — Только что произошло?

Астрид не хотела открывать глаза и сталкиваться с реальностью, она вообще уже ничего не хотела. Кто её спрашивал?

— Твоё превращение прервал Сморкала, — она повернула голову и уставилась на Иккинга каким-то притупленным взглядом, наблюдая, как тот, похоже, общался со своим драконом по мысленной связи.

Иккинг кивнул и поморщился — голова наверняка звенела после большого количества потери крови.

— А близнецы?

Астрид вновь уткнулась носом в чужую ладонь, пытаясь спрятаться от всего окружающего мира.

— Они… — она замолкла, когда почувствовала тёплую волну отдачи от своего собственного дыхания, не в силах продолжить. Она тёплая, а близнецы теперь холодные. Навсегда.

— Понял, — парень несильно стукнул девушку по голове, призывая к успокоению. — А Сморкала?

— Пришёл в себя и убежал.

— Не дай натворить ему глупостей, — пробормотал Иккинг на драконьем вслух, потому что магический источник был истощён, о чём он благополучно забыл, попытавшись связаться пару минут назад с братом. Тот раздражённо бормотал, что ненавидит автоматический хвост и ощущает себя калекой, но кивнул, недовольно выдохнул и вышел из комнаты, тут же взлетая. Порывы холодного ветра не могли привести в чувство уже никого в этой комнате. — Со мной всё в порядке, Астрид. Беззубик сказал, что у меня было больше шансов умереть, если бы никто не остановил моё превращение, поэтому всё в порядке. И близнецам… уже не больно.

Астрид покачала головой, сдерживая слёзы и ощущая, как мелкие чешуйки между пальцев царапали щёки. Она сдержит слёзы, точно, ведь слёзы уже так достали её. Хватит плакать.

— Заткнись. Тебе отрезали ногу, просто заткнись уже.

Иккинг и впрямь заткнулся, запрокинул голову и словно пытался прислушаться к себе; Хофферсон ощутила щекой, как левая нога пытается пошевелиться. Парень резко выдохнул, снова бормоча себе под нос что-то невнятное, вроде “Ах, вот как”.

— Это неловко, знаешь ли, — он прочистил горло, — поэтому, ну, может, что-нибудь ещё скажешь?

Астрид не могла нормально говорить. У её горла стояла истерика комом уже сутки, и если хоть слово скажет ещё, то пиши пропало. У неё все тело бы сводило нервной судорогой, если бы половина туловища не лежала на чужих ногах, а колени не затекли от деревянного пола.