Chorus (СИ)

— Решит, — возражает Мэлло. — Но не личное дело. Ритуал. Проводят единицы сами, Рой узнаёт. Но Ник не может позвать Рой, ответить.

— Ну да, не могу, — кривлю рот.

— Мэлло и Ник могут не сказать Рою, что стая. Показать. Многим.

— То есть ты предлагаешь выйти на Арену и трахнуться там, чтобы все видели? — истерично усмехаюсь.

— Не Арена. Но многие. Сомневающиеся. Желающие. Будут смотреть. Но… — сайл чуть ли не впервые замолкает, не закончив мысль вслух, а лишь оформив её в цвет полос под глазами, но столь сложный, что я не разберу.

— Что? — нервно переспрашиваю.

— Хорус называет это «позор». Это — наказание для Ника.

Обхватываю голову руками и едва не подвываю от накатившего внезапно приступа истерического смеха, и едва могу из себя выдавить:

— По каким законам? Средних веков? Да вы нас уже три года трахаете без зазрения совести где попало в любой компании, и плевать хотели, насколько это унизительно! Думаешь, есть теперь хоть какая-то разница, сколько пар глаз будет смотреть на то, как я добровольно дам в задницу, если до этого никого не ебало, сколько будет наблюдателей того, как меня насилуют? Наказание? Тогда скажи мне, раз такой умный, за что мне и всем остальным — вы? Вы и есть наказание, боль и смерть, а унижения я так и быть, потерплю. Что, первый раз, что ли!

— Ник не так понял, — пытается объясниться Мэлло.

Но я его резко перебиваю:

— Как понял, так и понял. И если тебе не терпится меня трахнуть, да ещё и чтобы зрители были, так давай с этим быстрей разберёмся, пока я ещё не сдох! Только в порядок себя приведу, — зло выплёвываю.

Мэлло молчит, и по тусклому свечению полос не разобрать, рад он моей реакции или надеялся на обратное. Но я теперь уже точно не отступлюсь. Желают видеть мой позор? Пусть приходят. Подумаешь, просто ещё раз встать на колени, опустить голову, закрыть глаза и терпеть, пока всё не закончится. Иначе я так и останусь предметом для насмешек Адама и других парней, да и к Мэлло уважения не прибавится в Рое, явно. А я очень и очень многим ему обязан, по крайней мере, хоть я и попадал в неприятности только потому, что встретил его, мой Архивариус честно и бесхитростно пытается всё исправить.

А ещё довольно стыдно признаться, но когда я, стоя под душем, прикрыл глаза и всего на пару мгновений задумался о том, что Мэлло будет прижимать меня к себе, осторожно ласкать и даже брать, организм среагировал почти моментально, наградив меня за фантазии полноценным стояком.

Фыркнув, я перекрыл воду и раздражённо шлёпнул по члену рукой, шипя от досады. И вдруг заметил на локтевом сгибе ряд маленьких тёмных точечек, и небольшой синяк под ними. Уколы. Обезболивающее. Вот почему мне то нервно, то эйфорично, и даже когда я трогал свежий шрам на животе, то ничего не почувствовал.

Значит, нужно становиться «стаей» Мэлло поскорее, пока эффект от препаратов не прошёл, и боли резко не обострились. Наверное, я и склизкого члена внутри почти не почувствую.

Усмехнувшись, решительно берусь за опасную бритву, раскрываю её. Но никаких маниакальных или суицидальных мыслей у меня нет. Я хочу просто побриться. На меня же придут смотреть…

========== 20. Изменил нас, дал надежду, просветил, ==========

В чём-то сайлы схожи с представителями древних и эндемичных племён людей. Например, традицией «боевой раскраски». Ну, одежды чужие не носят, потому что нет в ней никакой необходимости, украшений — тоже. А вот рисунки на пластинах, как у туземцев — реальная практика. Как повседневные, нанесённые каким-то чрезвычайно едким красителем, обозначающие профессиональную принадлежность: зигзаги Архивариусов, петли Воинов, параллельные линии Строителей, волнистый узор Архитекторов и прочие; так и временные, другими веществами.

И вот такие-то мне и наносит сейчас Мэлло. Потому что стать стаей — это вполне себе событие. Надеюсь только, что смогу отмыться. Сайлы-то просто счищают сухую краску с пластин, а у меня такое чувство, что она намертво въедается, кожа болит под полосами, но я терплю.

Себя-то Мэлло давно уже покрыл узорами — бледно-голубыми, ярко выделяющимися на чёрно-синей шкуре, а вот со мной возникли трудности. Сайл благоразумно решил не использовать язык, поэтому касался меня только дополнительными конечностями, и проводил линии столь аккуратно и медленно, что это начинало походить на какую-то эротическую прелюдию. Впрочем, так оно и было, наверное.

Я порывался было ему помочь, но был мягко отстранён от этого, потому что именно ровность и расположение линий имели значение. Мэлло чертил узоры уверенно, но иногда замирал и просто осматривал меня со всех сторон. Ну да, слишком разные анатомически были люди и сайлы, и то, что у нас каким-то образом были возможны половые контакты, что и позволяло мне стать «стаей» — не более чем досадная случайность.

Наконец, Мэлло сдаётся:

— Ник. Где дыхательные щели?

— Ты вообще знаешь, как устроен хорус? — прыскаю.

Где «дыхательные щели». Конечно. А ещё две пары ног, и брюхо, и ещё чёрт его знает, что.

— Нет, — Архивариус как всегда предельно честен. — Недостаточно информации. Рой знает.

— Не спрашивай, не спрашивай, — машу на него изрядно заполосованными краской руками, — вот.

Конечно же, Мэлло только о костях в моих руках имеет понятие — лечил явно со знанием дела. Но думать, откуда у Роя подробные сведения такого рода, как-то не хочется. Указываю на собственные «дыхательные щели», и Мэлло, примерившись, проводит рядом полосу.

Вдохнув запах, не выдерживаю и громко чихаю, не успев даже прикрыть рот рукой. Сайл отдёргивает конечности, зажигает полосы под глазами ярким вопросом, и тут же интересуется:

— Ник в порядке?

— Я чихнул, — шмыгнув носом, охотно поясняю.

— Нет понимания.

Вот ну кто бы сомневался. Хочется опять впасть в истерику. «Стаей» мы собираемся становиться. Семьёй в понятиях Роя. А не знаем даже таких элементарных вещей друг о друге. С другой стороны, люди тоже не очень разбираются в собственной анатомии и физиологии, а уж в психологии и подавно. И всё равно женятся. Женились.

— Продул «дыхательные щели», — объясняю, едва не смеясь.

— Опасно? — беспокоится Мэлло.

— Нет.

Это Архивариуса успокаивает, и он наконец-то наносит последние линии — полуокружности мне на живот, и длинную полосу до самого члена. Если бы он мазнул ещё бы и по нему, я бы точно не вытерпел — краска всё же жглась. Но на самом сайле не было там полос — неудивительно, свои-то отростки они прятали под пластины.

И я бы тоже хотел сделать что-то подобное, потому что кроме краски мне никакой одежды не полагалось. И предстояло идти куда-то по коридорам Улья пешком, да ещё и на всеобщее обозрение. Но уже поздно было отказываться, и осталось только убеждать себя тем, что сайлы не заметят разницы, а людей будет минимальное количество.

— Ник точно согласен?

Мэлло, кажется, и сам не уверен, то поднимает, то опускает голову. Общается с Роем. И неудобно будет их всех подвести, да и не боюсь я. Уже не боюсь, и обезболивающие в крови тут совершенно ни при чём.

— Пойдём уже. Раньше начнём, раньше закончим.

Похлопываю Архивариуса по передней лапе, привычно-осторожно, хотя мои ладони уже давно — сплошной шрам. Как, в общем, и всё тело. А теперь я ещё и чучелко раскрашенное в довесок. Ну, хоть краска жечь перестала, видимо, намертво пропитав кожу. Всегда хотел татуировку, что ж, эти полосы ничем не хуже драконов и иероглифов.

По пути куда-то сайлы попадаются ничуть не чаще обычного. Напрягает только то, что некоторые из них увязываются за нами вослед, неслышной живой цепочкой. Это те, которым вдруг стало интересно. Я стараюсь нервно не оглядываться, и вообще держаться как можно более непринуждённо.

Мэлло же ведёт себя обеспокоенно, по меркам сайлов, конечно же. Постоянно осматривается, но одним из глаз постоянно фиксирует моё местоположение. Всё-таки удобно, когда их у тебя шесть. Интересно, можно ли подкрасться незамеченным хоть кому-то к любому из этих инсектоморфов? Сколько помню, Мэлло сразу «просыпался», стоило мне хотя бы шевельнуться или на него посмотреть. Конечно, исключая то время, пока был ранен.