Парадигма крови (СИ)

В первый понедельник апреля, меня привели к присяге. Это было довольно буднично, но не без некоторой торжественности. Все произошло так быстро, что опомнился я лишь ночью, лежа на своей постели и вперив глаза в чуть светящийся потолок.

Произошедшее со мной, вдруг развернулось в удивительно яркую и четкую панораму, полную удивительных, пугающих и вместе с тем безумно захватывающих происшествий. Я верил и не верил в то, что все это творится со мной и вокруг меня. Словно маленькую былинку меня подхватило потоком событий и несло незнамо куда и незнамо зачем. Я лежал, широко открыв глаза, и до мельчайших подробностей вспоминал ту безумную ночь, когда я впервые шагнул в иную реальность. Все словно повторялось: вот мы пьем первую рюмку, вот я уговариваю пьяненького Даньку пойти домой, вот я берусь за ручку двери и толкаю ее наружу... Горячий ветер дохнул мне в лицо, дыхание перехватило и я закашлялся, вскакивая. Вместо тускло-желтого потолка передо мной расстилалось расплавленное золото песка. Я очумело оглянулся. Пустыня расстилалась до самого края выжженных небес. Я стоял столбом и ужас холодным гадом полз вдоль позвоночника. «Снова, опять!» – пронеслось у меня в голове и я завертелся на месте, пытаясь найти хоть какие-то ориентиры в этом безумии. Присев, я зачерпнул горсть песка – песчинки струйкой потекли сквозь пальцы. Я затряс руками, и начал остервенело вытирать их об серую форменную футболку и «боксеры», передергиваясь, словно прикоснулся к чему-то омерзительному. Солнце ощутимо палило затылок, и от песка струился нестерпимый жар, однако я затрясся так, что зубы мои звучно клацали, словно от самого лютого мороза. Сорвавшись с места я вихрем промчался по обжигающему песку, потом остановился и в панике понесся обратно, на то самое место, где стоял. Опустившись на корточки, я затравленно оглядывался, полубезумно поскуливая: вокруг расстилалось нетронутое волнистое море песка. Мои следы были единственными на сколько хватало глаз в этом раскаленном аду.

Наверное, я бы сошел с ума раньше, чем солнце спалило бы мое тело, но и на этот раз провидение оставило мне рассудок. Однако только затем, чтобы подвергнуть еще большим испытаниям. Сначала я услышал какой-то звон: далекое треньканье и лязг тонкого железа. Некоторое время я прислушивался, соображая – правда ли это, или мне начало мерещиться. Звук приближался, я уже различал скрип песка под чьей-то тяжелой поступью. Я снова вскочил, вытянувшись в готовую лопнуть струну. Кругом не было ни души, однако звук приближался. Сердце колотилось на последнем пределе, в голове пронеслось:

«Ну все, Тёма! Смерть твоя идет!». Шагах в десяти передо мной воздух затрепетал вдруг, подернулся радужной пленкой и раздвинулся, словно кисея, отдернутая быстрой рукой. Золотой воин явился мне во всем блеске и величии. В первый момент он был настолько огромен, что, казалось, заполонил все пространство, блеск песка и раскаленного неба померк в его сиянии. Он сделал шаг и остановился. Голос, подобный колоколу грянул:

- Здравствуй Артемий, сын Николаев! Приди ко мне, чадо!

Вселенная дрогнула, и за спиной его распахнулись два огромных сияющих крыла. Я пал на колени, пораженный.

- Встань и иди, чадо!

Я поднялся, и, встал, ослепленный всепоглощающим сиянием, исходившим из его глаз.

Он протянул руку и я шагнул к нему. Ощущение полета охватило меня, пронзив мое существо. Я зажмурился, задохнувшись от восторга, наконец поверив в происходящее. Синева и прозрачность влились в меня вместе с ветром. Глаза были не нужны – я ощущал Небо всем своим существом. Он был где-то рядом и, одновременно, во мне самом. Он улыбался моими губами и говорил моей душой. Он походил на меня, на младенца и, вместе с тем, на моего отца. Он заключал в себе весь Мир и был чем-то больше мира. Он был силен и стар как Вселенная и, одновременно, беззащитен и хрупок, словно проклюнувшийся из-под снега росток. В нем было все что я любил. Он был моей Жизнью и моим Светом.

- Смотри, чадо! – сказал он голосом Солнца. – Это Рай!

И я посмотрел: сапфир неба блистал вокруг.

Белые облака бесшумно плыли в необозримом просторе. Они сияли холодом и были легкими, как самый нежный пух. Они пружинили и пахли мятой, свежим бельем, из того далекого детства, когда бабушка приносила с мороза наволочки с вышитыми уголками. Мы летели по-над сверкающими паром и ныряли в его бестелесную сущность. Когда это наскучивало, мы гуляли по упругим горам туч, становясь легче и прозрачнее ветра. Затем облака разошлись, и я увидел синие пики, увенчанные морозными шапками вечных снегов, зеленые леса, похожие на океан, и океан, подобный алмазному зеркалу. Мы неслись над водами и моя душа пела, глядясь в свое отражение, которым был Он.

Мы бродили по теплым кедровым лесам, пропитанным светом и запахом Вечности, дотрагивались до медной коры, разбирая все мысли древних деревьев. Мы останавливались у хрустальных ручьев, чтобы зачерпнуть их прозрачную жизнь. Птицы садились на наши плечи и медведи кланялись и кувыркались, забываясь в щенячьем восторге при виде нас.

Вокруг нас был мир и Мир был внутри нас. Все это время он говорил со мной. Он рассказал мне о днях Творения, о дружбе и сомнениях, о восторге первого успеха и первой горечи поражения. Я знал теперь о Его именах и я знал об именах Врага. Я увидел Великий Потоп и был в Царстве Мертвых, где покоились кости Первых Людей. Я узнал о Тех-Кто-Ушел и о Драконах, которые были прежде людей. Древние ошибки ныли, подобно старым ранам. Мучаясь и плача слезами покаяния я поведал ему о своих грехах и о Звере внутри меня, и Он простил меня. Когда же день склонился к закату, Он разрешил Солнцу уйти за горизонт и показал мне иные светила на черном бархате Пустоты, пронизанной мыслями Вечных. Когда сладкий ужас вечного Ничто вошел в меня, Он рассказал мне о том, кто назывался Антихристом и о Последнем Дне, когда Солнце погаснет. Огромная печаль охватила меня и я поклялся помочь Ему, потому что не мог допустить и мысли, что великое Творение исчезнет в сгустившемся сумраке. Он был печален и светел и он сказал мне «Спасибо!». И я снова стал счастливой маленькой искоркой на ладони Мироздания. Я знал теперь что мне делать.

Когда я увидел обледенелый берег своим единственным глазом, я поднялся.

Мое сердце не билось, но Он был рядом. На развороченном берегу бесновалось Истинное Зло. Сверкая золотом чешуи, над землей возвышался Враг, принявший украденный образ. Антихрист был здесь же, я узнал его по жгучему ужасу, кричащему в нем. Рядом корчились демоны. Один – впитавший все пламя Ада, приник к золотой шкуре Змея, другой – уродливое порождение Хаоса, кривлялся поодаль. Я поднял голову – Змей был слишком спокоен, для того, чтобы убивать сейчас. Что-то здесь было не так, я чувствовал это, но мертвый мозг медведя не был достаточно подвижен, чтобы анализировать причины моего беспокойства.

- Это страсти Антихристовы! – сказал Он. – Он мучается теперь. Враг принял мой облик, чтобы привить ему ненависть ко Мне. Избавь его сейчас! Иди!

И я шатаясь пошел вперед. Я поднял когтистую лапу с зажатым в ней Искуплением.

Серебряное лезвие отражалось в золоте змеиной чешуи. Ничто не могло остановить меня в моем движении, и я добрался до Змея с притиснутыми к нему демонами. Единственный уцелевший глаз застилала мутная пелена смерти, я занес свое оружие и повернул голову, чтобы лучше видеть свою цель. В тот момент, когда лезвие запело свою последнюю песню, я узнал своего врага…

Это был Данька Водорезов…

Он был спокоен и сидел на замшелом валуне прямо напротив меня. В уголках глаз Его затаилась Печаль. Он обыденно ворошил угли длинным прутиком и оранжевые искры возносились ввысь, уносясь в пространство так же, как и солнца в дни Творения.

- Теперь он стал Единственным – говорил Он. – Ятол добился своего: отныне тот, кто звался раньше Даниилом Водорезовым по ту сторону Добра и Зла. Им владеет Великий Хаос. Если Омеотль, наш Единый Творец не вмешается – Дитя Хаоса с равным успехом может убить и меня и Врага. Убить, уничтожить, стереть из книги Бытия, навсегда, без возврата.