Парадигма крови (СИ)

Потом, окончательно отощав и обозлившись, стал захаживать на окраину, копаясь в выгребной яме и доводя до истерики дворовых псов. А третьего дня вовсе обнаглел – забрался к живущим несколько на отшибе старикам Кудиновым, убил цепного пса Сурика и разобрал стену сарая, добравшись до трех овец, две из которых вот-вот должны были принести ягнят.

Крику на утро было так много, что решено было наглеца прикончить, во избежание дальнейших злодейств. А, кроме того, практически всего мишку тотчас разобрали на составные части, устроив настоящую склоку за желчь и сердце. Желающих поделить шкуру еще не убитого медведя было гораздо больше тех, кто страждал бродить за косматым по сырому и холодному лесу. У всех нашлись неотложные дела, и мероприятие чуть не сорвалось, поскольку ведуны, с присущей им обстоятельностью и любовь ко всему умозрительному, пустилась в изобретение тысячи и одного способа как избавиться от медведя «не отходя от кассы». Конец импровизированному вече положил Камча, просто предложив пойти и убить зверя из простой, но очень хорошей винтовки. Данила вызвался за компанию, потому что дома делать было совершенно нечего. Элька была на охоте, а будни Побоища с его неизменными рутинными чудесами, со временем, стали казаться привычными и даже нудноватыми. В компанию тут же добавились Лискин и Илья, которые, будучи очень специализированными магами, явно скучали среди зауми и эзотерики остальных колдунов. Илья, например, был чисто боевой маг, ловко управлявшийся со всеми видами пламени и теплоты, а Лискин был просто шакал-оборотень. Или, как он любил называть, памятуя о любимом им Кастанеде – «дьяблеро».

Конечно, они тоже что-то там изучали, тренировались и ходили к другим на «мастер-классы». Но все это явно не доставляло им особого удовольствия.

Данька же вообще – в последнее время вставал с койки только для того, чтобы поделать кой-какие домашние дела.

Да единственно важным из них было кормление пятерых пестрых кур и горластого злого петуха, прозванного Данькой Баньши, за непередаваемо-мрачный нрав и тоскливый потусторонний крик, вылетавший не из горла птицы, а откуда-то из самых потрохов.

Большую часть времени Данила валялся на постели, переносясь в сознании в самые далекие уголки планеты, или наблюдая за другими жителями Побоища со стороны. Конечно, это было полезно и познавательно, но Данила почувствовал, что отяжелел и начал покрываться жирком, что прежде для него было совершенно несвойственно. Вот поэтому-то он и вызвался прогуляться за беспутным мишкой в окрестные леса. Было еще кое-что, что Данила тщательно берег от постороннего глаза: он продолжал интересоваться личностью Василия – этого странного типа, который всегда чуял постороннее внимание. Камча оставался для Даньки этаким «дежа-вю», постоянно бередя его любопытство. Вася то исчезал, то появлялся в селе вновь, всегда приветливый, всегда веселый, с неизменной хитринкой в темном лице и непередаваемым ощущением силы и власти во взгляде угольно-черных цыганских глаз.

Данила, быстро встал, поежившись – печь за ночь погасла, и из сеней тянуло ледяным сквозняком. Воткнув ноги в валенки, он стукнул в окошко, дав понять, что собирается. Быстро одевшись, он схватил рюкзак с притороченным к нему спальником, быстро сунул в карман сигареты, натянул шапку и подхватил стоящие в углу короткие охотничьи лыжи. Скрипнув дверью, он выскочил на крыльцо.

- Привет, соня! – проворчал Илья, протягивая ему руку. – Сколько дрыхнуть можно, охотничек?

Данька быстро поздоровался с остальными, вручил Лискину рюкзак и лыжи проскрипел снегом по направлению к сортиру. Через несколько минут маленький отряд уже шуршал лыжами по направлению к лесу.

- Где медведь узнали? – спросил Данила у широкой спины Ильи, что махал впереди него.

- Да, нет, тебя дожидались! – ехидно, ответил Лискин, сзади. И вообще, возьми винтовку-то!

Данила приостановился, принимая от Димки тяжелый брезентовый чехол.

- Он как чувствовал – на реку пошел. В горы вдоль реки продвигается, – заметил Камча, что шел замыкающим. – Посмотри, Данил, там камни и осыпь крутая. Надо нам будет его там перевстренуть. Поэтому мы ближе туда разделимся. Ты с Ильей повыше у камней засядешь, а мы с Лисом погоним его на вас. Стрелять-то умеешь? А то Лис за свою шкуру переживает.

Данька прикрыл глаза и уже привычно сосредоточился. Перед его внутренним взором пронеслись заснеженные сосны, звериные стежки, тоненькими цепочками стремящиеся к речке. Он словно пронесся над петляющей лентой реки, над обледенелыми берегами, над черными стремнинами.

Увидел нескольких оленей, что настороженно смотрели куда-то на другой берег, пролетел над бегущей вдоль берега волчьей стаей. Нет, это были не оборотни – обычные волки.

Понесся дальше, вверх по реке, туда, где на изгибе образовывался широкий плес.

Там он разглядел черную фигуру медведя, что ворочал лапой коряжистый мокрый пень.

Покружив над ним, Данила отправился дальше и оглядел каменистую осыпь у берега.

Река здесь пенилась по порогам и над водой поднималась водяная пыль.

По сторонам потока образовалось причудливое ледяное кружево, превращающее валуны в сверкающие замки и гроты.

Опустившись пониже, он осмотрел подступающий к осыпи лес и наметил несколько мест, где можно было бы хорошо спрятаться. Затем он открыл глаза и переключился на «другую волну» пытаясь осторожно коснуться сознания зверя, угадывая его желания. Как не старался, Данька не обнаружил в темном мозгу ничего кроме голода и недовольства. Зверь был зол и болен, шкура его чесалась, а брюхо сводило.

Еще полтора часа они бежали по рыхлому, слоистому снегу.

Затем, после получасовой передышки, разделились: Данила вместе с Ильей пошли вперед, продвигаясь к той каменистой осыпи, куда Лискин с Камчой должны были выгнать обреченного медведя. Когда Данила и Давыдов достигли намеченной точки, солнце перевалило за полуденную отметку. Легкая дымка, поднявшись откуда-то из-за леса, заволокла небо грязновато-белесой кисеей. От реки тянуло ледяной сыростью и разгорячившийся от долгого бега Данька начал нешуточно подмерзать. Они с Ильей расположились неподалеку друг от друга, прячась между больших валунов, покрытых снизу мерзлым мхом, а сверху причудливыми ледяными наплывами.

Хотя между камней ветер не так доставал, но Данила уже приплясывал, выстукивая дробь зубами – промокшая от пота рубашка и влажный свитер мерзко липли к телу, подпуская ледяной холодок вверх по позвоночнику. Некоторое время Илья заинтересованно посматривал на Данькины танцы, потом спросил:

- Тебе че, холодно штоль?

- Ну а че, не видно? – зло ответил Данька, уже десять раз пожалевший, что напросился в эту дурацкую охоту.

- А почему? – спросил Илья, проигнорировав противный Данькин тон.

- Потому что рубашка мокрая, герр Илия, и вообще, я с утра ничем не питался!

- А я завтракал, – спокойно сказал Илья, выставляя вперед ладони с растопыренными пальцами. – Да стой ты спокойно. Не дрыгайся!

Через несколько секунд Данила почувствовал, как рубашка становится горячей и по коже пробегают волны жара.

- Ай-яй, полегче, ты меня-то не зажарь! – воскликнул Данька, расстегивая куртку – из ворота заметно парило.

- Максимум, варка на пару, – посмеиваясь, отпарировал Илья. – Опа! Тихо, Водорезов! Идут.

Тут и Данила ощутил приличный «тычок» в сознание – Камча посылал сигнал о том, что они уже близко.

- В своих-то не попадешь, психиатр? – с поддевкой спросил Илья, наблюдая, как Данила передергивает затвор, прилаживая винтовку поверх обледеневшего валуна.

- Не беспокойтесь, меня папа в детстве четыре раза в тир водил, – так же ехидно ответил Данька, косясь, как Илья стряхивает с пальцев огненные сгустки, которые, шипя, пробивают сквозные дырки в слежавшемся снегу.

- А-а-а… ну тогда оно конеш-ш-шно, – ухмыльнулся Давыдов. – Тогда прошу прощения!

- А неспортивно, сударь, неспортивно! – кивнул Данька на пышущие жаром ладони Ильи.