Light (СИ)

Почему люди влюбляются?

Влюбляются?

Сокджин никогда не влюблялся. Всего один единственный раз он полностью утонул в человеке. Он даже не знал тогда, что это за чувство, ноющее в груди, отчего сердце не сильнее билось, а наоборот — словно переставало жить. Какая, к черту, влюбленность?

Влюбленность — светлое чувство, от которого ты либо сияешь, цветешь и пахнешь, либо убиваешь себя изнутри, кормя сомнениями. У Сокджина же все иначе. Он не сияет, и не убивает себя. Это его убивают. У Сокджина любовь. Мерзкая, тягучая, чертова любовь. Она даже сильнее ненависти, хотя говорят, что отрицательные чувства куда ярче положительных. В его сердце беспросветная тьма, и он не знает, в какую сторону пойти. Он плакал много и очень долго, потому что не помог. Потому что не остановил и не пытался постараться сделать хоть что-то.

Его телефон вибрирует и он смотрит на экран. Не хочется брать трубку совершенно, но в груди что-то нещадно ноет, просит освободить, проткнуть насквозь, но сил нет даже на то, чтобы взять в руки этот самый телефон. Что за черт?

— Пока ты тут сидишь и стараешься не разрыдаться, ты можешь потерять еще одного важного для тебя человека.

Юнги стоял, оперевшись о дверной косяк, но Сокджин не смотрел на него. Лишь еле заметно ухмыльнулся.

— В чем теперь смысл? Скажи мне, в чем? Сколько раз я пытался отговорить и его, и Хосока, но все бестолку. Один бьет и насилует при первой же возможности, не слыша меня, моих криков, моей мольбы… Я, правда, столько молился… Но так устал бороться за это… Второй же просто не хотел слушать, считая меня предателем, — он медленно перевел свой взгляд на Юнги. В глазах Джина застыли слезы, но он упорно не давал им течь, из самых последних сил. — Я все равно бы потерял вас всех. Я бы сам умер… И скоро…

Юнги вмиг сократил расстояние и ударил Сокджина по щекам с двух сторон своими ладонями. Сильно. Щеки стали красными, а сам Джин еле слышно зашипел. Лишь бы перестал говорить бред.

— Замолчи, — тон приказной, будто это Юнги тут старший, а не растерянный парень напротив него. — Если судить по твоим словам, то смысла нет абсолютно ни в чем. Ты запутался, ты пытаешься повесить всю вину на себя. Ты не хочешь никого из них терять. Но однажды… Намджун просто убьет тебя. Ты знаешь это, и не боишься. Я вижу… Если бы боялся, давно бы сбежал. Что тебя держит? И смерти не боишься. Боишься терять… И сам потеряться. Но ты уже потерян, Сокджин.

В его глазах читалось сожаление и раскаяние. Он давно сломан, его больше не собрать по частям, как это раньше удавалось делать Тэхёну. Потому что в нем Сокджин увидел себя. Такой потерянный мальчик, старается нести это тепло внутри себя, которое его постепенно сжирает изнутри. Он горит, но пламя это потушить не удастся. Его словно облили бензином и подожгли, и вот, от него вскоре останется один лишь пепел… Сокджин хотел, чтобы он жил. Хотел, чтобы был счастлив и не полюбил так же, как и он сам: безумно, до остановки сердца, и так же отчаянно.

— Еще не поздно спасти его. Слышишь меня? — Юнги потряс его за плечи, словно это единственный способ привести Сокджина в чувства. Но он слышит. Прекрасно слышит.

— А ты, Юнги? — Мин вопросительно поднял одну бровь. — Твои чувства. Я имею в виду Чимина. Где он? Что с ними со всеми будет? А Чонгук? Я ведь… Я…

Он заплакал.

Из последних сил, словно он — абсолютно выжатый лимон, с которого медленно падают самые последние капли. Он выжат. Истощен. Как Юнги держится? Сокджин не понимает. Почему он не плачет, почему не кричит от безысходности, почему он…

— Я верю, — неожиданно произнес он, словно читая мысли. — Я верю, что с ними все будет в порядке, — и улыбнулся так открыто и искренне впервые за все время, что Сокджин его знает. — Не переставай бороться. Если тебе кто-то дорог, если ты кем-то дорожишь… Защищай его. Дай ему возможность дышать, не опасаясь за свою жизнь. Дай ему эту жизнь, что он заслуживает, как никто другой… Ты не ценишь себя, но… — Юнги закусил губу. — Сделай это ради него. Он ведь тоже дал тебе дышать свободнее, верно?

Сокджин кивнул. У них есть нечто общее, это действительно факт. Юнги списывал эти чувства будто с себя самого. Но кто сказал, что ему не страшно?

— Скажи, что мне нужно сделать, — Сокджин не просил, он буквально уже умолял. В его глазах видна решимость, твердость и слезы. Застывшие, безмолвные, почти высохшие. Как и его сердце, которое, почему-то, все еще бьется.

*

Автобус везет их куда-то на протяжении часа, а картина за окном все никак не меняется. Чимин сидит и смотрит себе под ноги, чувствуя что-то удушающее с правой стороны. Он поворачивает голову и видит, как Чонгук нервно кусает губы и старается не смотреть на Тэхёна, который сел от них отдельно. Автобус пуст, мест полно… Чонгук и Чимин сидят рядом, в самом конце, где четыре сиденья. Между ними расстояние в два свободных места, никто даже не собирается друг с другом о чем-то говорить. Но Чимин перевел взгляд на Тэхёна, который, в свою очередь, был единственным, кто смотрел в окно. Ох, неужели…

— Неделя… — прошептал он, и Чонгук повернул в его сторону голову. — У Тэхёна через неделю день рождения.

Удушающая атмосфера прошла, а Чимин улыбнулся. Все же, он понимает, в чем дело.

— Я даже не знал… — взгляд у него растерянный, но Чимин не винит его. Все же, он больше не тот серьезный и хмурый мальчик, которого он когда-то знал, и который помог ему пробудить в себе силу. Если бы не он, Чимина бы уже давно казнили. Сколько было таких случаев, когда сила у ребенка просто не проявлялась вовремя, а за ним уже была слежка? Пройдет после дня рождения около двух недель — и все. Ты покойник, если светился благодаря родителям в каких-нибудь предприятиях.

На самом деле, Чимин до сих пор не понимает, как Тэхён выжил. Как вообще люди, подобные ему, выживают до такого возраста? Он никогда не болел? Не посещал поликлинику? Если бы посещал, и кому-нибудь было бы известно о том, что у него нет силы, он бы стоял на учете уже давно. Но… как? Пак помотал головой, отгоняя ненужные мысли. Это не важно. Сейчас не важно.

— Теперь знаешь, — Чимин радостно улыбнулся. — Я могу помочь с выбором подарка, если что! Но покупать нужно быстрее, пока есть время и нет Намджуна, который, я уверен, организует за нами целую слежку… Я не удивлюсь, если он пойдет против закона, честно. Потому что он уже против него пошел.

— Подарок… — у Чонгука покраснели аж кончики ушей. Он так счастливо улыбается. И это его-то Чимин совсем недавно ненавидел и винил в том, что он скорее сам Тэхёна убьет? — Я хочу выбрать для него подарок сам, — улыбка чуть исчезла с его лица, он стал выглядеть серьезным. Что-то никогда не меняется. — Насчет слежки я не очень сильно волнуюсь. Из-за Юнги. Он не оставит Намджуна просто так, я уверен, что у него есть какой-то план… Но он был замешан в этом с самого начала, я просто не могу переварить это… Нам все равно нужно будет спрятаться. Но не у отца Хосока. Я думаю, Юнги через него нам что-то будет передавать, но где мы будем жить, я не имею ни малейшего представления…

Чонгук всего лишь вскользь упомянул о Юнги, но Чимин сконцентрировал все свое внимание на одном лишь имени. Давал ли ему какие-то указания сам Юнги? Конечно, нет… Чимин понимает, что ему делать нечего в академии, потому что это опасно. А Пак — единственная ниточка, что Юнги все это время сдерживала. И вот. Преграды больше нет в виде Чимина. Бей морду уроду и все счастливы, хэппи энд. Но почему казалось, будто все не так просто?

— Наша остановка, — Тэхён поднялся с места, держась за спинку сиденья. Его ноги слабы очень сильно, он еле стоит…

— Эй, — Чимин взял его под руку, — таблетки. Когда ты последний раз их пил?

Тэхён опустил голову, словно боясь сказать. Чимин-то его точно отчитает, если…

— Я пил их 53 часа назад.

Чонгук широко раскрыл глаза, а у Чимина задрожали колени. Двери автобуса открылись и Чон, резко подскочив с места, потащил за собой Тэхёна и Чимина. Не говоря ни слова.