Фазы неизбежности (СИ)

Тем страннее было для Дарэм услышать голос графа сейчас. Она даже заподозрила, что ей показалось, однако губы Кролока отчетливо шевельнулись, и он добавил:

— Разумеется, если вас не затруднит.

— Разумеется, — постаравшись ничем не выдать своего удивления, согласилась Нази, откладывая книгу, в которой за минувшие часы едва ли осилила пару страниц. — Однако вы, Ваше Сиятельство, мутно выражаетесь. О чем именно вы хотите поговорить?

— О чем угодно, — взгляд Кролока снова обратился к потрескивающему в камине огню. — О политике, о религии, о книгах, о погоде — на ваше усмотрение. Мне нужно на чем-то сосредоточиться.

— Все настолько паршиво? — секунду помолчав, спросила Дарэм, внимательно вглядываясь в своего собеседника и вновь отмечая, насколько «больным» он выглядит. Если подобное определение вообще можно было применить к трупу, конечно.

И без того жесткие черты лица старшего Кролока еще больше заострились, тени вокруг глаз стали гораздо глубже, характерная для вампиров восковая бледность сменилась откровенно жутковатой землистой серостью, морщины, раньше едва заметные, теперь проступили вполне отчетливо, и в целом граф выглядел не только мертвым, но при этом еще и ухитрившимся состариться за неполную неделю лет эдак на пятнадцать, если не больше.

— Достаточно, чтобы я унизился до просьбы, — коротко откликнулся фон Кролок, заставив Дарэм тихонько хмыкнуть.

Иногда у нее складывалось впечатление, что все Винсенты одинаковы — вне зависимости от того, в каком мире и в каком веке они родились, а заодно и вне зависимости от того, являются они людьми или богомерзкой нежитью. Назови кого-то Винсентом — и он со своими непомерными запасами гордости скорее сдохнет, чем признает, что ему временами тоже может требоваться чья-то помощь. С другой стороны, возможно, Нази на носителей этого имени попросту не везло. Ни в жизни, ни после смерти.

— Ваш сын с этой задачей справился бы намного лучше, чем я. Жаль, что сегодня он, стеная о том, как же угнетающе действуют на него наши с вами унылые лица, позорно бежал с поля боя, — сказала она вслух и неуверенно предложила: — Может быть, мне попробовать стабилизировать вас на ментальном уровне? С Гербертом у меня неплохо получалось, да и у вас со мной этот трюк отлично срабатывает…

Имея дело с менталистикой в своем мире, Дарэм и представить не могла, насколько на самом деле широки границы ее применения. Да и Орден, судя по всему — тоже. Люди, обладающие нужными задатками, встречались редко и, без преувеличения, ценились на вес золота, однако даже самые даровитые из них не могли уйти дальше способности по касательной влиять на сознание окружающих. Средненький менталист Ордена только и умел, что качественно «закрываться», не поддаваясь влиянию на собственный разум разнообразных тварей, среди которых, увы, немало было любителей копаться в чужих мозгах. Впрочем, именно это «скромное» умение зачастую становилось залогом выживания всей сцепки.

Нежить, в свою очередь, тоже не радовала исследователей многообразием ментальных приемов, используя свои возможности либо для одурманивания и подчинения жертвы, либо в качестве дополнительного оружия, деморализуя и сбивая противника с толку.

Поэтому для Нази стал настоящим открытием тот факт, что менталистика вампиров, базируясь ровно на тех же принципах, что и человеческая, могла использоваться десятками различных способов. Большая часть которых, как ни странно, была предназначена не для контакта со смертными, а для взаимодействия немертвых между собой. Вот только высшие вампиры крайне редко объединялись с себе подобными, и даже в тех случаях, когда они сбивались в подобие стаи или общины, большинством своих возможностей они все равно не пользовались. И причина на то была настолько же веской, насколько и банальной — зачастую для достижения результатов одному носферату требовалось довериться другому. Учитывая, что в эти моменты распахнутый разум оставался почти беззащитен, и при желании клыкастый собрат и потенциальный конкурент мог сотворить с ним любую дрянь, ничего удивительного в нежелании вампиров рисковать не было.

Как еще при жизни успела убедиться Дарэм, Кролоки во многих аспектах были тем исключением, которое лишь подтверждало общее правило. Не сказать, что они были так уж откровенны друг с другом в «бытовом» смысле, однако, в смысле глобальном между ними существовала такая степень доверия, какую Нази редко доводилось видеть даже у людей.

Да и у самой Нази, которую один черт знает, как занесло в эту немертвую семейку, причин опасаться графа или его приемного сына не имелось. Старший Кролок явно не затем приложил столько усилий, втравив ее в историю с вампиризмом, чтобы впоследствии вредить ментально. Как вынуждена была нехотя признать Нази, за полгода знакомства граф вообще ни разу не попытался причинить ей вреда, на свой весьма своеобразный манер заботясь о ее благополучии. Основная беда заключалась скорее в том, что представления Дарэм о благополучии, во-первых, местами сильно расходились с представлениями графа, а во-вторых, не котировались.

Именно благодаря уверенности в нежелании Кролоков ей вредить, а еще потому, что терять ей, по большому счету, было нечего, с таким занятным явлением, как «ментальная стабилизация», Нази довелось познакомиться лично. В конце марта — в роли «пациента», когда старший фон Кролок силами своего разума удерживал на плаву ее собственный во время все той же паршивой девятой ночи, которую в первый раз Дарэм никак не удавалось преодолеть самостоятельно. А в апреле — уже в качестве «врача», испытывая свои способности на виконте, который, невзирая на бурно выражаемые сомнения в способностях «матушки», все же согласился добровольно пустить ее в свое сознание. Благо с внутренней архитектурой этого самого сознания Дарэм успела неплохо познакомиться за время их тренировок друг на друге.

— Вынужден признать, Нази, что на сей раз план твой весьма коварен и даже в сравнение не идет с намерением меня обезглавить, — тем временем заметил фон Кролок, по губам которого скользнула блеклая, болезненная тень его обычной усмешки. — А также заметить, что фраза «она желала свести его с ума» обычно несет в себе несколько иной, не побоюсь этого слова, метафорический смысл. Я весьма ценю твой порыв, однако сейчас куда безопаснее было бы зажигать спички посреди порохового склада, поверь, — поймав вопросительный взгляд своей собеседницы, граф пояснил: — Видишь ли, сейчас я, если можно так выразиться, «вменяем» лишь потому, что сохраняю предельную концентрацию. Которую вмешательство даже в десятки раз более умелого менталиста, чем ты, неизбежно нарушит. Секундная потеря контроля — и лавиноподобное обрушение будет не остановить. Более того, поскольку ты и сама находишься на пределе, с трудом сдерживая собственную жажду, велика вероятность, что вовсе не ты меня «поднимешь», а я «утащу» тебя следом за собой. Не слишком приятная перспектива, не находишь?

— Хорошо, признаю, с моей стороны это была дурацкая инициатива, — со вздохом согласилась Дарэм, знобко передернув плечами.

Если бы у любого некроманта спросили, есть ли на свете что-то более поганое, чем окончательно спятивший высший вампир, каждый из них, не задумываясь, ответил бы: «Да. Два окончательно спятивших высших вампира».

— Скорее, я назвал бы ее «недальновидной», — поправил женщину фон Кролок и, прикрыв глаза, обессиленно откинул голову на спинку кресла. — Впрочем, как я уже сказал, у тебя просто чересчур мало опыта. Возможно, когда-нибудь… но еще не теперь. Вы пока слишком молоды, фрау Дарэм. Порой я даже забываю, насколько чудовищно вы молоды…

— Это скорее вы чудовищно стары даже для вампира, Ваше Сиятельство, — если четверть часа назад состояние Кролока Нази просто не нравилось, то сейчас оно не нравилось ей категорически: голос графа звучал глухо и рассеянно, словно он толком не мог удержать внимание на собственных мыслях. Похоже, дело принимало действительно скверный оборот, и мгновенный укол ужаса перед возможными последствиями отрезвил Нази куда лучше всех ее волевых усилий, вместе взятых. Поднявшись со своего места, Дарэм приблизилась к Кролоку и бесцеремонно уселась на широкий подлокотник его кресла, предварительно спихнув оттуда графский локоть. — Только не вздумайте выключаться. Вы хотя бы представляете, что я буду делать, если вы сейчас не возьмете себя в руки?