Ангелы не умирают

– Хорошо. Я вызову такси.

– Можешь подождать меня внизу. Не обязательно подниматься по лестницам сто раз.

Я неторопливо натянул брюки, туфли и светлую водолазку (раз уж обожаемые мной белые рубашки с пышными рукавами остались в далёком прошлом, пришлось искать возможный аналог), уже собираясь застегнуть ремень, когда проворные, шаловливые женские ручки возбуждающе скользнули по ширинке, обнимая со спины.

– Помочь, милый?

Это уже точно была не Кэтти. Совершенно не её амплуа.

– Вообще-то я и сам справлюсь, – ответил я, поворачиваясь к Синтии лицом.

Она продолжала меня обнимать, глядя на меня с провокационной, вызывающей улыбкой, одновременно полной обещания и издёвки.

Фирменная улыбка Синтии. Полная вредности, капризов и самодовольства.

– Вообще-то сам ты неважно справляешься. Я справлюсь лучше.

– Очень может быть, что и справилась бы. Но на это у меня нет ни времени, ни настроения. Сестрёнка, не поверю, будто ты не заметила – меня ждёт моя невеста.

Остро наманикюренные ногти вонзились мне в шею, чертя алые царапины:

– Ты мне дерзишь? – ласково протянула Синтия. – Не боишься пожалеть?

– Боюсь? Нет. – сжав её руку, я снял её с шеи, глядя на мою драгоценную змеюку сверху вниз. – А если заставишь меня убедиться в обратном, я найду способ заставить тебя об этом пожалеть.

Синтия отбросила все маски и теперь выглядела сердитой и расстроенной.

– Когда мы увидимся? – тряхнула она головой. – Мне нужно с тобой поговорить.

– Я позвоню.

– Когда?

– Завтра. Довольна? А сейчас – уходи, прошу тебя. Я не хочу расстраивать Катрин…

– Вот как?! Ты не хочешь расстраивать Катрин?! А как на счёт меня? Не успела я найти тебя, как ты едва снова не погиб? Ты за смертью что, по пятам бегаешь, что ли?

– Синтия, на мосту было много людей. Это случайность. На этот раз никаких преднамеренных глупостей я не делал. И не собираюсь.

– Ты никогда не собираешься делать глупости. И всегда их делаешь, – тряхнула она головой. – Ладно. Будь по-твоему. На сегодня я тебя отпускаю. Но завтра жду у себя.

– Запомню, – пообещал я

Синтия ушла.

Царапины, оставленные ею, быстро затянулись.

А саднящее неприятное чувство осталось.

7. Мередит. Нежданный визит

Мередит всё казалось, что она бредёт по берегу залива.

В воде отражается свет фонарей, дробится, множится на мелких волнах.

Она упрямо смотрит только под ноги. Страшно поднять голову. На берегу множество людей. Раненных. Им нужно помочь. А у неё с собой ни лекарств, ни бинтов.

И в то же мгновение Мередит понимает, что она не идёт, а сидя на коленях, бинтует людей, одного за другим, уже через силу, потому что руки так устали, что будто свинцом налиты.

Главное, не поднимать глаз. Потому что, если поднимет, она увидит что-то очень страшное. Страшное настолько, что ужас рухнувшего моста меркнет перед видением, от которого она упрямо пытается спрятаться за водой и бесконечными бинтами.

И всё же образ вплывает со дна подсознания.

Она видит Альберта с окровавленной девушкой на руках. И рот его тоже весь в крови, а глаза…

Нет, совсем не пустые, как у Голливудских монстров. Вполне осознанные, только слишком светлые. Светлые настолько, что это видно даже в темноте – светлая радужка, суженные в точку зрачки.

И кровь, не просто коркой застывшая на губах, а обильно льющаяся вниз, будто из открытой раны. В фильмах видеть вампиров не страшно. В живую такая картинка необъяснима, непонятна и оттого так страшно.

Мередит открыла глаза.

Но образ продолжал держаться, будто лицо Альберта на потолке транслировали.

«Я в больнице», – вспомнила Мередит.

В палате она лежала одна. Ясное дело, Катрин решила не скупиться. Оплатила отдельные апартаменты. Хотя Мередит в компании с другими болящими было бы сейчас не так жутко и одиноко. Дверь в коридор была приоткрыта и свет косой полосой попадал до середины, не раздражая воспалённых глаз.

Странно, сначала Мередит чувствовала себя просто отлично, а потом вдруг откуда-то пришла дурнота и потеря сознания.

Образ Альберта ей привиделся в бреду? Или она действительно видела что-то наяву?

Когда читаешь о том, что кто-то не может вспомнить о недавних событиях, в это плохо не верится. По крайней мере Мередит никогда раньше не верила. Как можно забыть что-то, что видел собственными глазами? Не мелкие детали, не цвет чего-то, промелькнувшего на заднем плане и мгновенно исчезнувшего, а существенного, важного, осязаемого?

А вот теперь мозг зачем-то, словно важный пазл, выбросил существенную деталь. Пугающую делать, которую вспоминать не хотелось.

Дверь распахнулась шире, пропуская сначала молоденькую медсестру в белом халате и следующую за ней Линду.

– Доброй ночи, – с дежурно-показным дружелюбием заулыбалась сестра. – Как вы себя чувствуете, Мередит.

– Вроде бы и неплохо, но в то же время как-то не так, – с ответной улыбкой призналась она. – Который сейчас час?

– Половина двенадцатого, – ответила за медсестру Линда, подставляя стул к кровати и присаживаясь.

Несмотря на поздний час, несмотря на всё случившееся сестра всё равно выглядела собранной и деловитой. Всё на ней казалось хрустящим: серая классическая юбка-карандаш, молочного цвета блузка, тоже классического кроя и лишь завязанный мягким узлом у шеи шарфик добавлял нотку романтики в образ вечно деловой дамы. Хрустящим и строгим на Линде выглядел даже казённый больничный халат.

 – Поздновато для визитов, – улыбнулась потрескавшимися от простуды губами Мередит.

– Ты не рада меня видеть?

– Не говори ерунды! – тряхнула непослушными кудряшками Мередит.

У них с сестрой даже волосы так рознились. Даром, что одного цвета. У Линды они всегда лежали волосок к волосу, а у Мередит пушились в разные стороны.

– Ты хоть представляешь, как меня напугала? – в голосе сестры Мередит послышался упрёк.

– А ты хоть представляешь, как я сама напугалась? – парировала она. – Не каждый день, слава богу, под твоими ногами мир рушится в буквальном смысле этого слова.

Мередит и Линда смотрели друг другу в глаза.

У Линды они были стального серого оттенка. А Мередит ореховые, жёлтые, как у кошки. Цвета бренди.

– Зачем ты поехала вместе с Элленджайтом и Катрин, Мередит? Ты могла погибнуть.

Мередит недоверчиво глянула на сестру.

– Если бы я не поехала с ними, то оказалась бы в самом эпицентре. И наверняка бы погибла. Можешь не верить, но я считаю, что Альберт спас нам жизнь.

Некстати в мозгу вновь возникла картинка с окровавленными губами, но Мередит опустила между собой и ней занавес. «Не вижу, не слышу, не знаю, не верю», – поставила она установку.

– Возможно, ты и права. Но интуиция во мне не просто говорит – кричит, что от этих людей нужно держаться подальше.

– Линда, вот ты всегда так! Мне, кстати, как стороне пострадавшей, нужен покой, малиновый чай и разговоры о погоде. Ну, или телесериалах, в крайнем случае. И ещё – теплые тапочки с помпонами. Ты их привезла? Нет! Ну, конечно. А я теперь буду вынуждена морозить ноги.

– Разве в больнице нет тапочек? – растерялась Линда, видимо, принявшая слова младшей сестрёнки за чистую монету.

Мередит насмешливо фыркнула. Она ничего не могла с собой поделать. Смешливая часть её натуры всегда давала себя знать.

– Тапочки-то есть. Просто на них нет помпонов.

– Вот ведь болоболка, – расслабившись, Линда откинулась на спинку кресла.

Мередит только сейчас заметила, какое у сестры бледное лицо и глубокие тени под глазами.

Железная леди, а вот усталость и пережитое волнение все равно расписались, даже если и не сумев отметиться в смятой одежде или пятне на безупречных туфельках, оставив след на лице.

– День начался так замечательно. А под вечер думала, что его не переживу. Ты знаешь, что твоё имя значилось в списке погибших?

– Нет. Откуда мне это знать? Странное дело с этими списками. Как я туда могла угодить? Я вообще не была ранена. У Альберта просто какое-то сверхъестественное чутьё на опасность. Он протащил нас через этот ад без единой царапинки. И, кстати, пытался и другим помочь.