Игра на двоих (СИ)

Тайны. Хорошая идея, Финник. После всего сказанного у меня остается только один вопрос, но я никогда не задам его бедному парню: если он сам не захотел поставить в этом предложении точку, пусть оно так и закончится многоточием. Откуда Одэйру известны все секреты Кориолана Сноу? Видимо, мой бывший ментор был неправ: Президент и сам не прочь принять участие в придуманной им же игре.

— Генриетта!

Задумавшись, я не замечаю, как подходит моя очередь. Судорожно копаюсь в памяти, перебираю самые сладкие воспоминания, самые горькие обиды, самые сокровенные тайны. И, когда встаю на место Финника, не задумываясь начинаю говорить. О голоде, который вынуждает тебя вписывать свое имя в карточки так много раз, что шансы отправиться на Арену становятся почти стопроцентными даже в первый или второй год Жатвы. Об Играх, настоящих Играх, которые творятся по ту сторону экрана, в лаборатории, где сидят Организаторы. Об изменении в правилах, что происходит каждую минуту и без твоего ведома. О случаях, когда сильные, но неугодные Капитолию трибуты загадочными образом погибали от пожара или землетрясения. О Победителях, которые проиграли. Об аукционе и комнате с огромной кроватью, где ты, словно подсудимый, ждешь вынесения приговора. О неослабевающих с годами чувствах вины за гибель родных и любимых, когда ты пытаешься выйти из игры, и страха за тех, кто еще жив. О вечном одиночестве, на которое обречен каждый, кто хочет, наконец, обрести свободу. О сердце, что разбивается на сотни тысяч осколков, когда твоего трибута зверски убивают у тебя на глазах. О молитвах, в которых ты просишь не жизни, но смерти, надеясь найти покой хотя бы там, в загробном мире. Я говорю обо всем.

— Снято! — так Крессида дает понять, что операция завершена.

Это все. Отряд охотников выбрался из Капитолия и летит домой вместе со своей добычей. В то же мгновение силы покидают меня, и я падаю на колени перед выключенной камерой, опустошенная и вывернутая наизнанку.

Нам остается только ждать. Спускаемся было в Штаб, но нас выгоняют, и мы расходимся по отсекам. Неслышно вхожу в комнату, сажусь за стол и, сняв с шеи подвеску с волчицей, бездумно качаю ее перед глазами, словно маятник. Стараюсь забыться, но получается плохо. Все звуки вокруг — стук сердца и стрелок на часах, скрип стула, вдох-выдох — рано или поздно складываются в двухсложное «Хей-митч». Он жив. И скоро будет здесь, со мной.

Писк коммуникафа раздается так внезапно и кажется таким громким, что я, оглушенная, не сразу понимаю, что значит входящее сообщение и не двигаюсь с места. Но уже минуту спустя пальцы разжимаются, волчица со звоном падает на стол, и я, сбивая углы, со всех ног бегу в госпиталь.

Шумная приемная наполнена врачами, охранниками, людьми в военной форме и ранеными. Я быстро осматриваюсь, ища знакомые лица. Джоанна Мейсон с побритой головой отталкивает от себя медсестер и срывает с покрытого ссадинами и кровоподтеками тела тонкие трубки от капельниц. Энни Креста, завернутая в простыню, спрыгивает с койки и бежит навстречу ворвавшемуся в госпиталь Финнику. Больше для них не существует ничего, кроме друг друга и того ничтожного метра, что разделяет их. Но они преодолеют его, я знаю. Оба кажутся то ли безумцами, то ли нормальными. И это — самое прекрасное, что мне приходилось видеть.

Рубаку удается найти только тогда, когда я со всего размаха врезаюсь в него. Он стоит на проходе, мешая снующим вокруг врачам и медсестрам, но даже не реагирует на толчки и ругательства со всех сторон. Руки безвольно висят вдоль тела, плечи согнуты, словно на них лежит тяжесть, глаза смотрят куда угодно, но только не на меня.

— Что? — шепот.

Молчание.

— Что?! — крик.

Рубака подбирает слова осторожно, все еще надеясь смягчить страшную правду.

— Плутарх предупредил, что пленных держат в Тренировочном Центре. Мы проверили каждый этаж, вплоть до подземных уровней. Заложников вытащили, охрану вырубили. Мы спасли всех, но… Хеймитча там не было.

========== Глава 53. До новых снов ==========

Хеймитч мертв.

Сноу убил его.

Мы опоздали. Я опоздала.

Рубака продолжает говорить, но мне уже не интересно. Я его не слышу — вижу только, как шевелятся губы. Мужчина подходит ближе, берет меня за руку и что-то объясняет. Наверное, я должна разозлиться на него за невыполненное обещание. Сказать, что ненавижу, залепить пощечину, вырвать ладонь из его цепких пальцев, развернуться и убежать, громко стуча каблуками ботинок по кафельному полу. Но я не делаю ничего подобного. Просто стою и смотрю, широко раскрыв глаза. Но не на друга, а сквозь него, так, словно он — не более чем призрак.

— Закончил? — тихо интересуюсь, стоит ему замолчать.

Рубака теряется от моего спокойного тона и отсутствующего взгляда.

— Да…

— Хорошо.

Свободной рукой размыкаю его пальцы на затекшем от крепкой хватки запястье, поворачиваюсь к нему спиной и ухожу, так ни разу и не посмотрев на растерянного мужчину.

Что-то происходит — то ли вокруг меня, то ли со мной. Шатаясь, я иду по проходу, сталкиваюсь с людьми, врезаюсь в больничные каталки. Оглядываюсь по сторонам и не понимаю, в чем дело: картинка получается слишком смазанной. Я смотрю немое черно-белое кино в замедленной съемке с размытыми лицами актеров.

Финник и Энни продолжают обниматься, будто не верят, что все по-настоящему, будто хотят слиться в неразделимое единое целое. Она прячет лицо у него на груди. Длинные рыжие волосы девушки разметались по широким плечам Одэйра, чтобы скрыть их поцелуй от посторонних. Теперь это зрелище кажется мне ужасным. Ужасно бессмысленным.

Я думала, что почувствую, если с ментором что-то случится. Не знаю, что именно: остановится сердце, застынет в жилах кровь, на голову упадёт небо, исчезнет воздух в легких. Думала, связь между нами стала настолько тесной, что мы чувствуем боль и агонию друг друга на расстоянии. Зависим жизнью. Но так не бывает. Не в нашем мире. Любовь такой силы, когда один не может жить без другого, бывает только в глупых любовных романах и у волков. А мы не персонажи книги и не волки. Мы — всего лишь люди. Слабые, лживые, непостоянные, эгоистичные существа, цепляющиеся за собственную жизнь, пусть даже она ничтожна и проведём мы её в гордом одиночестве.

Он мертв, а я жива. Сердце мерно бьется в груди, горячая кровь бежит по венам, небо все так же высоко, и воздуха в легких хватит ещё очень надолго. Все как прежде, разве что мир вокруг стал каким-то не таким. Без красок, без звуков, без смысла. Без содержимого. Без Хеймитча он стал большим и чужим, и я мгновенно теряюсь в нем и не знаю, куда и зачем идти.

Едва переставляя ноги, я медленно продвигаюсь к выходу. Приёмная госпиталя вдруг кажется слишком тесной, люди — слишком близкими. Толпа вокруг все сгущается, и я задыхаюсь от запахов крови и спирта. Не помню, как выбираюсь из комнаты. Не знаю, зачем ноги несут меня в Штаб. Стоит мне только проскользнуть в приоткрытую дверь и бросить мимолетный взгляд на экран, как я понимаю свою ошибку. Не лучшая была идея.

В защитные шлемы спасательного отряда встроены миниатюрные камеры, которые снимали все происходящее в Тренировочном Центре и передавали данные в Штаб. Пока велась операция, Бити использовал режим «картинка в картинке»: на одной половине экрана транслировались наши откровения, на другой — видео из Капитолия. И теперь, по непонятной мне причине, Койн, Плутарх и сам изобретатель пересматривают запись и что-то бурно обсуждают. Стоящий позади них Боггс первым замечает меня и, приказав сидящему за панелью управления человеку остановить видео и отключить изображение, пытается оттеснить обратно к двери. Я отталкиваю его в сторону, сильно, но беззлобно, и подхожу ближе к черному экрану. Президент и остальные смотрят на меня с нескрываемой жалостью, но ответом им служит все тот же равнодушный взгляд. Не надо тратить время на пустое сочувствие. Продолжайте. Вам больше нечего от меня скрывать, я знаю все.