Игра на двоих (СИ)

В доказательство своего намерения остаться в Штабе и присоединиться к просмотру смахиваю на пол ворох исписанной бумаги и пластиковый стакан с ручками, забираюсь на стол и сажусь на самом краю, подогнув под себя ноги. Продолжайте же. Я жду.

Вместо того, чтобы просто отдать приказ, Койн сама подходит к панели управления и вновь запускает видео, после чего подходит ко мне и садится рядом на стул. Это так странно, быть выше Президента.

— Сноу знал о спасательной операции, — негромко поясняет она. — Мы пытаемся понять, где допустили ошибку.

Я мысленно спрашиваю, зачем, если все уже в прошлом, но затем думаю, что, может, именно поэтому мы недосчитались одного пленника. Но почему выбор пал на Хеймитча? Не поймите меня неправильно, я вовсе не желаю смерти, например, Питу. Хотя… что я несу? Конечно, желаю. Я бы не раздумывая вернула старику Сноу Мелларка, и Мейсон, и Кресту и попросила бы убить их и вернуть мне ментора. Отдала бы три жизни за одну.

Экран озаряется серым, и мы видим извилистые коридоры первого этажа Тренировочного Центра. Картинок сразу несколько, с камер каждого участника событий. Они спускаются все ниже, на подземные уровни, и входят в проходную комнату, освещая себе путь маленькими фонариками, прикреплёнными к винтовкам. Комната большая, но вся заставлена мебелью — столами, стульями, узкими койками, похожими на больничные, стеллажами во всю стену, заваленными каким-то хламом. Внезапно кто-то освещает фонарем одну из полок, и я отвожу взгляд, чувствуя, как к горлу подступает тошнота при виде колб с заспиртованными человеческими эмбрионами. Но всего на секунду, ведь мне все равно. Следуя дальше за узконаправленными лучами света, мы видим всевозможные хирургические инструменты, аккуратно разложенные на металлических подносах, клубки оголенных проводов, кожаные и веревочные плети, наручники и множество других странных и страшных предметов. Названий я не знаю, но о предназначении догадаться несложно. Это орудия пыток. Очень скоро у спасательной группы сдают нервы, и они спешат покинуть лабораторию медленной и мучительной смерти.

Ещё один коридор. По обе стороны от узкого прохода — клетки, напоминающие глубокие пещеры, только из бетона и железа. Пять слева, пять справа. Толстые стены, за которыми крики жертвы слышны только собратьям по несчастью. Решетчатые двери гостеприимно распахнуты, охраны нет. Боггс идёт впереди, заглядывая в каждую пещеру и жестами показывая Гейлу, Рубаке и остальным, в которых из них находятся пленники. Те идут за ним, на всякий случай вскинув ружья.

Пусто, пусто, пусто. Есть. Джоанна. Без сознания, одетая в рваное окровавленное тряпьё. Один из команды поднимает её на руки и молча несёт бесчувственное тело к выходу.

Энни кажется мирно спящей в углу соседней клетки. Накачали снотворным, наверное. Незнакомый мне доброволец из Тринадцатого выносит девушку наружу. Спутанные рыжие волосы с запекшейся кровью колышутся в такт его напряженным шагам.

Пит. Тоже в обмороке, но внешне настолько напоминает свежий труп, что Гейл сначала прикладывает к его шее два пальца, пытаясь нащупать пульс, и только потом перебрасывает парня через плечо.

— Поаккуратней! — шипит на него глава охраны.

— Сам знаю! — тихо огрызается Хоторн.

Пусто, пусто, пусто. Последняя клетка. Теперь я понимаю, почему Койн не хотела, чтобы я видела запись. Тогда у меня совсем не останется надежды, ведь я узнаю действительно все. Каморка забрызгана красным. На стене размашистым почерком написано «Удача больше никогда не будет на вашей стороне». Крупные алые буквы дрожат и пляшут у меня перед глазами. Рубака расталкивает напарников, первым заходит внутрь и осматривается. Заметив что-то на полу, прямо под ногами, мужчина опускается на корточки возле черной лужицы, протягивает руку и достает находку, не боясь запачкаться кровью старого друга. Тонкая серебряная цепочка распутывается, обнажая подвеску в форме волка.

Я делаю вдох, но на выдох сил уже не остается. Кто-то невидимый со всей силы толкает меня в грудь, выбивая весь воздух и вырывая сердце. Неважно, не жалко, забирайте. Оно все равно уже не бьется. Неуклюже слезаю со стола и медленно иду к выходу. Затекшие ноги не слушаются, и я шаркаю ими по полу, словно старуха. Руки сжаты в кулаки, но совсем не для того, чтобы нанести удар. В Штабе повисает мертвая тишина, а с экрана доносится шум. Это спасательная группа громит лабораторию: переворачивают столы, разбивают пробирки и колбы, разбрасывают инструменты. Не сдержались, понимаю.

Я возвращаюсь в свой отсек, опускаюсь на стул, закидываю ноги в ботинках на стол, прячу руки в карманы и замираю в таком положении. Не знаю, надолго ли: время то идет, то останавливается вместе со мной. Тело кажется выточенным из камня — тяжелым, непослушным, мертвым. Я прикрываю глаза и прислушиваюсь к себе. Пусто, пусто, пусто. Совсем как в тех клетках. Я ничего не чувствую. Тот, кто с корнями вырвал сердце, видимо, прихватил что-то еще, что у нормальных людей отвечает за эмоции. Дыра на его месте не затягивается, а, наоборот растет. Я прикладываю руку к груди и глубоко дышу. Но все равно задыхаюсь: воздуха то ли слишком мало, то ли слишком много.

Все те же тихие звуки, что окружают меня, сливаются в шум в голове. Писк коммуникафа доносится глухо, как сквозь толщу воды. Входящее сообщение. Не читаю. Принимаюсь было считать секунды, чтобы не потеряться в запутанном лабиринте времени окончательно, но мне быстро надоедает, и я бросаю. Ну, потеряюсь, и что с того? Писк повторяется. Расстегиваю резиновый браслет, снимаю прибор и аккуратно кладу его на стол рядом с часами. Ладонь скользит по деревянной поверхности и внезапно натыкается на что-то маленькое, гладкое и холодное. Моя подвеска. Я так и оставила ее здесь — забыла обо всем, когда спешила в госпиталь. Двумя пальцами беру длинную цепочку и раскачиваю ее перед глазами. Рука быстро устает, но я продолжаю, не обращая внимания на ноющую боль в запястье.

Хлопает входная дверь. В коридоре раздаются легкие, чуть слышные шаги. Я не оборачиваюсь: не знаю, кто это, но мне и не нужно знать. Альма Койн входит в комнату и, не говоря ни слова, садится на второй стул, что стоит сбоку от стола. Я прячу подвеску в ладони и сую ее обратно в карман.

— Тебя не было на собрании, — тихо замечает женщина.

Я надеюсь услышать в ее голосе обвинение, но тон слишком мягкий.

«А что я там забыла?»

— Я сообщила народу о результатах спасательной операции.

«Об одном мертвом Победителе вы, конечно, умолчали, чтобы не испортить статистику?»

— И это только начало. У нас большие планы и еще очень много дел впереди. Сегодня мы освободили трибутов. Дальше на очереди — Панем, ты помнишь?

«Госпожа Президент, вот только не надо вешать мне на уши ту же лапшу, которой вы столько лет кормите свой народ. У вашей лапши испортился срок годности.»

Койн не отрывает от меня выжидательного взгляда. Она говорит что-то еще, я только язвлю в ответ.

— Ты нужна нам.

«Вы не нужны мне.»

— Я понимаю, что наш старый договор больше не имеет силы, но… Мы могли бы заключить новый.

«Новый? Очень смешно. Ну, и на каких условиях? Вы убьете мою семью, если я не соглашусь вернуться в строй?»

— Разве ты не хочешь отомстить убийце своего ментора?

«Месть не вернет мне Хеймитча.»

— Ты можешь просить все, что захочешь.

«Вы не сможете дать мне то, что я хочу.»

— Я могу гораздо больше, чем ты думаешь.

«Я уже ничего не думаю.»

— Я тут написала кое-что… Новый договор. Это может тебя заинтересовать.