Good Again (СИ)

Пока рыба билась в неволе, я нашла белый цветок с зеленым треугольным листом, похожим на стрелу, в честь которого меня назвали. Я быстро сняла сапоги и носки и босиком полезла в теплый жидкий ил у берега. Пит наблюдал за тем, как я вытаскивала растения вместе с корнями и складывала их на берегу. На вид они были отнюдь не привлекательные, голубоватые и разбухшие от воды. И я усмехнулась очевидной аналогии.

- Он такой же, как я: простой, но дельный.

- Зависит от того, как на него смотреть, - отозвался Пит, рассматривая голубоватые прожилки на листьях. - такой цветок, что распускается у кромки воды легко проглядеть, но если ты его все же заметишь, то уже не сможешь отвести от него взгляда, настолько он чудесен, - и он провел по листу кончиками пальцев. - А если копать, то сначала находишь вот такую сине-зеленую, капризную, сморщенную гадость, которая может на первый взгляд и оттолкнуть, - его глаза забегали, когда я его слегка шлепнула. - но этот цветок глубоко внутри несет в себе нечто такое, что может спасти от голода и вернуть к жизни.

Я положила голову ему на плечо.

- Как ты умудряешься это делать? Творить поэзию из самых простых вещей? – спросила я.

Он пожал печами и ничего мне не ответил. Я же снова забралась в воду и достала еще несколько клубней, чтобы поесть их вместе с рыбой.

Последствия бессонной ночи накрыли меня уже к середине дня. Сонливость так сильно меня одолела, что я расплела косу и положила голову Питу на колени. Его пальцы забегали по моим волосам, осторожно распутывая узелки, которые свалялись, пока мы шли на озеро. И это было так приятно, что я сама и не заметила как заснула, и открыла глаза уже только когда на траве вытянулись длинные тени. Я заморгала со сна, заметив, что я моя голова лежит уже не на коленях Пита, а на моей же сумке. Пит сидел напротив, с блокнотом и карандашом в руке, и усердно работал над своим рисунком. И я коснулась рукой его лба, чтобы привлечь его внимание.

- Долго я спала? - пробормотала я.

- Чуть больше часа, - ответил он.

- Прости меня, - сказав это, я потянулась, чувствуя себя кем-то вроде Лютика.

- Это ты меня прости. Это ведь я не давал тебе спать прошлой ночью, - ответил Пит.

Не желая больше поднимать этот вопрос, я спросила:

- Что ты рисуешь?

Он протянул мне блокнот. И там была я, спящая на одеяле. Волосы веером разметались вокруг моей головы, рука - под щекой. Деревья отбрасывали на меня причудливые тени. В деталях были прорисованы мои футболка и шорты, и игру света и тени на моих голых ногах. Но больше всего меня поразило, так это то, что спящая девушка совершенно не хмурилась. Она выглядела такой юной и невинной, как будто в ее жизни никогда не было Игр и мертвых детей. Этот рисунок заставил меня почувствовать, как будто я потеряла что-то, чего у меня и не было.

Должно быть, все это отразилось на моем лице, потому что Пит забеспокоился.

- В чем дело? Тебе не нравится?

- Пит, мне очень нравится. Просто, я понять не могу: неужели ты и впрямь видишь меня такой?

- Какой? Я рисую то, что вижу. И ты для меня очень красивая. – ответил он без затей.

Мне так хотелось жить в его мире, и чтобы он все время видел меня такой.

- Иди сюда, - сказала я.

Когда он приблизился, я притянула его к себе и поцеловала. И он с жаром ответил на поцелуй, и заключил в тесные объятья, его руки парили по всему моему телу, заставляя мою кожу пылать. Все мое тело пело под его тяжестью. Прервавшись, Пит забормотал мне на ухо слова бесконечной признательности: за озеро, за этот день, за то, что решила его не бросать. В ответ я выгнулась под ним и скользнула рукой за воротник его футболки, чтобы между моей рукой и его кожей не было больше преград. И откинула голову, приглашая его поцеловать мою шею, и его язык побежал по пылающей в лихорадке коже. Мы жадно целовались пока не настал момент уходить, чтобы не быть застигнутыми в лесу ночью. Мы неохотно разжали объятья, растрепанные, в горящими лицами, но все еще были соединены невидимой нитью, и чувствовали малейшее движение души друг друга.

Мы быстро собрались и, освещенные чем-то большим, чем свет фонарика, пошли через лес обратно, в наш деревенский дом.

__________

*в оригинале «Of all forms of caution, caution in love is perhaps the most fatal to true happiness». Афоризм принадлежит британскому философу, общественному деятелю и математику Бертрану Расселу (1872-1970) Подробнее на: https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A0%D0%B0%D1%81%D1%81%D0%B5%D0%BB, _%D0%91%D0%B5%D1%80%D1%82%D1%80%D0%B0%D0%BD.

** Стрелоли́ст — род водных многолетних растений семейства Частуховые. По данным сайта The Plant List род насчитывает 40 видов, произрастающих в умеренных и тропических регионах. По-русски его еще порой называют болотник. Подробнее здесь (есть картинки) http://lechebnye-rastenija.ru/catalog/strelolist.html и здесь http://xcook.info/product/strelolist-obyknovennyj-bolotnik.html

*** — в оригинале автор употребляет слово rugged — буквально плотный, но на самом деле ближе к «сексуальный», весьма «горячий» неологизм, коротко и не переведешь: ) Подробнее здесь http://www.urbandictionary.com/define.php? term=rugged

Комментарий к Глава 8: Озеро

Комментарий переводчика: Не могу не порадоваться тому, что как и в трилогии “Пепел Дистрикта Двенадцать” (Список, Хорошая жена, Дедушка-ментор https://ficbook.net/readfic/3209801) здесь Китнисс переезжает к Питу, а не наоборот. Кстати, обратите внимание на глубокую проработку “вещности” этого мира у автора. Это вообще американкам очень свойственно - в отличие от отечественных фикрайтеров. То ли в укоренившихся у них традициях общества потребления дело, а заодно в иных, более высоких, стандартах качества жизни, то ли в искреннем стремлении создать для героев в буквальном смысле материальный комфорт, помимо душевного (тогда как у нас “не хлебом единым”, поцеловались - и ладно) - а может, и в том, и в другом. Как бы там ни было, но дотошности в этих вещах, как и в детальных описаниях гардероба Китнисс, титании522 не занимать. (Отсюда и более чем недетский объем. Впереди еще сорок глав). Согласны?

========== Глава 9: Книга Памяти ==========

Готовить рыбу мы с Питом взялись только на следующий день. Мы так вымотались после нашего побега в лес, что едва нашли в себе силы, чтобы принять душ и завалиться в постель. Я провалилась в сон так глубоко, что мне даже поначалу ничего не снилось. Но потом я все-таки проснулась от собственных криков, трясясь в объятьях Пита, и мне казалось, что весь солнечный свет в мире не сможет прогнать мои кошмары. И мне пришлось признать, что, несмотря на это, я должна жить дальше. Я прижималась к Питу, пока не восстановила дыхание и не смогла снова забыться тревожным сном.

Несмотря на ночные кошмары, наши дни проходили мирно. Пит принес мою сумку с одеждой в спальню и поставил ее возле кровати. Потом, даже не глядя мне в глаза, он освободил несколько ящиков высокого комода, а потом направился в свою гардеробную, тоже поражавшее своими размерами, как и моя, и сдвинул все висевшее на одной из двух длинных перекладин, а кое-что перевесил на противоположенную сторону. Потом он тяжело потопал в ванную и как следует похозяйничал в настенном шкафчике над той раковиной, что была ближе к двери, переложив все, что там было во второй шкафчик, даже не пытаясь все рассортировать, что было для него, такого всегда супер-организованного, совершенно нетипично. Покончив со всем этим, он подошел и подарил мне долгий-предолгий поцелуй, и как следует меня обнял. Мне было ясно что он счастлив, но старается не смести меня в порыве своих чувств. Не говоря больше ни слова, он развернулся и вышел, давая мне возможность спокойно разложить свои вещи.

Вскоре прибыли посылки из Капитолия. Когда Пит собрался на станцию, чтобы их забрать, я с удивлением увидела, что он одолжил для этих целей небольшой грузовик. Помимо обычной в таких случаях коробки с баночками, на этот раз прибыл и дополнительный большой контейнер. Баночки, кстати, были нужды для того, чтобы делать закатки из даров нашего сада и огорода. Пит щедро делился урожаем с Сальной Сэй и всегда старался убедиться, что и у Хеймитча есть чем питаться.Он постоянно пек, снабжая нас хлебом и разными вкусностями. И я уже не раз заставала его с тоской смотрящим в сторону центра города, и всякий раз задавалась вопросом: как долго он сможет держаться, прежде чем все же предпримет столь невыносимый для него поход на место, где стояла пекарня его родителей.