Good Again (СИ)

Стояло сияющее летнее утро, на небе — ни облачка. Я решительно шла с вещами к дому Пита, не обращая внимание на расхристанного Хеймитча, который торчал на своем крыльце, пока не оказалось слишком поздно. Он определенно не спал всю ночь — как обычно —, а сейчас как раз собирался отправиться на боковую. Наш ментор не любил спать по ночам, такой вот приятный подарок его давнишних Игр. Жалость к нему толкнула меня в грудь прежде, чем я съежилась от смущения, когда поняла, как я сама смотрюсь со стороны — ведь моя сумка и то, куда я направлялась, были более чем красноречивы.

— Отличная стратегия, солнышко. Собираешься вселиться к мальчишке, я погляжу? — он нетрезво хохотнул, очевидно, уже крепко нализался, чтобы вырубиться на несколько часов.

— Заглохни, — сказала я ему просто, больше по привычке вечно ему грубить, чем из-за реального раздражения. А памятуя то, что сказала Доктор Аврелий, я добавила еще, — загляну к тебе, когда проспишься. Мне с тобой надо поговорить, — и ушла.

— Ух ты, приятно было с тобой поболтать, — пробормотал он, все еще посмеиваясь, и на неверных ногах шагнул в дом, чтобы, без сомнения, доползти до дивана и тут же захрапеть.

А я вошла в дом, стараясь не шуметь. Поднялась на второй этаж и заглянула в спальню. Он все еще крепко спал, взъерошенные светлые патлы торчали во все стороны. Мне пришлось побороться с искушением как следует их пригладить. Тихонько убравшись восвояси, на кухню, я закрыла за собой дверь и поставила чайник на огонь. Отрезав пару кусков пышного хлеба, предусмотрительно завернутого в тряпицу и убранного в хлебницу, положила его на сковороду. Еще я отыскала масленку и баночку меда, чтобы сделать тосты еще вкуснее. В голове у меня творилось нечто невообразимое, я и не доверяла себе настолько, чтобы готовить сейчас что-то посущественней. Когда же мой чайник вскипел, а тосты поджарились, я уселась за стол и сделала большой глоток обжигающей черной сладкой жидкости — в чай я тоже добавила мед, не в силах искать ещё и сахарницу. Мне не удавалось выбросить из головы то, что Доктор Аврелий сказал о Пите и его состоянии. Как это возможно — пребывать в состоянии непрерывного кошмара по нескольку дней? И как можно после этого остаться в своем уме? Мое восхищение силой духа Пита возросло многократно, тысячекратно.

А что, если он помнит то, что я ему вчера говорила? Так ли уж это плохо, если помнит? Я едва смогла пережить потерю Прим, и что будет со мной, если и с Питом что-нибудь случится? Для меня такие вещи означали очень многое. Признание в том, как много он для меня значит, было для меня равнозначно обещанию, даже клятве, что я никогда больше его не покину. Однако, если быть честной с самой собой, признание в любви было просто формальностью по сравнению с тем, что я уже сделала. И меня можно было считать побежденной.

Продолжая жевать, я выглянула в окно и удивилась — до чего же сегодняшний день обещал быть чудесным. Ни намека на дождь, только жара и палящее солнце. Я тут же вообразила себе кроны деревьев, мелькающие над моей головой, и благословенную прохладу тенистого леса, всегда защищавшего меня от зноя. Я жаждала очутиться в одном благословенном месте, которое всегда было способно исцелить меня. В этот момент мне отчаянно, больше всего на свете, захотелось показать эту красоту Питу. Чтобы она заслонила для него ужасы прошлой ночи, ужасы многих и многих дней и ночей. Я еще немного подумала, и меня осенило. И я улыбнулась посетившей меня идее. Вскочив с места, я начала шарить по кухонным шкафчикам в поисках всего, что могло мне пригодится. Потом пошла в сад, нарвала там рукколы, надергала морковки и сельдерея, занесла их внутрь, отмыла от земли. Еще я взяла из кладовой кусок так сильно полюбившегося мне сыра и сушеного мяса, завернула их и положила в холодильник, собираясь забрать оттуда перед самым выходом. Я продолжала свои поиски в шкафчиках до тех пор, пока не наткнулась на две фляжки, которые наполнила водой, щедро разбавленной лимонным соком. Нарезав под конец еще один лимон и помидоры, я положила их в контейнер и тоже поместила в холод.

Найти то, что нужно было для рыбалки, оказалось несколько сложнее, но и здесь кухня Пита меня не подвела. Мне удалось обнаружить хороший моток тонкого шпагата для перевязывания выпечки, который, на мой взгляд, неплохо подходил для изготовления рыболовной сети. Уверенная, что червей мы накопаем и на берегу, я все же захватила немного хлебного мякиша, чтобы сделать наживку для карпа, если больше ничего ловиться не будет.

В качестве последнего штриха к моим приготовлениям я положила карандаш и бумаги в свою охотничью сумку. Раз уж я разбудила сегодня Доктора Аврелия ни свет ни заря, мне казалось правильным все же выполнить данное им домашнее задание.

Переделав все эти дела, я налила себе еще одну чашку чаю. Мед и масло я тоже не забыла. Прихватила на кухне скатерть и тканые салфетки, деревянную миску и разделочный нож. Как только я все закончила и начала ерзать от нетерпения, наверху раздался глухой стук, свидетельствующий о том, что Пит проснулся. Мне было слышно, как он шумно пытается пристегнуть свой протез, Я споро налила в чашку кипятку и ринулась вверх по лестнице, стараясь его не расплескать. Когда я вошла в спальню, Пит, уже вернувшийся из ванной, сидел на краешке кровати и тер все еще заспанное лицо. Он вскинул на меня глаза, и улыбка, которая появилась на его лице, была натянутой и смущенной.

О, нет, только не это, не смей этого стыдиться — промелькнула у меня яростная мысль.

Поставив чашку и блюдце на столик, я встала прямо перед ним. Он же смотрел на меня, стараясь оценить мою реакцию. Я не могла выносить этой его неуверенности, этого страха. И я его обняла, прижав его голову к груди. Руки Пита, после недолгого колебания, обвили мою талию, сначала осторожно, потом так, как будто от этого зависела его жизнь. И я позволила ему обнимать меня столько, сколько ему хотелось. Гладила его по волосам. Он, казалось, медленно и глубоко вдыхал мой запах, прижавшись носом к ложбинке между рёбер.

Еще несколько бесконечных мгновений спустя, я отстранилась, чтобы спросить:

— Как ты себя чувствуешь?

Он тряхнул головой.

- Так, как будто на меня приземлился планолет.

Я захихикала.

— Ты прошлой ночью немного неласково обошелся с самим собой, — я старалась выражаться мягко, не хотела, чтобы терзавшее его зло вернулось.

— Спасибо, — прошептал он.

Кивнув, я поцеловала его в лоб, скользнула пальцами по его лицу. И, помолчав, сказала:

- Пит, я хочу тебя сегодня кое-куда сводить.

Пит посмотрел на меня озадаченно, но все равно улыбнулся.

— Ладно, хотя у нас в Двенадцатом нынче не особо есть куда пойти.

— Это не в Двенадцатом, но не так уж далеко. Я хочу показать тебе озеро. Я уже все внизу приготовила. Научу тебя удить рыбу. Ты к этому готов?

— Уверена? Мне кажется, я так могу вторгнуться твое личное пространство.

Его беспокойство мне было понятно. Раньше я ходила в лес с одним лишь Гейлом. Когда-то это было тем, что нас связывало, как борьба за жизнь на арене связывала нас с Питом. Но теперь все было иначе. Лишь только эти дикие леса теперь могли загасить во мне искры безумия. Я слишком долго их избегала, горюя по Гейлу, отвергая таким образом одну из самых важных, краеугольных для меня вещей. Это была одни из немногих радостей, дарованных жизнью мне и Гейлу, которые я умудрилась пронести сквозь все эти ужасы нетронутой, незамутненной. Пит не являлся ей альтернативой, но он был чем-то большим, частью моей жизни, влияющей на все, чем я являлась. И мне пора было отделиться от моего прошлого и все расставить по своим местам.

- Пит, я знаю, что ты думаешь: что лес — это территория Китнисс и Гейла, — начала я, запинаясь. — Так оно и было когда-то. Но еще раньше это было место, куда я ходила с отцом. Тогда я и научилась быть такой, какая есть. Мой отец говорил, что меня назвали в честь стрелолиста**, растения со съедобными корнями: «Китнисс, пока ты можешь найти себя, ты не будешь голодать»- говаривал он. И знаешь, где произрастает стрелолист?