Старик и ящер (СИ)

Медленно, словно стряхивая с себя многолетний сон, поднялась из моря длинная шея. Узкая треугольная голова, венчавшая ее, и издавала эти протяжные вопли, над поверхностью воды звучавшие резко и страшно.

– Владыка Небесный Отец, защити и охрани нас, – отчетливо услышал ящер слова бородача.

С необыкновенной скоростью голова морского чудища опустилась и ударила в палубу, словно гигантский молот. Судно раскололось посередине, будто игрушечное, ящер и несколько моряков скатились к разлому.

– Выше! Поднимайтесь выше! – кричал бородач. Он не заметил головы второго дракона, приближающейся сзади. Тварь схватила его в пасть, взметнула высоко над водой и в одно усилие проглотила. С трудом пытаясь взобраться на корму по скользкой палубе, ящер принял свой настоящий облик и, оставив внизу гибнущее судно, взмыл в воздух.

Морские змеи, отвлеченные чудесным преображением, следили за ним, не решаясь наброситься. Носясь между их головами, ящер кричал:

– Я слышал, вы храните Синюю звезду в морской пучине, куда добраться не под силу ни зверю, ни человеку! Где она? Скажите мне, где она!

Жуткий, режущий слух голос отвечал ему:

– Мы рождены в утробе воды и соли, там же рождена Синяя звезда. Ни человек, ни зверь, ни божество, ни дух, никакая сила, будь она хоть трижды велика, не вынет Звезду из ее колыбели.

– Где ее колыбель? – в ярости заревел ящер.

– Звезда лежит глубоко на дне в пасти Матери всех змей. Кольца ее могут обвить земной шар одиннадцать раз, яда ее хватит, чтобы одиннадцать раз убить все живое на земле!

– Где же лежит Матерь всех змей?

Голоса водных чудовищ внезапно сделались тише и глуше, длинные шеи приближались к ящеру.

– Ниже-ниже-ниже… – шептали они. – Там-там-там…

Не дожидаясь, пока их кольцо сомкнется, ящер нырнул в воду. Треугольные головы потянулись было за ним, но он несся как стрела и вскоре оказался глубоко под поверхностью моря. Здесь ящер, однако, остановился. Воздуха в легких почти не осталось, толща воды, нависающая над ним, давила, словно скала. Вспомнив обличье своих преследователей, ящер превратился в морского дракона. Тело его вытянулось, лишившись конечностей, вдоль спины вырос перепончатый гребень на тонких отростках позвонков. Грудь перестало давить, водная толща над головой теперь весила не больше перышка, а бездна, лежащая внизу, казалась легко преодолимой. Лишь одного не мог ящер скрыть, какой бы облик ни принял: вдоль хребта его тянулась железная полоса, и морские твари легко распознали бы по ней чужака.

Боясь потерять время, ящер нырнул глубже – в самое сердце моря, где даже теплое течение Атурови не было властно. Вокруг становилось все темнее, в конце концов, тьма сгустилась настолько, что глаза стали бесполезны. Ящер не чувствовал пространства, ему казалось, он застыл в бесконечной черноте, густой, как расплавленный камень. С трудом понимая, где дно и где поверхность, он продолжал плыть, изгибая, словно змея, свое длинное тело.

Вдруг слабый свет коснулся его глаз. Возможно, то была поверхность, ошибочно принятая за дно, но ящер не остановился, радуясь маяку, каким бы тот ни был. Свет разливался все шире и горел все ярче и вскоре превратился в уходящие одно в другое сияющие кольца. Но это белое свечение вовсе не резало глаз: оно мягко лилось вокруг, будто солнечные лучи, и ящер без страха приближался к нему.

Вскоре он увидел и то, что испускало свет. Это была змея – такая громадная, что голова ее лежала на пирамиде свернутых колец, уходящих далеко в морскую глубь. Чешуя чудовищной твари мягко сияла. Очевидно, это и была Матерь всех змей.

– Приветствую тебя, славная госпожа, – осторожно произнес ящер. – Я преодолел долгий путь, чтобы тебя увидеть.

Его облик не мог обмануть морских драконов, и Матерь змей он тем более не ввел бы в заблуждение. Гигантская змея подняла голову. Глаза у нее были золотые, с узкими черными зрачками.

– Я слышал, ты хранишь в пасти Синюю звезду, могущую справиться с любым недобрым колдовством, – продолжал ящер, надеясь вызвать чудище на разговор. Но змея то ли не умела говорить, то ли не желала. – Я хочу забрать ее! – произнес он, надеясь, что хотя бы эта дерзкая угроза заставит ее распахнуть пасть.

Но змея молчала, мерно покачивая головой, будто не понимала ни слова из его речи. Вода над ним заволновалась – то приближались его преследователи. В отчаянии ящер не придумал ничего лучше, чем метнуться к Матери всех змей и что было силы вонзить зубы в ее загривок.

Тварь взвилась как ошпаренная. Вернее сказать, взвилась только ее голова, но и того было довольно. Змея шипела, плевалась и кусала воздух возле обидчика, не в силах достать его или хотя бы сбросить. Всякий раз, когда она разевала пасть, ящер видел возле трубки дыхательного горла крупный синий камень с неровными гранями. Он не светился, как сапфир из дома Норгона, но отчего-то ящер не сомневался, что видит перед собой настоящую Синюю звезду. Чувствуя, что силы оставляют его, он дождался, когда змеиная царица вновь распахнет пасть, выпустил ее шею и нырнул меж ядовитых клыков в самую сердцевину красного цветка. Будто целуя возлюбленную, ящер схватил языком синий камень и выдернул голову раньше, чем Матерь змей успела ее откусить. Ядовитый клык пронзил его надбровье, и кровь залила глаз. Ящер метнулся вверх, к воздуху и свету, но над ложем змеиной царицы его уже ждали морские драконы.

Они набросились разом, распахнув пасти, без труда поняв, что не их сородич, а наглый чужак забрал сокровище. Пятеро чудищ вцепились в его тело с разных сторон и тащили на дно. Чуждый облик сходил с ящера, будто старая кожа, все меньше в нем оставалось сил, дабы поддерживать чары. Преследователи тянули его вниз, обратно в логово белой змеи, которая уже распахнула пустую пасть, ожидая, когда вернется в нее Синяя звезда вместе с дерзким пришельцем. Кровь из его ран растворялась в воде, и Матерь змей, чуя ее запах, возбужденно шипела.

Поняв, что морские чудища разорвут его в клочья, если он немедленно что-нибудь не измыслит, ящер рванулся из последних сил и попытался воссоздать в голове образ гигантского дракона величиной никак не меньше скалы, под которой он давеча ночевал. Ящер не заботился о том, удержит ли тушу такого размера океан или утянет навсегда в свои глубины. Тело его вновь начало преображаться, и он крепче зажал Звезду под языком, дабы не потерять ее во время превращения. Морские змеи отпустили его: их зубы не могли пронзить чешую, что была прочнее камня. Ящер метнулся к поверхности, загребая крыльями, словно огромными веслами. Сила этих движений все быстрее выталкивала его из воды, куда стремился утянуть вес и преследователи, до сих пор плывущие за ним. У самой границы моря, увидев тусклое солнце, ящер сбросил облик гигантского дракона и взмыл в воздух. Длинные шеи вытянулись следом, но морские твари не умели летать. Поднявшись достаточно высоко, чтобы не попасться им на зуб, ящер направился на восток, где, как он помнил, находилась суша. Судна искателей удачи не было видно: похоже, им повезло меньше, чем их невольному спутнику, и всех, кто был на корабле, морские змеи утащили в океан и сожрали.

Сонная одурь все больше охватывала беглеца. Кровь из рассеченного надбровья продолжала течь, и правое веко почти не поднималось. Лишь знание о том, что вскоре на востоке должна показаться суша, удерживало ящера в воздухе.

Он достиг берега на закате. При виде твердой земли силы тут же изменили ему и, не сложив крыльев, ящер рухнул под скалу. Кровь из его ран давно вытекла, лишь порез, оставленный клыком змеи, продолжал вяло кровоточить. На берегу, в некотором отдалении от ящера, лежал человек. Беличьего плаща на нем уже не было, но ящер узнал усатого моряка, что не хотел брать крошку-огнееда в плавание. Тело его было разворочено, в животе зияла кровавая дыра. Над этой дырой и склонилось дымчато-серое пушистое существо размером с крупную собаку. Застывшим взглядом ящер смотрел на его трапезу, пока существо не подняло голову и он не узнал давешнюю кошку, что в селении на Медном берегу поведала о замысле племени.