Don't burn out (СИ)

Ночь была нема. Или это Гарри внезапно оглох? Ни звука не существовало вокруг них. Только воздух в саду дрожал, точно вода во всколыхнувшемся пруду. Подросток взглянул демону в глаза и вместо чернеющих провалов преисподней увидел родной голубой. Луи бесшумно подошёл, и его крылья мерно покачивались в такт шагам. Несмотря на состояние полного изнеможения болью, на грани смерти, Гарри всё равно оказался заворожен этим зрелищем. И только прикосновение губ — уверенное, властное, вернуло его из мира грёз к реальности.

Поцелуй Луи не был похож на прощание. В него демон вложил обещание. Выжег его внутри Гарри клятвой, что старше Вселенной. Этот поцелуй был, словно отголосок того важного поцелуя в лесу, словно его отзеркаленная версия. Когда же он закончился, и демон отстранился, голубых глаз больше не существовало. Тьма вернулась.

Тишина вокруг перестала быть тишиной. В ней возникли какие-то звуки, какой-то шум — тот самый, что много раз Гарри слышал в своих кошмарах. Явь теперь слишком походила на сон: вокруг пахло сгоревшей плотью и серой, мускусным запахом секса и металлическим привкусом крови. Звук нарастал.

Ад приближался. Гарри с трудом удалось улыбнуться, и когда уголки его губ наконец дрогнули в этом простом, но сейчас почти невыполнимом движении, он почувствовал влагу на лице. Гарри плакал.

Не потому что боялся смерти. К мысли о ней он привык за прожитые после сделки годы. Он плакал потому что за чёрными глазами демона был тот, кого он полюбил. Даже если Луи был всего лишь маской, всего лишь способом соблазнить, Гарри чувствовал в себе любовь к нему. И именно ей был обязан слезами.

Земля под ним задымилась. Её края проваливались вниз, а сочная весенняя трава вспыхнула, подобно соломе. В разрастающейся яме Гарри увидел никогда не гаснущее пламя и в ужасе зажмурился. Его сердце отчаянно застучало, и страх скрутил каждую клетку тела, превратив подростка в один сплошной оголённый нерв.

Мерзкий запах ударил в нос, вызвав рвотные спазмы, но в желудке было пусто. Пахло обожжённой плотью, сгоревшими волосами. Пахло трупами. Гарри затрясся, забился глубже в деревянный шезлонг, но уже ничто не могло спасти его от приближающегося ада.

Прикосновения множества рук к его коже вырвали крик полный ужаса. Гарри распахнул глаза и заметался в страхе: обожжённые, буро-розовые руки тянулись к нему отовсюду из под земли. Их касания, липкие от крови и поплавившейся плоти свели его с ума, лишив последних крупиц самообладания. Гарри всё кричал, срывая голос, а внутри был лишь ужас.

Но всё прекратилось ещё быстрее, чем началось. Один миг ледяной пустоты в груди, когда мерзкие руки тянули вниз, и кричащего без остановки Гарри поглотил огонь. Боль бесчисленного множества сладких грехов заполнила его тело и поработила душу.

Луи улыбнулся краем губ, осматривая выженный пятачок земли, поднял разбросанную вокруг одежду и неслышно растворился во тьме.

И только ночь продолжала шептать им вслед навсегда, навсегда, навсегда…

========== Эпилог ==========

Тусклый свет кладбищенских фонарей едва рассеивал мрак, не достигая самых дальних уголков, отчего в этой части кладбища царила тьма. Надпись на надгробии было невозможно различить, но сутулой фигуре с трясущимися в рыдании плечами не нужно было видеть буквы, чтобы знать кто закопан в земле. Вернее, должен был быть закопан.

Чем дальше продвигалась минутная стрелка на наручных часах позднего посетителя, тем темнее становилась ночь, всё кладбище — страшнее, а сами фонари — жалкими и бессильными. Густая, сплошная тьма наполняла пространство, как будто даже твёрдая. В этой тьме не было слышно посторонних звуков, лишь тихий безутешный плач, задушенный приложенным ко рту рукавом кофты.

Мальчик, что застыл над свежей могилой, не чувствовал ночной прохлады. Его ноги не подкашивались от усталости. Глаза не болели от беспрерывных слёз. Страшная потеря высосала все силы, лишила эмоций и физических ощущений. Теперь внутри осталась лишь горечь утраты, и именно она выплёскивалась в ночь горячими слезами.

— Тебя там даже нет, Эйч, — упрекнул надтреснутый голос холодное надгробие. — Так где же ты?

Поодаль, в самом сердце этой сплошной густой тьмы что-то закопошилось, но мальчик не видел. Он продолжал говорить с могилой.

— Они говорят, что ты мёртв, говорят жить и двигаться дальше, — холодными пальцами подросток пытался утереть текущие по щекам беспрерывным потоком солёные слёзы. — Могила ещё свежая, даже трава не выросла.

Он упал на колени в грязную землю, мокрыми пальцами сжал её маслянистые комья в кулаках, будто это могло бы сделать его ближе к мёртвому другу.

— Как, ради всего святого, я могу жить дальше или двигаться вперёд, когда на твоей могиле ещё не выросла трава?! — закричал мальчик.

Крик полный боли сошёл на нет, захлебнулся в собственной горечи. Найл сжал раскалывающуюся голову в ладонях, пачкая светлые волосы грязной землёй. Вокруг ярких когда-то глаз залегли глубокие тени. Под ресницами нарисовались окантовкой печали морщины.

— Это даже смешно, что ты пришёл сюда со своим горем, — вдруг засмеялась тьма.

Мальчик на коленях не вздрогнул, но слёзы высохли на покрывшихся румянцем злости щеках. Он совершенно точно знал, что рано или поздно встретит здесь того, кого считал повинным в своей утрате. Врага.

— Знаешь, — продолжила тьма, — ведь многие из тех, кто лежит в сырой земле не нуждаются в чужих слезах. Они ускользнули от боли и страданий, царящих вокруг. И только другим, кому-то вроде тебя, приходится так несладко.

Налетевший ветер разогнал облака, будто намереваясь осветить этот участок кладбища серебристым светом Луны. Слабое сияние едва достигло могилы, скрытой под раскидистыми ветвями деревьев, но тьма обрела силуэт. Мальчик разглядел высокого мужчину за холодным надгробием лучшего друга.

— Ты совсем не удивлён, как погляжу.

В голосе демона всё так же искрились нотки веселья, сдерживаемый смех журчал весенним ручейком. Найл сжал зубы, гася ярость, кипящую в крови.

— После того, как Гарри пропал, о Луи Томлинсоне магическим образом забыли: ни учителя, ни тренер, ни администрация школы понятия не имели, почему я был так уверен, что этот мальчик был моим одноклассником. Никто из взрослых его не знал.

Запыхавшись, Найл остановился. Слова давались с трудом: застревали в глотке, обжигали содержащейся внутри яростью и болью.

— Я не идиот, — выплюнул он. — Я понял, кто ты.

Мужчина засмеялся.

— Что же ты не понял раньше? — ехидно спросил демон.

Больно, прямо в цель попали эти едкие слова, как сгусток кислоты, проели и без того слабую защиту. Он вновь спрятал лицо в грязных ладонях, лишь бы сдержать слёзы, не показать всю степень отчаяния этому существу из другого мира.

А тьма улыбалась, скалила сверкающие белизной клыки, впитывая боль и гнев, впитывая это выворачивающее душу горе.

Демон приблизился к надгробию и коснулся тонкими, слишком длинными для человека пальцами камня. Лаская, он пробежался по едва заметным неровностям, прикрыл глаза от наслаждения, словно дотрагивался не до безжизненного куска камня, а до любовника.

Найл глубоко вдохнул, решаясь. Когда Гарри пропал, внезапно исчез, и никто не знал, куда делся мальчик, никто не мог найти концы, так ловко спрятанные во тьме, тогда для друга постепенно стали обретать смысл все рассказанные Стайлсом истории. Найл с ужасом обнаружил, что мир больше не был похож на простое и понятное место: он стал наполнен тёмными тайнами, грехами и дьявольскими существами, подобными Луи. Всё больше думая о случившемся, всё внимательнее сопоставляя рассказанные сновидения, Найл сложил картинку, понял истину, сокрытую в тени.

Он приходил на кладбище, ночь за ночью, не только скучая по лучшему другу. Он приходил в поисках встречи. И вот это существо, так перекрутившее их жизнь, отобравшее у Гарри сначала детство, а потом жизнь, возможно душу, явилось, будто на зов разодранной горечью души.

— Давай и мы заключим с тобой сделку, — не узнавая свой голос произнёс Найл, тот скрипел, будто несмазанный механизм. Задержанный воздух наполнил грудь огнём.