Телешоу «Научи меня любить» (СИ)

- Присмотритесь! – в буквальном смысле завопил Анжело, сам расположившийся на соседней от Мартина ветке и вооружившийся биноклем. – Гравировка, наконец, завершена! Теперь шкатулку отдают Макку, чтобы он самостоятельно поставил ее на надгробную полку!

Всё это Найтарусс также проделал, не выказывая ни единой эмоции.

- Бессердечный, – продолжала причитать старая телезрительница.

- Неблагодарный! – промелькнуло в голове многих телезрителей.

«Терпи», – сжимая зубы до боли в челюсти, мысленно приказал себе Найт.

- Извините, но тут к вашему сыну… посетитель, – пробормотал высокий санитар, заглянув в коридор и вяло улыбнувшись уставшей пухлой женщине, что уже неделю почти жила в психиатрической больнице. Растрепанная, не выспавшаяся, в несвежей одежде, замученная, похудевшая и постаревшая лет на десять, она лишь кивнула, даже не представляя, кто захочет повидаться с ее обезумевшим сыном. Человека, что появился перед ней через секунду, она ожидала увидеть меньше всего.

- Стэм, – еле выдавила Стефани Йот из себя, протянув в сторону парня дрожащую руку. Блондин поймал легкую ладошку, осторожно наклонился и поцеловал шершавую поверхность.

- Вечер добрый, – улыбнулся он как всегда очаровательно, выглядя чуть бледнее обычного.

- Боже, мальчик мой, что ты здесь делаешь?!

- Да вот решил посетить нашего оболтуса, – хмыкнул полицейский, осторожно усаживаясь рядом с матерью Эгона.

- Но как же твоя рана?

- А что рана… Пулю вытащили, жизненно важные органы не задеты. Жить буду. Ходить, конечно, пока не желательно, швы якобы могут разойтись. Но если учесть, что штопал меня наш патологоанатом – даже не спрашивайте почему, – боюсь, вместо раны у меня теперь броня, – рассмеялся было Тараби, правда, тут же поморщился, невольно касаясь живота.

- Ох… Ты проделал такой путь… Поверь мне, я очень тебе благодарна. А если учесть, что натворил Эгон, я вообще…

- А что он натворил? – как ни в чем не бывало, поинтересовался Стэм.

- Как что? – женщина закусила нижнюю губу. – Неужели ты не знаешь?

- Я знаю лишь то, что ваш сын испугался за меня настолько, что вышел из себя и пережил легкий нервный срыв. Что он ради меня был готов порвать всех вокруг на тряпки. А что знаете вы?

- Я… – женщина всхлипнула. Еще пару мгновений она старалась держать себя в руках, но эмоции рвались наружу, и контролировать она их больше не могла. Недельное напряжение дошло до своего пика, и мать Эгона разрыдалась в голос. – Стэм! – воскликнула она, преклоняя перед блондином голову. – Я… Я благодарна тебе за эти слова! Спасибо тебе!

- Разве я сказал что-то особенное? – удивился парень, приобнимая женщину за плечи и начиная гладить ее по голове. – Поплачьте, вам станет легче. И никого не слушайте. Кто-то скажет, что Эгон убил трех полицейских, а еще восемь отправил в больницу с многочисленными переломами. Кто-то скажет, что он спятил и позабыл обо мне, из-за чего я чуть не погиб от потери крови. Но вы им не верьте. Ведь никого из них там не было. А я был и видел все произошедшее. Ваш сын, как и любой представитель третьего поколения, действительно съехал с катушек и натворил дел. Но все это произошло не по его, а по моей вине. Это я позволил себя подстрелить. Я напугал Эгона настолько, что он перестал контролировать себя. Я же виноват в его теперешнем состоянии и хочу исправить это, – проговорил парень, смахивая слезы женщины с ее щек.

- Не надо, Стэм. Прошу, не надо брать на себя ответственность за все произошедшее.

- Но если не я, то кто? Вот увидите, я заставлю Эгона прийти в себя.

- Он заперт. К нему никого не пускают. Даже меня. Единственное, что я могу, это следить за ним в маленькое окошко в двери, – проговорила женщина, явно смущенная внезапным срывом.

- Об этом можете не беспокоиться, – широко улыбнулся Стэм, касаясь небольшого микрофона, что был вставлен ему в ухо. – Мик, что там с камерами? – обратился он к незримому собеседнику.

«Всё отлично, я зациклил видео, так что можешь спокойно заходить. Никто ничего не прознает, если только не захочет заглянуть в окошко в двери…»

- Отлично, – кивнул Стэм и вновь взял женщину за руки. – У меня будет к Вам просьба. Что бы ни случилось, не смотрите в окно. Хорошо?

- Да, я поняла, – кивнула женщина, и не думая мучать Тараби лишними расспросами.

- И если кто-то пойдет мимо, пожалуйста, постарайтесь сделать все возможное, чтобы не позволить взглянуть в окно и ему. Мы договорились?

- Да, я сделаю всё возможное, – согласилась женщина. – Но Стэм, ты уверен, что это для тебя не опасно? Эгон… Он ведь… Неуправляем… – женщина вновь сорвалась и заплакала. – Он ведь сейчас не в себе и может тебя покалечить!

- Не может, – улыбнулся блондин, вытаскивая из кармана отмычку и приближаясь к неприступной двери палаты.

- Репортаж неплох, – вздохнул Анжело, не выглядя человеком, который доволен проделанной работой. – Но в нем чего-то не хватает.

«Не хватает?» – Мартин недоуменно воззрился на журналиста.

- Да, когда я смотрю на Макка, я чувствую подсознательную неприязнь, но не могу понять, почему, – признался тот, все еще всматриваясь в бинокль.

«Все потому, что Найтарусс не ведет себя на публике так, как делает большинство звезд. Он не показывает своих эмоций, скрывая их за наигранным равнодушием…»

- Быть может, все из-за прически? Согласись, выбритые виски не очень-то подходят к строгому костюму.

«Толпа желает слез, эмоций, вспышек гнева. А он остается непоколебим…»

- Но выглядит он все равно эффектно. Поражаюсь этим его умением преподнести себя во всей красе, если ты понимаешь, о чем я!

«Он не из тех людей, что демонстрируют свои слабости кому попало. Могу лишь надеяться, что в его жизни еще остался человек, которому он может довериться и показать свои слезы…»

- Марти, ты вообще меня слушаешь? – возмутился Анжело, хватая оператора за плечо и начиная его тормошить.

«Я-то тебя слушаю, а вот ты меня – не очень…»

- Что еще за обвинительный взгляд? Ммм? Думаешь, я бессердечный? Думаешь, так же, как и остальные, желаю хлеба и зрелищ и потому возмущен спокойствием Макка? Правильно думаешь! – фыркнул Анжело, убирая бинокль в рюкзак. – Я же журналист. И мне необходим достойный общества материал со слезами, соплями и вселенской скорбью. Никому не понравится гордец, демонстрирующий терпение и сдержанность. Посмотри на него, Марти. Он убит горем. Он потерял самого дорогого человека на всем белом свете. И он стоит там, держит в руках останки матери и не теряет лица. Страшно подумать, сколько сил ему на это требуется. Слишком достойно для жителя этого города. Невольно кажется, будто бы он сильнее тебя. Уверенней тебя. Выше тебя. И это бесит. Бесит, в первую очередь, телезрителей. Вот о чем я говорю, Марти. А что думаешь ты?

«Я думаю, что нам пора возвращаться. Дома ждут куда более важные дела»

- Тоже верно, – усмехнулся блондин, ловко спускаясь с дерева вниз. – Нам надо доказать, что не только Найтарусс Макк знает себе цену!

Стэм без проблем взломал древний замок в палату больного, но открывать ее не торопился. Сперва он заглянул в окошко и взглядом отыскал свернувшегося в калачик Эгона, что забился в дальний угол комнаты. Посчитав, что даже если Йот внезапно выйдет из-под контроля, вырваться из палаты он не успеет, парень осторожно приоткрыл дверь, юркнул в помещение и тут же с помощью отмычки запер ее за собой, лишая себя возможности убежать.

- Что ж, Эгон. Этот день когда-то должен был настать, не так ли? – тихо проговорил парень, взирая на вздрогнувший комок. – День, когда мы, наконец, расставим все точки над нашими непростыми отношениями.

Парень приподнял голову и уставился на Стэма безумными, ничего не видящими глазами.

- Ты же в курсе, что я тебя терпеть не могу?

Больной, облаченный в желтую застиранную рубашку с длиннющими рукавами, что на спине стягивались толстыми черными ремнями, медленно поднялся на ноги и не хуже дикого зверя вжался в стену, готовый к резкому нападению.