Узелки на шерстяной нити (СИ)

- А где же… - повернулся он к Бен-Тальмону.

- А вот и последний, - с легкой улыбкой старик-еврей показал на заклубившийся в полуразрушенной въездной арке туман.

- Херн пришел… - зашелестело по двору. Но вместо рогатого бога из тумана выступил пожилой человек с полуседыми космами, обрамляющими суровое морщинистое лицо, продубленное и потемневшее на солнце и ветру.

- Эгберт… - выдохнул барон де Беллем, делая шаг навстречу.

========== Круг замыкается ==========

Сефер-Йецира видит все, подумалось Йегуди Бен-Тальмону. Все и всех, вглубь, до мельчайших движений души, которые и самому-то человеку иной раз не ведомы. Разум бывает слепцом, и порой только душа может привести туда, куда должно. Если просить Сефер-Йецира о помощи – ей нужно довериться целиком и полностью. Так сделал этот гордый барон, некогда вступивший за грань неведомого в поисках высшего знания – и понявший, что не в высшем Знании лежит то, чего жаждет душа его. Так сделал когда-то он сам… Когда-то, увидев в сложившихся в тот день письменах судьбу свою, своей дочери – и этого молодого христианина. Когда они возвращались в дом свой после разговора у шерифа Ноттингема, встреченный на узких улочках еврейского квартала знакомый всплеснул руками, узнав, что Иегуди был у шерифа вместе с дочерью. Для чего, вопрошал взгляд знакомого, для чего, Иегуди Бен-Тальмон, взял ты с собою дочь свою? Или хотел ты смягчить сердце этого нового Навуходоносора, который управляет Ноттингемом?

Не всегда хватало ему мудрости доверять Сефер-Йецира, порой он отчаивался, порой роптал, пором был готов проклять ту грозную безликую силу, которой доверился. Особенно когда видел те ужасные сны – в них его дочь ехала через лес и на перекрестке, на очень важном, единственно важном для нее перекрестке сворачивала. Она сворачивала не туда, куда нужно, был уверен Бен-Тальмон. И пробуждение он встречал мольбой, чтобы сон этот не был правдив – а если уж он правдив, то чтобы у Сары достало сил и мудрости вернуться. Вернуться и выбрать верно.

Он смотрел на дочь и того, кто был сейчас с ней рядом, кто так тревожился и радовался за нее. Все правильно, шептал какой-то тихий и ласковый голос, очень похожий на голос Ривы, его давно умершей жены, матери Сары. Все правильно.

Бен-Тальмон взглянул на Беллема, словно разом позабывшего обо всем – о том, что барон, что норманн, что бесплотен, в конце концов, - и бросившегося навстречу старому саксу, духу здешних лесов. Все правильно. Сефер-Йецира знает, что делает.

- Зачем тебе книга, Беллем? – резкий голос Херна словно разбил хрупкое радужное стеклышко, и реальность вернулась к барону.

- Чтобы, наконец, одолеть тебя!

- Тебе меня не одолеть. Ты чужой на этих землях, ты чужой в этих холмах, - зловеще протянул Херн. – Тебе меня не…

- Для чего вы упираетесь? – прервал его Бен-Тальмон. Беллем свирепо обернулся на старика, и Херн один в один отобразил взгляд барона.

А разбойники подались вперед.

- Проклятые норманны! – прошипел Скарлетт, переводя взгляд с Гая на Беллема.

- Заткнись! – с тем же поразительным единодушием в два голоса рявкнули Беллем и Херн. И даже Малыш Джон испуганно моргнул, когда Скарлетт вдруг застыл столбом, не в силах пошевелиться.

Бен-Тальмон улыбнулся.

- Зачем вы упираетесь? – повторил он. - Сефер-Йецира несет доверившихся ей, будто сильные крылья, она устраняет дыры в ткани Судьбы и помогает тем, кто имеет достаточно смелости и мудрости, чтобы положиться на ее волю.

- Не тебе говорить это, старик, - мрачно пророкотал Херн. – Твоя дочь спуталась с врагом вашего народа – ты будешь утверждать, что и в этом благая воля твоей книги?

Куда делась мудрая отстраненность, таинственная властная и спокойная сила, которой раньше дышало все в его облике – был ли он с рогами или без. Робин едва узнавал своего хранителя и духовного отца. Откуда этот блеск в глазах, с которым Херн то и дело взглядывает на Беллема? Ярость Херна была сейчас какой-то совершенно безнадежной, больной и отчаянной. И это же отчаяние, как в зеркале, отражалось в лице Беллема – хотя барон изо всех сил старался казаться грозной и непоколебимой силой.

- Круг замкнулся, - отвечал Тальмон. Сейчас он обращался к Саре и Гаю так, словно кроме них во внутреннем дворе замка никого не было.

- Теперь я могу рассказать вам о нитке… - Тальмон хитро улыбнулся недоумению на лице Сары, - и о ее трех узелках.

И он рассказал о тоненькой ниточке, которая протянулась между ними, замеченной им давно – гораздо раньше его с Сарой визита к обиталище шерифа, - о том, что он много молился и много думал, прежде чем решиться положиться на волю книги Сефер-Йецира. И о том, что произошло потом, и о том, как ничего нельзя было уже остановить.

- Сефер-Йецира творит свое сквозь все смерти и рождения, - говорил Бен-Тальмон, следя за тем, как все более растерянными становятся лица у Сары и Гая.

- Ты ведь помнишь, с чего все началось, Сарочка? – спросил он дочь. Та была бледна как полотно, в темных глазах росло выражение ужаса по мере того, как она вспоминала…

- С того… С того что мне сказали, что ты… - Сара повернулась к Гаю, которому вдруг передался ее страх, - что ты погиб. На турнире.

- Я сражался с… - эхом откликнулся Гай, - с бароном де Сире.

- И погиб…

Гай кивнул. Сара несколько секунд, не отрываясь, смотрела на него, потом слегка прикоснулась к его руке, будто не до конца веря, что он тут… с ней. И что он жив и реален. Гай с почти тем же испугом в глазах стиснул ее пальцы – он вспомнил ночь, отделение «Эйр Франс» и маленькую девушку, накрывшую собой рюкзак с самодельной бомбой…

- Вам пора, дети мои, - мягко сказал Бен-Тальмон.

- Не выловив всех разбойников? – поднял брови Гай, радуясь возможности уйти ото всего, что они с Сарой сейчас услыхали и вспомнили.

- Все должно идти своим чередом, - неожиданно серьезно ответила Сара. - Раз уж так оно было, что Робин Гуд разбойничал в Шервудском лесу – кто мы такие, чтобы это менять?

- Разбойничал? В прошлом? – Робин, который слушал все очень внимательно, тем не менее понимал происходящее все меньше и меньше.

- И все же, для чего тебе книга? – спросил Херн. Он тоже казался слегка растерянным, хотя Робин подозревал, что лесной дух видел и разумел происходящее гораздо лучше, чем он сам. – Для чего тебе книга, Саймон?

Имя барона в его устах прозвучало почти ласково. И Беллем неожиданно смутился. Он словно старательно подбирал слова, но потом безнадежно покачал головой.

- Уже неважно, Эгберт… - тихо сказал он. – Я просто вспомнил… тот переход к Дорилее. Помнишь? В пути к Святому граду.

Херн вздрогнул.

- Но что толку? – продолжал барон. – Что толку, Эгберт? Ты живой старый дурак, а я бестелесная нежить – и такой же старый дурак.

- Может, им не надо этого слышать? – Херн показал глазами на разбойников и Робина с Марион. Барон равнодушно махнул рукой.

- Сефер-Йецира знает лучше и сама решит, - улыбнулся Тальмон.

- Книга знать лучше, - повторил за Тальмоном Назир.

Марк шагнул к Саре и Гаю – его все эти чудесатости уже порядком утомили.

- Это все прекрасно, Дитрих, - начал он,- только почему я вдруг в двух экземплярах?

- Робин, неужели ты их отпустишь?! – раздался отчаянный вскрик Мача. Никто не видел, откуда у него в руках появился арбалет, никто не успел среагировать, когда рыжий разбойник взбросил его и, почти не целясь, с округлившимися безумными глазами выпустил болт в сторону Гая.

Марку казалось, что он в замедленной съемке видит движение Мача, вздергивание арбалета в его руках, то, как болт отделяется от изложья и летит… летит… И у Марка вполне достаточно времени, чтобы…

- Нейсс! Марк!!! – в два голоса вскрикнули Сара и Дитрих. Целую вечность, показалось им, Марк валился на землю с арбалетным болтом в груди - медленно, как срубленное дерево.

- Ну вот… теперь… хоть будет один… - с трудом шевеля губами прошептал Марк, силясь улыбнуться. Струйка крови выползла из уголка его рта, сбежала по бороде и затерялась в ней. Глаза широко раскрылись.