Узелки на шерстяной нити (СИ)

========== I. Работа над ошибками. Часть 1 ==========

Не хочется вставать. Не хочется выныривать из глубокой сновиденной бездны. Новый день, но все те же стены, заботы – дети, слуги, большой дом, требующий хозяйского глаза.

Первые дневные распоряжения – завтрак для мужа, завтрак для детей. Ворчание Аарона, которому пришлось ссудить деньгами нескольких участников сегодняшнего турнира. Ругань со служанкой, пришедшей с базара и потратившей слишком много.

Когда-то муж рискнул взять ее на турнир и она сидела в одной из нижних галерей (уж конечно, кто пустит евреев на привилегированные места!), блистая молодостью и богатством наряда…

Мимо, мимо… Молодость прошла, а с ее уходом муж перестал считать Сару достойной изысканных нарядов из дорогих тканей. Довольно с нее и простого льна и шерсти.

- Нечестивые рыцари! – ворчит Аарон, откусывая большой ломоть свежего хлеба. - Бог мой, поневоле будешь молиться о даровании им победы – а то сложит голову и получай потом долг с наследников.

Он замолчал, запивая хлеб медвяным напитком. Сара положила ему на тарелку несколько добрых ломтей сыра, и Аарон с чавканьем занялся ими.

- Прав был твой отец, не стоит иметь с ними дело, - пять лет назад старый Бен-Тальмон скончался, и зять с гневным удивлением узнал, что, помимо приданого, которое старик дал за старшей дочерью, у него после смерти двоих младших детей ничего не осталось. Кроме огромной каббалистической книги, которой Аарон не заинтересовался. Старинный фолиант был отправлен в чулан - всегда безропотно подчинявшаяся мужу Сара на сей раз решительно воспротивилась тому, чтобы Аарон просто продал книгу.

… - О, Яхве! Бог отцов наших, за что караешь своего верного раба? За что такое наказание на вот эту вот несчастную голову? Чем стану я кормить своих голодных детей, кто подаст мне хоть медный грош? – вернувшийся Аарон громогласно жаловался на судьбу, что уже вошло у него в привычку после малейших денежных потерь. Сара взглянула на безучастно сидящих за накрытым столом ее детей, на румяные щеки Ицхака и Рахили, мимоходом кинула взгляд в большое новое зеркало – на свою расплывшуюся обрюзгшую фигуру… Голод нам уж точно не грозит, подумала она с какою-то тоской.

- Сегодня сразу двое благородных рыцарей нашли смерть на ристалище, - продолжал Аарон с жалобными подвываниями. - О, Господь Исаака и Иакова, зачем ты лишил меня разума и я ссудил деньгами сразу их обоих?

Он аккуратно схватился за седеющие у висков волосы, чтобы не терять настроения и одновременно не навредить шевелюре.

- Если старый барон де Сире еще может вернуть долг сына, то этот второй… нищий… За что караешь, Господь Моисея, за что караешь меня безумием?

- Так кто погиб-то? – Саре быстро надоел этот очередной спектакль.

- Да вот я же и говорю тебе, жена – молодой Рауль де Сире и этот… как там его… Гай де Гисборн.

У Аарона была манера произносить имена всех норманнов на французский лад.

***

Весь оставшийся день прошел в каких-то хлопотах, неприятных и липких, будто моросящий бесконечный осенний дождь, которому нет конца-краю. Только зудело все на краю сознания, болело, свербело, как застрявшая заноза. Она умела выбрасывать из головы прошлое. И слова отца, когда он, после приезда их в Линкольн долго листал свою книгу – «Ты поступила как и должна была поступить, дочка. Но, возможно, ты сделала большую ошибку». И лесных «веселых ребят», и ту полянку, где она когда-то приговорила юного рыцаря к повешению, и то, как помиловал его ее отец. И самый облик рыцаря Сара давно уже не помнила. Только синие глаза часто снились ей.

- Сара, я тут умираю от головной боли, а ты все где-то ходишь. Таки принесут мне сегодня настойку? – послышался сварливый плачущий голос Аарона. Сара, очнувшись, поспешила в чулан.

Она всегда доставала лекарства, хранимые Аароном в большом количестве и на все случаи жизни, очень осторожно – иначе муж выходил из себя и нудежем способен был отравить жизнь всему дому.

И сейчас она была осторожна, снимая нужный флакончик, когда откуда-то с верхних полок послышался шорох и громадная книга спорхнула прямо на пол, взметнув тучу пыли. Сара от неожиданности попятилась, споткнулась о порог и едва не выронила флакончик с настойкой.

- Осторожно, ты все перебьешь, и я, и дети умрем без лекарств! – подошедший на шум Аарон смотрел на нее сейчас с плохо скрываемой неприязнью и раздражением.

После того, как муж угомонился и весь дом заснул, Сара на цыпочках вышла из спальни и спустилась к чулану. Книга лежала так, как ее и оставили – раскрытой где-то на середине. Сара острожно подняла ее и положила на стол. Огня она не зажигала – в окно светила полная луна, и все черные крупные буквы были отлично видны. В свете луны Сара бросила взгляд на свои руки – когда-то тонкие и белые пальцы, которыми она так гордилась, сейчас стали грубыми и какими-то крючковатыми. Ей уже за тридцать… старуха…

Никогда ранее ее не тянуло заглядывать в отцовскую книгу – она хорошо читала на иврите, но этот запретный плод никогда не был для нее сладок. Гораздо более сладким представлялось другое – не раз в своих мечтаньях Сара думала о том, что было бы, если бы на той полянке в ней не победило желание просто выбросить Гисборна из своей жизни. Он был помехой – раздражающей и чужеродной в стройном течении ее жизни.

И вот стройное течение превратилось в зловонное стоячее болото. Сара поежилась от доносящегося из спальни храпа и поскуливания Аарона. И тут взгляд ее упал на книжку – на развороте лежала толстая нитка с завязанными на ней узелками. Сара вспомнила слова отца – предсмертные, задыхающиеся: - «В книге есть кое-что… вернуть место, но не себя…» Аарон после смерти тестя перетряс всю книгу, думая найти там нечто потаенное и ценное, только что обложку не сорвал, но так ничего и не отыскал.

Сара взяла нитку в руки – та была теплой и словно живой. Не думая ни о чем, будто так и надо было, Сара распустила узелок, а потом завязала нитку на своем левом запястье.

И зажмурилась от хлестнувшего по глазам яркого света.

========== Часть 2 ==========

- Известное или неизвестное выбираешь ты? – голос, который услышала Сара, не принадлежал ни мужчине, ни женщине, и не был он ни старым, ни молодым.

От страха и волнения у Сары пересохло во рту, а горло сжалось.

- Известное, - прошептала она одними губами. И яркий слепящий белый свет превратился в обычный неяркий весенний денек.

Ей снова было семнадцать, и ее руки были снова белы и нежны. Полянка – такой знакомой она показалась сейчас Саре, как будто каждую травинку и каждый листик она изучала в снах с дотошностью лекаря.

Такими же знакомыми были суровые и насмешливые лица разбойников, которые окружали высокого светловолосого рыцаря, стоящего перед ней со связанными за спиной руками. На полянке не было ни ее отца и брата с сестрой, ни шерифа де Рено. Только она, пятеро разбойников и Гай из Гисборна.

И ее не спрашивали о том, как поступить с рыцарем. Молодой рыженький парнишка с вечной ухмылкой на лице старательно забрасывал на толстый сук пеньковую веревку с петлей на конце. И все с какой-то нечеловеческой состредоточенностью наблюдали за его усилиями. Все, кроме Гисборна – тот смотрел на Сару, не сводя глаз, не мигая. А у самой Сары сознание превратилось в вязкую студенистую массу, сквозь которую с трудом пробивались мысли.

Наконец парнишке удалось перебросить веревку через сук. С неестественной радостью, почти вприпрыжку, он отбежал к безмолвно ожидавшему под деревом бородатому сарацину и они вдвоем прикрутили конец веревки к нижней обломанной ветке.

- Ничего, уже недолго осталось, - успокаивающе проговорил Саре неуклюжий грубоватый парень с толстым носом и недельной щетиной на щеках.

Сару не оставляло ощущение нереальности – она до конца не могла поверить, что все происходит на самом деле, до тех пор, пока небритый детина не хлестнул коня, на которого посадили Гисборна с петлей на шее… И только в это мгновение Сара словно вспомнила, зачем она здесь, и истошно закричала: «Пощадите! Пощадите его!»