Нашествие гениев (СИ)

— Ну привет, — холодно бросила я, усевшись на стул рядом с его койкой, спиной к двери. Ионов не ответил, глядя в потолок. Что за игнор мирного народонаселения? Майл остался у двери, но недобрым взглядом сверлил этого деятеля, и было понятно: если граф Дракула (не путать с моим «предком» прозрачной наружности) вякнет что-то не то, он не поленится преодолеть два шага до койки и наглядно продемонстрировать вражине все, что он о нем думает.

— Хорош партизана корчить, — фыркнула я. — Объясни, что значили твои слова, и с какого перепоя ты все это устроил.

— Ты и так все знаешь, — безразлично ответил Ионов, продолжая сверлить взглядом потолок. Прямо буровая вышка! Но нефти ты там не найдешь, гражданчик…

— Нет, не знаю, — усмехнулась я. — Давай, вещай правду. Я же вижу, не нужна тебе была бумага Кисеки. И шинигами ты не ради нее призывал. Да и меня ты своим бойцом не ради всей этой байды сделал. Поясни.

Ионов молчал, а я, тяжко вздохнув, поняла, что так ничего не добьюсь, и тут мне в голову стукнула странная мысль.

— Слушай, помнишь замок Бран? — спросила я, и Ионов вздрогнул. — Мы тогда прямо как брат с сестрой были. А еще, помнится, когда я сбежала, а потом нашлась, ты сказал: «Успокоилась? Пойдем, ужин остынет». Знаешь, я ведь всегда хотела, чтобы меня понимали, а верхом «понимания» в моем понимании, пардон за тавтологию, является то, что человек в конфликтной ситуации, в которой виноваты мы оба, не станет орать: «Это твоя вина, идиотка», — как мой папенька; говорить: «Ну, прости, ну, я не прав», — как Колька; выяснять истину, которая, как известно, всегда на дне бутылки, как Васька; а поступит как Юля — сделает вид, что конфликта и не было, а сам просто протянет мне руку дружбы. Ты ведь ничем мне не навредил, кроме этих боев, хотя поводы были: сколько раз я говорила тебя дикие гадости. Вот и поясни, свет мой солнышко, с какого перепоя все это случилось и почему ты сейчас молчишь. Настала моя очередь протянуть тебе руку и спросить: «Успокоился? Давай поболтаем».

— Ты противоречишь сама себе, — усмехнулся Ионов. — Ведь ты не о погоде хочешь поговорить, а о том, почему возник конфликт.

— Не-а, — покачала головой я. — Я хочу поговорить о прошлом. О том, кто ты вообще такой, потому как чует мое сердце, не все так просто. Кто ты мне?

Повисла тишина. Ионов буравил пылким взором потолок и лихорадочно шевелил шариками в мозгу, Майл подпирал спиной стену у двери и напряженно вглядывался в Ионова, я же спокойно глядела на бывшего врага и думала, угадала я или нет.

— Замок Бран, Лёш. Почему ты меня так хотел туда отвезти, что аж моего папеньку подкупил? Что там такого было? Почему ты меня не в Египет повез, хотя я тебе о нем все уши прожужжала, когда посмотрела «Мумию», почему не повез меня в свой обожаемый Париж, к Собору Парижской Богоматери? Что в замке Бран особенного? Граф, да? В нем все дело?

— Хорошо, — сдался Ионов и закрыл на пару секунд глаза, а затем посмотрел-таки на меня. О, прогресс: потолок останется цел и невредим… В отличие от меня, кажись: вон как глазюками в мои гляделки впился — прямо клещ энцефалитный! — Я поясню. Когда я увидел, как тебя топили, — я вздрогнула и почувствовала, как на мои плечи легли теплые ладони. Спасибо, Майл… — я спас тебя, не думая о происходящем — просто вырубил того парня и вытащил тебя на берег. Тогда и появился тот уродливый карлик, Ватсон. Он провел какие-то манипуляции и очень удивился, когда услышал мой вопрос: «Ты кто?» Оказалось, простые смертные шинигами, равно как и их прислужников, видеть не способны, если те не концентрируют энергию, специально чтобы их увидели. Однако все оказалось не так просто: Ватсон связался с Графом и оказалось…

— Что ты мой дальний родич, — тяжко вздохнула я. Ладони Дживаса ободряюще сжались на моих плечах, и я едва заметно улыбнулась. Кажись, наши гении к этому выводу пришли еще до меня.

— Да, — кивнул Ионов, развеяв последние сомнения. — Оказалось, что из его рода осталось только двое наследников: я и ты. Причем наши ветви разошлись именно в Румынии, на служанке Влада Цепеша. Я был ошарашен тем, что мне рассказал Ватсон, однако я ему поверил: не поверить такому существу крайне сложно. Я тогда дико разозлился на того парня, который пытался тебя убить, ведь у меня никого не было — родители погибли в автокатастрофе, но им всегда было на меня плевать. Как и твоим на тебя. А потому я подумал, что если судьба случайно свела нас, то я могу наконец обрести то, о чем мечтал, — семью. Но Ватсон сказал, что на твою долю выпадет немало испытаний, так как ты потомок по «прямой» линии, и твоя кровь гораздо менее «разбавлена», чем моя, а потому твоя жизнь часто будет подвергаться опасности, и лишь став сильной, ты сможешь избежать фатальных последствий. Ватсон ушел, а я отвел этого парня на стройку и избил. Просто потому, что не мог позволить ему причинить тебе вред. Я прислал твоему дяде листовки с курсов самообороны, и он уговорил твою мать отдать тебя на дзюдо. Я же всю жизнь занимался кен-до и был безумно рад, когда узнал, что ты тоже выбрала этот вид боевых искусств. Все же мы куда больше похожи, чем ты думаешь. Сам я получил травму и возглавил бои на Арене, и тогда у меня появился план. Каждый раз, когда я видел, как ты вжимаешься в стену при первой опасности, я понимал, что тебе не защитить себя. Но ты преображалась, когда брала в руки оружие, и я подумал, что если ты будешь участвовать в моих боях, то станешь сильной. Тебя хранила Печать, и ты была отличным воином — вместе два этих фактора привели меня к выводу, что тебя не убьют. К тому же, я верил, что ты победишь. Просто верил. Плюс ты знаешь, что гонг не запрещает добивать противника, но если устроитель бросит под ноги бойцам черную розу, бой обязан остановиться в ту же секунду, и любой, кто нанесет хоть один удар, будет немедленно убит. Я планировал воспользоваться «правом вето» на бой, если тебя все же попытаются убить. Ты не знаешь, но когда тот человек кинулся на тебя, я и правда кинул розу. Однако он ее не увидел. Это заставило меня усомниться в том, что я способен таким образом защитить тебя, и я согласился отпустить тебя, потому что ты тогда не могла больше сражаться, а брат того бойца поклялся тебя убить. Тебя никогда у нас не любили, а то, что после случившегося я защитил тебя и сказал, что несмотря на розу, ты защищалась и потому не подлежишь наказанию, и роза, фактически, была брошена для него, а не для тебя, взбесил практически всех бойцов, и они пообещали брату того бойца, что если им выпадет шанс, они тебя убьют. Это моя вина, и я не буду оправдываться. Я отпустил тебя, но ты была слаба. Очень слаба. Ты стала бояться оружия — единственного, что могло сделать тебя сильной. А затем я узнал, что мой новый боец, Алексей Смертин, тебя ненавидит. Помнишь ту комнату? Я создал ее не потому, что был «преследователем», не потому, что влюбился в тебя, и не потому, что я просто псих. Даже не потому, что хотел напугать тебя, вовсе нет. Я приходил в эту комнату, чтобы успокоиться. Ведь хоть ты и ненавидела меня, в редкие минуты после боев ты искренне улыбалась мне, поддерживая меня, давая силы двигаться вперед. Ты была единственным родным мне человеком, и как бы странно это ни прозвучало, несмотря на нашу «вражду»…

— …мы отлично друг друга понимали, — усмехнулась я и получила такую же усмешку в ответ.

— Но однажды я зашел в ту комнату, — продолжил Ионов, — и увидел, что все фотографии испорчены. Их закрасили черным. Я люблю этот цвет. После встречи с Ватсоном я, можно сказать, немного на нем помешался, равно как и на мистике, да и на всем потустороннем вообще. Но в тот момент я готов был возненавидеть любимый цвет. И я сразу понял, кто это сделал. Смертин, больше было некому. Камеры слежения это подтвердили, а затем я узнал, что он планирует тебя убить. Проще всего было бы ликвидировать его самого, но я решил, что из всего надо извлекать выгоду, и из его ненависти к тебе тоже. Я решил, что поскольку в прошлый раз для твоей защиты Граф прислал Ватсона, то и в этот раз произойдет нечто подобное: он пришлет шинигами. Я надеялся убить двух зайцев одним махом: во-первых, связаться с Графом и попросить его усилить твою защиту или забрать то, что так тебя мучило — воспоминания о тех днях, которые искалечили твое сознание. А во-вторых, все же сделать тебя сильнее, заставив посмотреть своим страхам в лицо, показать тебе, что ты способна перебороть саму себя и остаться победителем. К тому же я узнал, что брат того бойца планировал в день годовщины его смерти напасть на тебя, и если бы ты боялась драться, он бы победил. Теперь не сможет.