Нашествие гениев (СИ)

Мы уселись ужинать, и я разлила по тарелкам айнтопф, заявив: «Это для Михаэля». Плескавица была подарена, ясен фиг, Майлу, жареная картошка, сопровождавшая ее, — Юле. Поставив на стол суши, я объявила: «Светлая память Ками несостоявшегося мира», — а Грелля фыркнула, сказав: «Не-а, он еще живой. Лучше это тоже будет для меня». Я согласилась и заявила, что салат «Сербский» даруется Риверу, однако Майл решил-таки его попробовать, пояснив, что в прошлый раз всерьез опасался за состояние своего желудка перед трудовым днем и потому не стал рисковать. Тоже мне, перестраховщик… Кстати, салат ему абсолютно не понравился, а вот Кэль, с подозрением косившийся на Ниара, увлеченно поглощавшего экзотическое блюдо за авторством укуренного повара, осмелился-таки стащить немного и, заявив: «Делись, Ниар!» (да-да, именно «Ниар», что удивительно) — присоединился к поеданию салата из одной с Зефирчиком тарелки. Юлька решила, что с нее и суши хватит, хотя поглядывала на салат с сожалением, однако моська Ниара, возмущенно глазевшего на нагло тырившего его добычу Кэля, несколько охлаждала ее желание присоединиться к объеданию Ватного Принца. Арийскому мафиози же на пылкие взоры человека, лишенного после побоища на Арене звания «Ваты», было глыбко начхать, и он продолжал свое благое, а для Ниара — как раз таки наоборот, начинание. Разлив чай и подав печенья, я усмехнулась, вспоминая первые дни пребывания у нас гениев, и выудила из шкафа трехлитровую банку одуванчикового варенья.

— Ты же хранила его для матери, — чуть удивленно заявил L.

— И что? — пожала плечами я. — Ты сам себя слышишь? «Хранила». Больше не храню. Есть люди, которые предают. Есть люди, которые не способны предать. К чему цепляться за память о тех, для кого ты не имеешь значения, когда есть те, кто способен подарить тебе улыбку и тепло?

L удивленно на меня воззрился, а затем уголки его губ дрогнули и явили миру слабое подобие улыбки.

— Так держать, L! — обрадовалась я и шандарахнула гения по сутулой спине. Бёздей фыркнул, а я вручила ему банку и заявила:

— Не ржи, брателло. L печеньки, а тебе — честь первым захомячить ложку одуванчикового варенья.

— Главное, не вспоминать «Вино из одуванчиков» Рэя Брэдбэри, — апатично заметил маньяк и выгрузил в тарелку нехилую часть банки.

— Поздно, батенька, уже вспомнил, — фыркнула Юля и тоже притырила немного сладости, остальное досталось L — все-таки Михаэль любил не все сладкое, а только шоколад, Майлу и Ниару же сладости вообще были до фонаря, как, в принципе, и мне, за некоторыми исключениями. Весело болтая, мы завершили трапезу, и Юля с тяжким вздохом сказала, что все же должна поговорить с Кирой, а заодно покормить его — он же у нас «военнопленный»… Все согласились, а я спросила подругу, сможет ли она спокойно пообщаться с предателем, в котором раньше души не чаяла.

— Смогу, — пожала плечами Грелля и, взяв суши и чай, ушла в зал.

POV Юли.

Так, ладно. Надо накормить этого шизика, он же военнопленный, а о них, раз уж не расстреляли, надо заботиться. И почему именно я? Самая левая, что ли? Хотя сама ж вызвалась, чего теперь ныть? Если кто из анимешных гавриков пойдет, еще хуже будет: даже Вата Киру прибить готов, и только L спокоен. Он вообще по жизни обкуренный, глючный и безразличный ко всему. По крайней мере, внешне. А вот в душе, думаю, он Ягамыча даже больше остальных ненавидит…

Взяв суши и чай, я потопала в зал. Кира сидел на диване, хмуро глядя в окно. Чего ты там ищешь, кошмар на улице Вязов наш ходячий? Свою совесть? Зря, ты ж ее убил, расчленил и сжег еще в детском саду. О, как раз один из трех признаков «Триады убийцы» — пиромания. Про энурез — не мое собачье дело, а вот жесткость к животным — даже не знаю. Рюук у тебя за домашнего барбоса был, а ты его пытал, яблоки ужуливая. Садизм? Еще какой!

Я уселась на диван справа от этого садиста-извращенца, мучителя блудных шинигами, и заявила безразличным тоном:

— Либо я тебя кормлю, либо ты остаешься голодный. Все равно руки не действуют.

— Остаюсь голодный, — безразлично ответил Ягами, отворачиваясь от меня к двери. О как. Игнор, пафосность, гордость? Ну да ничего, не хочешь есть — не надо. Проголодаешься — сам попросишь.

Я поставила тарелку на диван рядом с собой, кружка была отправлена на пол: мало ли, прольется? Ладно, попробую поговорить с ним, хоть и не охота…

— Слушай, вот чего тебе спокойно не живется, а? — спросила я вяло. — Ну был ты отличным студентом. Стало скучно — стал маньяком. Ожил — получил второй шанс! Ну, казалось бы, живи и радуйся! Фигу. Начал мутить фигню какую-то, чтоб опять маньяком стать. Лайт, ты ж гений, фиг ли ты на одни и те же грабли по нескольку раз наступаешь?

— «Одни и те же грабли»? — повторил Ягами язвительно. Странно, как он умудряется сохранить присутствие духа и всю свою пафосность в такой ситуации? — Не ты ли только месяц назад говорила, что моя идея очищения мира от преступности правильна? А теперь называешь это ошибкой. Я, по крайней мере, остаюсь верен самому себе и своим идеалам.

— Ой, да, конечно! — фыркнула я. — Знаешь, твои идеалы правильны в части «избавим мир от преступников», вот только это не изменит того факта, что не все средства хороши. Предательство — это то, к чему нельзя прибегать ни в коем случае.

— Кого же это я предал? — хитро усмехнулся Кира. — Вы мне не были ни друзьями, ни товарищами, ни даже коллегами. В чем же мое «предательство»? В том, что я не заплатил за аренду помещения? Изволь, могу оплатить.

— Да я к тебе хорошо относилась, а ты…

— А я тебе ничего не сделал, кстати, — хмыкнул этот изверг. — Я «предал», как ты выражаешься, только твою подругу, удар лег на нее. Тебе же я не сделал абсолютно ничего.

— Она моя подруга!

— И что? Ведь ты не пострадала, не находишь? А твоя подруга сразу позиционировала себя как мой враг.

Вот ведь оратор-философ! Из черного белое сделал и не подавился! Вот за это я софистику и не перевариваю: втюхают любой опиум для твоего мозга по цене сыра в мышеловке и заставят признать их правоту. Жуть!

— Врагом позиционировала, но кормила, — ёрно заметила я.

— Это уже ее сердобольность, я тут ни при чем, — пожал плечами Лайт. Н-да, до него не достучаться: он свято верит, что прав. Ну и ладно. Не буду я его переубеждать, ибо проще лбом железобетонную стену прошибить: мало ли, брак или коррозия? А тут логика устоявшаяся, и хоть и с гнильцой, фиг сломается.

— Ладно, думай что хочешь, — махнула рукой я. — Но как ты откопал Ионова?

— Я откопал? — вскинул бровь Кирыч и разоткровенничался. Хочет смягчить вину, перекинув ее на другого, что ли? Или просто еще раз показать, как он гениален, вскрыв пару карт, эту самую гениальность доказывающих? — Я никого не откапывал. Все гораздо прозаичнее. Пока я искал в сети информацию о вас, наткнулся на упоминание о том, что ее отца спонсировал местный мафиози. Он выступал официальным спонсором его бизнеса, об этом даже в местной газетенке писали. Но с чего вдруг главному мафиози города спонсировать мелкого бизнесмена, у которого дела на ладан дышат? Это было бы не логично, но я не смог найти никакой посторонней связи Ионова с отцом твоей подружки, равно как и с ней самой, потому как в сети и базах данных полиции не было сведений о подпольных боях. Жаль, что в этой стране не все вносится полицией в компьютеры, — я мысленно усмехнулась. Не так уж плохо, видать, что наши копы не дружат с техникой. — Именно так я и узнал о нем. Но плана у меня тогда не было абсолютно никакого. Когда она убежала, ударив Мэлло, я решил проследить за ней. Благо, мой телефон, как ты знаешь, сама ведь зарядное устройство к нему покупала, у меня в мире мертвых не изъяли, и сфотографировать ее бой на него я смог. На всякий случай. А дальше «откопали» меня, а не я его. Когда я возвращался сюда, меня остановил какой-то человек и спросил, почему я слежу за Марией Алексеевой. Я ответил, что волновался за нее, потому что мы друзья, но он спросил, зачем мне фотографии, и слова о том, что мне, как японцу, интересны восточные боевые искусства, его не убедили. Он дал мне визитку этого вашего Ионова и сказал, что этот человек тоже интересуется Алексеевой, и что если у меня будет о ней любопытная информация, мне стоит с ним поделиться за вознаграждение. Правда, он посоветовал послать фото боя для начала, как показатель того, что я готов к сотрудничеству. Я просчитал варианты и решил, что ничего не теряю — деньги мне были очень кстати. Я послал фото, с подозрением, что она бывшая подружка Ионова, и он против расставания, но все оказалось куда любопытнее. Мы начали переписку, и он спросил, не замечал ли я нарушений пунктов странного договора, который он переслал мне на почту. Договор был довольно расплывчатым и туманным, никакой конкретики, но и такое заверяют, как ни странно, ведь там не было указано: «Влюбишься — вернешься в мир подпольных боев», — но тонко намекалось, что за нарушение пунктов договора следует продление договора о найме на работу от прошлого года, и меня заинтриговал вопрос: что это за работа такая? Ионов пояснил, и мы начали вести переговоры. Мне удалось договориться, что за определенную услугу, я не уточнял какую, я буду помогать ему вернуть ее, а точнее, зафиксирую факты нарушения договора. Он знал, что она не нарушит больше пункт о жестокости, но я сказал, что она влюбилась в одного из своих жильцов, а у него не было возможности следить за ней в квартире, и потому эта роль легла на меня. Я запечатлел некоторые моменты, незаметно, конечно, и получил деньги, а также обещание, что просьба будет исполнена по первому требованию. Однако, как оказалось, Ионов был в курсе того, какие базы данных я ломал от Василия. Он заинтересовался тем, кто же мы такие, и первый упомянул шинигами. Мы долго вели переговоры и сошлись на том, что получим бумагу Кисеки, призвав шинигами, причем мне досталась бы бумага, а ему — возможность пообщаться с богом смерти. Зачем ему это, он не пояснил, да это было не так уж важно. Однако его условием было присутствие при поимке шинигами твоей подружки. Так что я знал, что вы будете в том здании, когда вы меня первый раз «чуть не поймали», и бомбу сюда закладывали люди Ионова. Вот только мы понимали, что в тот раз вызов не мог пройти успешно, и тогда нам это было и не нужно, — Кира хитро усмехнулся, явно ловя кайф от того, что тогда выиграл. Вот ведь гад… — Все прошло именно так, как я и планировал, а затем был второй раунд, и все бы ничего, если бы не требование Ионова привлечь Смертина! Не понимаю, зачем ему нужно было вводить в последний раунд человека, которого мы все это время использовали «в темную»: Ионов знал, что Смертин ненавидит твою подружку, и потому подставил его под выполнение моих мелких поручений — я связался с ним и предложил отомстить Алексеевой, и он согласился. Это желание Ионова непременно дать шинигами пообщаться с твоей подружкой, проявившееся лишь когда ее привезли на Арену, и место вызова шинигами были единственными пунктами плана, о которых я волновался. Как видно, не зря. Это не мой проигрыш, а его. Ведь на этих пунктах настаивал он.