Нашествие гениев (СИ)

— А в Румынии, помнится, тебе эта роль импонировала, — усмехнулся Алексей, прерывая мои размышления.

— Так там ты меня не заставлял жизнью рисковать — это раз, — фыркнула я. — А во-вторых, тебе напомнить, каким макаром ты меня туда затащил, как долго шантажировал меня и моего папеньку, чтоб я поехать согласилась, и как я чуть не сбежала из аэропорта, да твои охранники поймали и угрозами в самолет загнали?

— К чему вспоминать о плохом, когда было немало хорошего? — усмехнулась эта бяка.

— Так плохое перевешивает, — фыркнула я, посмотрела на него и мне вдруг почему-то очень захотелось показать ему язык. Но его сердечная мышца, любящая лирику и ненавидящая мат, такое вряд ли выдержала бы, потому я сдержалась.

— Это с какой стороны посмотреть, — вновь поджал губы Ионов. — И все же ответь. Кто?

— Лёш, хватит, — поморщилась я и снова уставилась на асфальт. Настроение, чуть было начавшее приподнимать голову, снова рухнуло на самое дно. — Не истери, тебе не идет. Я в норме.

— Я слишком хорошо знаю тебя, чтобы поверить, — парировал он. — Ты лишь однажды была столь же подавлена. В тот день я сделал все, чтобы ты пришла в норму, и сделаю это снова.

— Зачем? — устало спросила я.

— Скажем так, я хочу, чтобы ты была сильной, — улыбнулся Алексей краешками губ. Именно улыбнулся, а не усмехнулся, и я удивленно на него воззрилась. — Не как боец — как человек. Знаешь, слабые люди света в жизни не заслужили, а вот те, кто за него борется до самого конца и не опускает руки, те, кто силен духом, заслуживают его и имеют шанс достичь. Я знаю, что ты сильная. Так борись за свой свет и достигни его. А когда достигнешь, покажи и мне. Я хочу хоть раз увидеть на твоем лице улыбку, а не усмешку.

— Чья бы мычала, — фыркнула я, откинувшись на спинку лавочки. Стало вдруг тепло и уютно, и не важно было, что звезд над нами нет — я просто хотела верить его словам…

— Это да, — усмехнулся Алексей. — Но знаешь, если ты улыбнешься мне, счастливо, а не печально, я улыбнусь в ответ. Можешь не верить, но так будет — в это верю уже я, а то, во что я верю, обычно сбывается, ты же знаешь. Потому что я всегда борюсь за это до конца.

— И побеждаешь, — грустно улыбнулась я, глядя ему в глаза. Завидую ему в этом. Он никогда не сдается. Ни при каких обстоятельствах.

— Ты тоже можешь победить. Я в тебя верю. Даже если сама ты в себя не веришь, пока в тебя верит хоть кто-то, у тебя есть шанс победить.

— Даже тебя? — съехидничала я.

— Кто знает, кто знает, — усмехнулся он.

Мы замолчали. Я смотрела на небо и думала о том, что свет звезд в конце тоннеля моей черной жизни снова замаячил. Почему? Потому что мой враг сказал мне то, что я так отчаянно мечтала услышать. Потому что он верил в меня, и, несмотря на все перипетии наших жизней, я была ему за это благодарна. Он и впрямь умел поддержать, и, несмотря на все его недостатки, иногда я и впрямь думала, что он мне не враг, но и другом он мне не был — скорее, он просто человек, который идет по жизни параллельно мне, и наши пути соприкасаются, но не пересекаются. И в этом был главный плюс: он не просил верить ему, и я не верила, он поддерживал меня и причинял боль одновременно, но я всегда знала, что если мне будет больно, я могу рассчитывать на то, что он подставит плечо и поддержит, а затем вновь нанесет удар, но только когда я оправлюсь от того, из-за чего подошла к нему ближе, чем обычно… Гад он, но не абсолютное зло, и это раздражает даже больше, чем если бы он был последней скотиной — не могу я считать его олицетворением зла на земле, хоть убейте… А зря, наверное.

Тишина умиротворяла, абсолютно статичный сосед по лавочке, который не лез с расспросами, а просто молчаливо поддерживал, возвращал мою жизнь в привычное русло, абсолютной уверенностью в глазах заставляя меня тоже поверить в себя. И как ни странно, я начала успокаиваться. Злость, обида и раздражение проходили, сменяясь на усталость и апатию, а те, в свою очередь, подкинули робкую мысль: «Могу ли я и впрямь надеяться?» И я, поверив словам собственного врага, решила, что да — могу. Дура, ой дура… Ну и ладно. Наплевать. Я усмехнулась и прошептала:

— Спасибо, Лёш.

— Всегда пожалуйста, — спокойно ответил он.

Я тяжко вздохнула, взяла себя в руки и, решив, что хватит нюни распускать, вернулась к повестке дня и собственному скепсису:

— Ладно, короче говоря, я знаю, чего хочет этот гад, Ягами. И я хочу его жестоко обломать.

— Да? И чего же он хочет? — ничуть не заинтересованно вопросил мой работодатель.

«Стать Богом Нового Мира», — чуть не ляпнула я, но сдержалась. Язык мой — враг мой, до добра он меня точно не доведет…

— Власти, — усмехнувшись, ответила я.

— Ее многие алчут, однако получают лишь единицы, — глубокомысленно изрек готичный мафиози, явно причисляя себя к последним. Властолюбец какой! Хотя это и так понятно было…

— Ну, у Ягами есть возможность начать ее захватывать, а я хочу его жестоко обломать, — пожала плечами я. — Поможешь?

— Мне и самому невыгодно, чтобы кто-то посторонний получал власть в этом городе, — нахмурился Ионов. — К тому же, я связан контрактом. Просто скажи, чего ты хочешь.

— Хочешь — не хочешь, это вопрос необходимости, — хмыкнула я, чертя носком туфли непонятные закорючки на асфальте и сжимая край лавочки лапками. — Мне надо, чтобы ты сообщил мне, как только Ягами с тобой свяжется, и рассказал, что он попросит в оплату своих трудов праведных, хотя я примерно представляю, что это.

— И что же? — усмехнулся местный почти-Дракула.

— Ты только не удивляйся, — усмехнулась я не хуже него самого. — Ему нужно, чтобы ты человека кокнул. А точнее, останавливал его сердце и реанимировал несколько раз подряд.

— Хм. Ты угадала, — нахмурился любитель «Божественной Комедии». — Он связался со мной вчера вечером и сказал, что знает о твоем вчерашнем выступлении, а значит, пришло время расплатиться с ним. Ты хочешь, чтобы я оставил его работу неоплаченной?

— Ты человек слова, — тяжко вздохнула я, — как ни печально это признавать в данном случае. Хотя обычно я этому рада — видишь, во всем плюсы ищу. Так что оплату ты ему, ясен фиг, предоставишь, но не так, как он рассчитывает. Кстати, как он с тобой связывается?

— По мобильному, — с хитрым прищуром ответил Ионов. — Откуда подобный интерес?

— Я надеялась, что по мылу, — соврала я, морщась. — Тогда я бы прочитать детали смогла…

— Я и так их тебе озвучу — у меня неплохая память, — фыркнула эта пакость. — Он хочет, чтобы я нашел крепкого, здорового мужчину, не страдающего никакими заболеваниями, и отвез его в какое-либо помещение, оснащенное средствами реанимации, приковав к кушетке. То есть, фактически, ему нужна жертва, не более. Он просил предоставить большое количество адреналина в ампулах, дефибриллятор, кардиограф, аппарат для искусственной вентиляции легких и прочие реанимационные принадлежности.

— Нехило Лайт разгубастился! — протянула я.

— Вопрос: зачем ему все это нужно, — озадачился Ионов, пытливо на меня глядючи. — Опыты над людьми?

— Типа того, — поморщилась я.

— Ладно, это не мое дело, — пожал плечами мой работодатель, резко теряя интерес к данному вопросу. Всегда он так: что его интересы не задевает, то не имеет значения. Только почему он статичность потерял, вот вопрос… — Так чего же ты хочешь?

Я призадумалась, а затем решила, что ничего жуткого, если я позвоню L, не произойдет, и сказала:

— Я тупая, ты же знаешь. Так что спрошу совета у его вражины, подождешь?

— Конечно, — усмехнулся мафиози, хитро на меня воззрившись. Я встала и пошла куда подальше от этой пакости — у кого, у кого, а у него-то уши точно длинные и слышат хорошо.

Свалив так далеко, что лавочка была едва видна, я набрала номер своего домашнего телефона и минуты через две услышала голос Ривера:

— Квартира Алексеевых.

Блин, Ниар, ты моя секретарша, что ли, такое ляпать? Ну да ладно, зато смешно…

— Найт, позови L, это срочно, — опуская стадию приветствий и прочей лишней на данный момент лабуды, попросила я. Ниар пошуршал за Рюзаки, и вскоре в трубке раздался апатичный голос моего глючного медведя: