Нашествие гениев (СИ)

— «Да ты бы» — что? — перебила его я, фыркнув. — Запретил мне участвовать? А смысл? Так вы хотя бы можете хоть что-то своему недо-Ками противопоставить. И прости, но ты должен был понимать, что меня могли убить прямо в бою, до гонга. Не верю, что ты, как Ионов, меня считаешь непобедимым воином.

— А он тебя таковым считает? — фыркнул Мэлло, наконец отпуская меня из своей медвежьей хватки. Он таки с собой не справился и под конец вновь наградил меня синяками. Вот так вот: с маньяком насмерть дерешься — ни царапины, а домой приходишь — друг из тебя баклажан делает. Непорядок…

— О да, — кивнула я на полном серьезе.

— К сожалению, считает, — поморщилась Грелля, переворачивая котлеты.

— Дурдом, — протянул Кэль.

— Сам дурак, — обиделась я. Нет, я понимаю, что я не «идеальный солдат» и проиграть могу, но вот когда говорят, что человек, верящий в тебя, — идиот, становится несколько неприятно…

— Да я не о том, — поморщился Мэлло. — Ты хороший боец, но я не понимаю, чего этот псих от тебя хочет! У него был боец, зачем ему еще и ты? В то, что он в тебя влюбился, я не верю — не похоже. По крайней мере, его поведение в столовой и то, что ты нам рассказала, не дает повода думать, что он к тебе что-то испытывает. Так что я не понимаю, зачем ему все это.

Кэль начал шастать по кухне, и я подумала, что из этого шоколадного зайца-энерджайзера даже усталость батарейки выудить не может…

— Ты прав, как женщина я ему до лампочки, — усмехнулась я. — Так что я тоже не врубаюсь, зачем я ему вдруг понадобилась. И он мне не ответит — это я точно знаю.

Михаэль фыркнул, а Юлька вернулась к картошке и заявила:

— Майл, следи за котлетами, хорош атмосферу загрязнять!

Дживас сделал глубокую затяжку, шваркнул окурок в окно, загрязнив вместо атмосферы асфальт, и подошел к плите. В голове у меня промелькнула мысль, что, будь он сегодня на месте Бёздея, так легко не отделался бы, но тут же утопилась, к счастью. Нечего злиться на него — на дураков, как говорится, не обижаются…

Мэлло начал строить теории, одна невероятнее другой, по поводу того, что от меня надо моему работодателю, а Юлька начала жарить картошку. Дживас вновь свалил к окну и прикурил, а я подумала, что такими темпами он точно заработает рак легких, поскольку в последние дни он курил даже больше обычного, но вмешиваться, ясное дело, не стала. Вскоре к нам присоединился сам Величайший из Великих, то бишь L, и народ пересказал ему все, что произошло на соревнованиях, причем Кэль долго и упорно возмущался на несправедливость жизни и то, что никто его не оповестил о том, что на этих соревнованиях разрешено добивать лежачего после удара гонга. Рюзаки сей момент не удивил, и он на все вопли мафиози с чересчур наивными представлениями о жизни сказал лишь, что все зависит от устроителей и менталитета тех, кто курирует подобные «заведения», а от Ионова другого ждать не приходится, ибо он явно не признает людей, которые предпочитают сдаться, а не бороться до конца. Кэль еще долго бурчал что-то нелицеприятное о русских бандитах, а я мысленно хихикала, думая, что хоть он и мафиози, но наивный, как три копейки, раз подобного бесчестного, по его мнению, поведения не ожидал. Ну, или как раз чересчур честный и справедливый для своей работы — тоже вариант.

Вскоре картошка была готова, как и котлеты, и Грелля нагрузила гениям и нам, глупым, хавчик. Поужинав под советы Рюзаки о линии поведения с Ионовым во время следующего разговора и предъяв, которые я должна ему кинуть по поводу Киры, мы разбрелись по своим комнатам, причем Кэль мне сказал: «Молодец. Все-таки ты его классно завалила», — Ниар мне улыбнулся и пожелал спокойной ночи, сказав: «Я в тебя верил», — а Дживас ускакал, не проронив не слова и дымя цыбулькой. С L я «спокойноночкаться» опять не стала и заснула, как только голова моя коснулась подушки.

— Кап, кап, вода как кровь, но чище. В воде ты не найдешь примесей, как в крови. Человек — существо грязное. Он пресыщен пороками и гнилью. Вода чиста, даже если в нее сливают радиоактивные отходы, ведь она не способна предать. Убить, уничтожить — да. Но не предать.

— Все предают…

— Да, все предают. Знаешь, хорошо, что ты это поняла.

— Да…

— Когда я уйду, ты ведь будешь это помнить?

— Да…

— И ты никому не поверишь?

— Нет…

— И ты не влюбишься?

— Нет…

— Молодец. А теперь пойдем к воде. Знаешь, сегодня отличный день, не находишь?

— Для чего?

— Для многого. Для прощания, например.

— Не надо…

— Для предательства.

— Пожалуйста!

— И для смерти.

— Нет!!!

Я распахнула глаза и увидела прямо напротив своего лица черные встревоженные глаза. Паника все еще держала меня в железных объятиях, и я попыталась вырваться из стальной хватки человека, державшего меня за плечи.

— Нет, нет, пусти… — бормотала я, пинаясь и брыкаясь, но L с силой вжимал меня в кровать и не давал подняться.

— Успокойся, все нормально, это был сон, — тихо сказал он, но я его увещеваниям не вняла — мне было слишком страшно. — Не нужно, не вставай, ты можешь причинить себе вред, ты неадекватна. Успокойся и приди в себя.

— Что случилось? — услышала я где-то над собой взволнованный голос Кэля, который, впрочем, абсолютно не узнала. И это было неудивительно, учитывая мое состояние…

Я продолжала вырываться, и тут услышала еще один голос:

— Кошмар?

L кивнул, и тут его кто-то отстранил, а мои плечи перехватили другие руки. Рюзаки отошел, а я увидела прямо перед собой такие родные, но причинившие так много боли за последние несколько дней зеленые глаза…

— Успокойся, Маша. Это всего лишь воспоминание. Я сейчас отпущу тебя — пожалуйста, не причини себе вред, хорошо?

Майл ослабил хватку, и я резво отползла от него к спинке дивана, заменявшей изголовье. Стуча зубами и подтянув колени к груди, я сжалась в комочек, не отводя от Дживаса взгляд и нервно сжимая в руках одеяло. Было страшно. Очень. А еще холодно. И одиноко. Потому что все предают…

Майл осторожно и медленно начал приближаться ко мне, едва слышно говоря:

— Спокойно. Все уже нормально. Все будет хорошо. Это просто память. Просто память, слышишь? Тебя никто не тронет. Успокойся…

Он сел рядом со мной и взял меня за руку, а я испуганно на него воззрилась, и пелена, превращавшая весь мир в смазанное пятно, вдруг начала исчезать, а я начала обретать способность мыслить трезво. Дживас уловил нотки сознания в моем взгляде и, осторожно обняв меня, прижал к себе. Я всхлипнула и, отпустив одеяло, вцепилась в его полосатую кофту, кстати, надетую наизнанку. Кажется, я их своими воплями разбудила… Но я ведь не особо орала. Или все же?..

Майл крепко прижимал меня к себе правой рукой, а левой осторожно гладил по волосам, я же шмыгала носом и всеми силами старалась не расплакаться. Тишина, царившая в комнате и нарушаемая лишь дыханием гениев и моим собственным, умиротворяла, а размеренное сердцебиение геймера сливалось с моим собственным, бешеным, и усмиряло его. Не знаю, сколько времени я просидела, прижимаясь к Майлу изо всех сил и пытаясь избавиться от образов, которые сон мне не показал, хотя должен был, но время и присутствие рядом дорогого моему сердцу человека сделали свое дело — я все же относительно подуспокоилась и, последний раз шмыгнув носом, отлепилась от хакера. Тот внимательно посмотрел на меня, и я отметила отсутствие ненавистных мною гогглов, общую взлохмаченность и помятость, а также полный сочувствия взгляд. Да, именно сочувствия… Вот черт, теперь они точно решат, что я свихнулась! Я отползла и пробормотала:

— Извините…

— «Извините»? — негромко возмутился Кэль, такой же взлохмаченный, как и Майл, но даже не подумавший переодеться и прискакавший прямо в черной шелковой пижаме. — Ты шутишь?! Зачем ты извиняешься?! Лучше скажи, что случилось, и почему ты во сне кричала!

— Кричала? — опешила я, переводя взгляд на L. Кстати, что удивительно, в углу комнаты я заметила Ниара — он тоже был в пижаме, только кремовой, и подпирал спиной книжный шкаф, со скоростью пулемета накручивая на палец белый локон, а второй рукой теребя подол пижамной рубашки. Как же я орала, что аж Спящая Красавица подскочила?..