В поисках будущего (СИ)

Я не знаю, что сказать на это или как спросить, какое это имеет отношение к тому, что она бросает то, о чем так мечтала год назад. Я просто качаю головой.

– И? Игнорируй этих людей и делай то, что надо. Ты же знаешь, что они просто тебе завидуют, – она поджимает губы и ничего не говорит. Я пытаюсь придумать, что еще сказать. – И твой папа не хотел бы, чтобы ты сдалась, – осторожно говорю я, не зная, не вызовет ли упоминание ее отца вспышку гнева, и чувствуя себя виноватым за то, что поднимаю эту тему. – И Скорпиус… – я колеблюсь. – Скорпиус будет с тобой, что бы ни случилось, и ты это знаешь.

Но Роуз ничего не говорит. Она скрещивает руки на груди и отворачивается. Я не знаю, что мне теперь терять, так что я просто делаю это.

– Прости, что не рассказал тебе об Элизабет.

Кажется, это возвращает ее к реальности, потому что она поворачивается ко мне и ее глаза сверкают.

– Она моя лучшая подруга!

– Роуз, – тихо вздыхаю я. – Ты даже почти с ней не разговариваешь…

– Ну, она такой была, – резко говорит она. А потом вздыхает. – Вы должны были мне сказать.

– Я знаю, – тихо говорю я. – Я просто… Я не знаю, почему я тебе не сказал, – я не говорю, что это потому, что она не так уж часто говорила со мной в последние пару лет.

Я хочу извиниться и за другое. За то, что не могу сказать вслух, не мечтая при этом умереть. Я не знаю, как это начать, потому что Роуз не вынесет этого. Она не захочет, чтобы я упоминал это, я вижу.

– Но… – мой голос затихает, и я пытаюсь подобрать нужные слова. – Я скучаю по тебе… – тихо признаюсь я. – Я хочу, чтобы мы снова стали друзьями.

И как бы глупо и слезливо это ни звучало, это правда. Может, мы с Роуз как-то разошлись, и, может, она жутко раздражала меня последние пару лет… Но это не меняет всей нашей жизни. Роуз всегда была моим лучшим другом. Она всегда была единственным человеком в мире, которому я полностью доверял, кому я мог рассказать все.

Но теперь это больше не так. И от этого больно.

Я скучаю по Роуз. Я очень по ней скучаю. Я чувствую, что каждая часть моей жизни – дерьмо, и мне хочется хоть с кем-то об этом поговорить. Конечно, есть Элизабет, когда она меня не избегает, но это по-другому. Она не может понять ситуацию. Она не знает мою семью и не знает, каково это. Роуз – одна из немногих в мире, кто действительно может это понять, и мне недостает кого-то, кто может выслушать и понять, о чем я говорю. Я просто скучаю по ней.

Роуз поднимает глаза, и внезапно она выглядит очень печальной. Она не говорит ничего несколько минут, а потом просто отчаянно хмурится.

– Ты действительно был мне нужен, – мягко говорит она.

Я чувствую себя дерьмом. Я чувствую себя худшим кузеном в мире, худшим другом, которого только можно представить. Я не был там с ней. Я ни с кем не был рядом. Но это трудно. Это труднее, чем она или кто-либо знает. Я не могу смотреть ни на кого из них, и не видеть при этом его, и не чувствовать такую вину, что я с трудом могу это выносить. Я не могу спать по ночам, потому что каждый раз, когда я закрываю глаза, я вижу яркую зеленую вспышку.

Я не знаю, почему все это случилось.

Я не знаю, почему я здесь, а он нет. Я не знаю, зачем он встал и бросился под Авада Кедавру вместо меня. Я не знаю ничего из этого. Все, что я знаю, это то, что это случилось, и вся моя жизнь из-за этого разрушена. Я хочу, чтобы все снова стало нормальным, но я знаю, что этого не будет. Этого не может быть. Я хочу, чтобы Роуз снова стала моим лучшим другом, но я знаю, что каждый раз, когда она смотрит на меня, она видит человека, из-за которого умер ее отец. И это хреново. Действительно, действительно хреново.

И я не знаю, что со всем этим делать.

========== Глава 51. Хьюго. 21 апреля ==========

Когда я прихожу в Дырявый Котел, там полно народа.

Это неудивительно на самом деле, потому что это пятничный вечер, но все равно раздражает. Ненавижу огромные толпы, особенно теперь. Куда бы я ни пошел, люди предлагают мне фальшивое сочувствие и притворяются, что заботятся, хотя на самом деле просто любопытствуют. Вот почему я держу голову опущенной все время, пока пробиваюсь к бару. К счастью, это срабатывает, и, кажется, меня никто не замечает. Повсюду стоят люди, ждут, когда освободится стул у бара или столик. Большинство в порядке, но некоторые уже на полпути к «в лоскуты», и тут так громко, что, когда я подхожу к бару, мне приходится кричать, чтобы привлечь внимание Ханны.

Она улыбается, когда видит меня, но выглядит она очень усталой. Она не обращает внимания на клиентов, которые тоже что-то ей говорят, и вместо этого идет ко мне. Думаю, тут люди начинают меня узнавать, и мне хочется исчезнуть.

– Аманда здесь? – громко спрашиваю я, стараясь, чтобы меня услышали сквозь шум паба.

Ее мать кивает и показывает наверх, думаю, на случай, если я ее не расслышу:

– Она наверху.

Она открывает дверцу в стойке и позволяет мне пройти. Несколько человек бормочут что-то невнятное, уверен, что-то о том, что я на особом положении или что-то вроде. Ханна прикрикивает на них, чтобы они заткнулись, и это работает.

– Думаю, она в своей комнате, – говорит она, когда я подхожу поближе. Я киваю, и тогда она спрашивает:

– Как твоя мама?

Так как я знаю, что ее сочувствие нефальшиво, я честно ей отвечаю:

– Она в порядке. Просто волнуется, знаете, из-за суда.

Ханна кивает и немного хмурится.

– Ну, скажи ей, что я заскочу на следующей неделе, когда здесь поутихнет.

Я киваю и пытаюсь улыбнуться, прежде чем развернуться к лестнице, которая ведет наверх. Звукоизолирующие чары тут просто невероятные, потому что, как только я поднимаюсь в квартиру, я не слышу ничего из паба внизу. На самом деле я вообще ничего не слышу. Во всей квартире стоит абсолютная тишина, когда я иду к комнате Аманды. Ее дверь немного приоткрыта, поэтому я пару раз стучу, прежде чем медленно ее распахнуть.

И… Она спит.

Я почти уже решаю не будить ее, но потом проверяю часы, и сейчас всего восемь тринадцать. Ей нужно вставать. Так что я подхожу к ней и очень раздражающе легко стучу по лбу. Это срабатывает, и ее глаза почти немедленно открываются. Она смотрит на меня, а потом перекатывается на спину.

– Что ты делаешь? – спрашивает она и звучит совершенно бодро, так что подозреваю, что она просто дремала, а не долго спала.

– Что ты делаешь? – спрашиваю я, беззаботно падая рядом с ней на кровать. – Всего восемь часов.

– Полагаю, я заснула, – саркастично говорит она. Я снова стучу по ее лбу на всякий случай, и она садится.

– Как тебе удалось сбежать с работы? – спрашиваю я. – Паб просто забит.

– Я соврала и сказала, что готовлюсь. ПАУК всего через месяц, знаешь ли…

Я издаю стон.

– Не напоминай мне, – она пожимает плечами. – Но ты ведь не училась, верно?

– Отсюда и та часть про «соврала»…

– Ну так пошли куда-нибудь.

Она смотрит на меня без энтузиазма.

– Куда пошли?

Я пожимаю плечами.

– Не знаю. Ты уже ела?

– Нет.

– Ну так пошли поужинаем.

Но Аманда не слишком этим загорается.

– Мы и здесь можем поесть.

– Или же, – ровно говорю я, – мы можем пойти в Мондун. Мне скучно.

– Вижу, – закатывает она глаза.

– Потом поспишь, – говорю я ей. – Ну, давай же, у нас всего один день каникул. Когда мы вернемся в школу, нам на самом деле придется начать думать о ПАУК.

– Хорошо, – с громким вздохом сдается она, встает с постели и начинает искать туфли. – Но нам придется незаметно проскользнуть и аппарировать, потому что, если мама увидит, что я не занимаюсь, она заставит меня работать.

Я киваю.

Несколько минут спустя мы аппарируем в переулок за маленьким маггловским кафе, которое мы нашли несколько лет назад и с тех часто сюда ходим. Ничего особенного тут нет, кроме того, что здесь подают лучшие десерты во всей вселенной. Они дадут фору всему, что подают в Хогвартсе, а это о многом говорит. На самом деле, когда мы садимся за стол, мы пролистываем меню прямиком к десертам. Мы всегда так делаем. Мы останавливаемся на Шоколадном Вулкане (на самом деле это огромный шоколадный торт с тонной сливок и вишневого соуса) и заказываем по паре напитков к нему.