Мой ангел-хранитель (СИ)

За окнами, не переставая, разгуливал дождь, иногда шумела гроза, и Сигюн невольно вздрагивала, когда за зелеными шторами сверкала яркая молния, когда раскат грома прокатывался по Асгарду, задевая самые скрытные уголки сего мира. Девушка сворачивалась клубочком на постели, зарывалась в одеяло, неотрывно смотрела на пляшущий огонь в камине, который отражался в её голубых глазах. Как же больно и одиноко, как же невыносимо осознавать, что все кончилось, и воспоминания она боится впускать в свой разум, боится даже подумать о его зеленых глазах, о тонком, приятном, притягательном голосе, о таких чувствительных прикосновениях. Иногда во сне, когда она невольно наводит сама себе сновидения, ей чудится, как его крепкие руки сжимаются на её талии, как он обнимает её, как бережно несет в своих объятиях, вытаскивая из горящего корабля. На лице его сияет кровь, волосы беспорядочно налипают на лоб, губы еле заметно улыбаются, хотя глаза беспокойны как никогда. Он так сильно испугался в тот миг за неё.

Сигюн пытается заснуть, хочет спрятаться от этих воспоминаний, мыслей, укрыться от них, запереть навсегда сердце, разум, привыкнуть, что Локи больше нет, но каждый раз она понимает, как бессильна, как не способна сделать это, какими бы не были тщательными её старания, и все попытки забыть вновь превращаются в слезы воспоминаний, в горькие слезы, которые неустанно льются на подушки.

Рядом всегда Сигюн чувствует чью-то теплую руку, и рядом всегда оказывается верная Бирта, которая не покидает деву целыми днями, теперь даже помощи лекарши уже почти не требуется: Бирта сама заваривает травы, подает ванке, сама делает холодные примочки, чтобы сбить назойливую, хоть и легкую, температуру, которая стала появляться все реже. И Сигюн с равнодушными глазами, без тени любых чувств принимает лекарства, пищу, но с кровати ещё не встает. Пошевелить любой частью тела для неё не составит труда, но ей кажется, что и руки, и ноги её настолько полегчали, что их будто вовсе нет. Резкие движения венчаются головокружением. За все дни девушка не произносит ни слова, молчит, а по ночам Бирта слышит её тихий плач, когда Сигюн отворачивается к стене, к камину, куда угодно лишь бы никто не видел её слез. Пусть эта боль достанется только ей, и она сама справится, как и обещала мужу.

========== Глава 49 ==========

…Времена темных эльфов вновь прервались и на этот раз навсегда. Беда миновала Асгард и все девять миров. Народ не раз уже говорил, как все случилось, и только из уст людей можно было услышать достоверную информацию, в которой говорится о том, что Малекит после уничтожения его войска и корабля отправился в Мидгард с остатками своих воинов. Схождение миров коснулось Земли и там оно было видно лучше всего, словно могучий Иггдрасиль свел свои ветви вместе, соединяя непостижимые людьми миры. Сделать свое грязное дело Малекиту помешали Тор и его давние знакомые смертные, среди которых непременно находилась и Джейн. С помощью разработанных в ходе научных исследований приборов девушка сумела переместить Малекита в его мрачный мир и запереть его там навсегда под грудой обломков тяжелого корабля. Так все и закончилось, не считая, что инопланетная война все же нашумела по всем мирам, но героем, как всегда, остался Тор, и каждый народ благодарил его за помощь и защиту, без которых они точно бы не выжили.

Асгард теперь вновь настигли спокойные времена, о которых люди давно забыли. Забыли, что значит просыпаться и не думать, что сегодня будет напасть врагов, не бояться потерять кого-то из своих близких. Эти времена стали для них долгожданным облегчением, теплом после долголетней зимы, водопадом в солнечной пустыни. Асгард воспрянул под дождями и пасмурным небом, не теряя своего бывалого величия, своей мощи. Горькие потери и утраты, однако, до сих пор угнетали людей, и это, отнюдь, было неизбежно. Некоторые по сей день не могли смириться с мыслью, что больше нет добросердечной Фригги, не верили, что в Асгарде больше нет Тора, даже не верили, что в живых больше нет обманщика Локи, который достиг за свою жизнь лишь ненависти и страха посторонних, хотя сейчас люди говорят о нем как о неожиданном герое.

Тор же ушел в Мидгард, оставив правление отцу, оставив его перед сложным решением: кто же сядет на трон после его кончины. Люди старались не задавать себе эти вопросы, пусть это и теребило их, но они умалчивали о своих беспокойствах, не забывая, однако, что осталась у царя ещё принцесса Лафейсон на руках с маленьким сыном, потомком Локи, и эта дева и её ребенок - единственные, кто имеет отношение к царской семье Асгарда. Асы не знали, боялись ли они того, что Один решит сделать Нари наследником, в свете последних событий совсем немногие были не против этого, но большинство даже не хотело принимать тот факт, что на престол Асгарда однажды сядет принц Локисон.

Асы были в курсе того, что Сигюн сейчас больна, некоторые даже видели, как Тор нес её по Бифросту на своих широких руках. Людям было известно и казалось странным, что не проявляющий ранее никаких чувств, кроме равнодушия, редкой злости, Один теперь не на шутку беспокоится за жизнь своей невестки, каждый день навещает маленького Нари, даже иногда гуляет с ним, что вообще противоречит принципам Всеотца. Хотя с другой стороны его можно понять: он потерял жену, сын покинул его, меняя родной дом на мир смертных, Локи погиб, и это тоже угнетает царя, как показалось людям. Теперь остались только невестка и внук, и они его семья, которую раньше он не хотел признавать, принимать, был даже озлоблен, был готов упечь вместе с непокорным Локи в подземелье, но сейчас, кажется, он остыл, многое понял, да и многое произошло, чтобы Один поменял свое отношение к Сигюн и её ребенку.

Воспоминания того ужасного момента превращаются в сон, все происходит мимолетно, быстро, но взгляд успевает поймать обрывки тех секунд, когда сильное тело пронзает острый меч, когда тихий, не слышный всхлип слетает с его губ, когда он падает на твердую землю, выгибаясь дугой от жуткой боли. Сигюн вздрагивает, с ужасом распахивает глаза и чувствует, как сердце в её груди колотится, угрожая выпрыгнуть наружу, глаза щиплет от непрошеных слез, а легкий озноб пробирает все тело, вереницей мурашек бежит по коже.

Сигюн вновь видит перед собой озаренную теплым светом комнату и она пару минут прислушивается к тишине, пытается поймать на слух шум дождя за окном, его барабанные песни, но их нет. Девушка глядит на окно, что который день закрывают плотные шторы зеленого цвета, она видит, что в занавес пытается пробиться солнечный луч, и какое-то облегчение воцаряется на душе, когда ванка осознает, что на небесах снова горит солнце, пусть оно освещает землю, украшенную осенью, но оно светит, греет, радует.

-Леди Сигюн, вы проснулись? Доброе утро, - слышит она тонкий, нежный голос позади себя. Бирта садится на кресло возле постели, размешивая в стакане очередной отвар, который больная должна принимать по утрам.

Ванка нехотя поворачивается лицом к служанке, натягивает одеяло до груди, подпирает подушки, чтобы удобно сесть и облокотиться на них. Асинья подносит к её губам чашку, но Сигюн сама берет её в руки, сама начинает делать маленькие глотки и сморщивать милое бледное личико от неприятного вкуса лечебного снадобья.

-Сколько дней я провела в бреду? - спрашивает Сигюн между маленькими глотками.

-Почти неделю, Леди, и ещё три дня восстанавливались, приходили в себя, а сейчас вы и вовсе идете на поправку, - с улыбкой сообщает Бирта, складывая чистые полотенца в стопку на прикроватную тумбочку.

Сигюн задумалась над чем-то, даже сама не зная над чем, просто устремила блестящие глаза в одну точку, а именно в плотно задернутое окно.

-Я не видела Нари так долго, принеси мне его, Бирта, - девушка умоляюще смотрит на служанку, но та отрицательно качает головой, чуть нагибается к ванской дочери, кладет свою тонкую руку на её ладонь.

-Нет, Леди, простите, но Нари вы пока увидеть не сможете. Болезнь все ещё не спала до конца, и вам ещё некоторое время не следует встречаться с сыном. - Даже если бы Сигюн настаивала на том, чтобы ей отдали малыша, прислужница все равно не исполнила бы её просьбу, это было строго настрого запрещено лекаршей и Одином.