Мой ангел-хранитель (СИ)

-Значит, ты остаешься? - спрашивает Ньёрд, надеясь, что дочь все же передумает.

-Да, - кивает она, смахивая с щек остатки слез. -Я остаюсь. И, надеюсь, ты не будешь заставлять меня уговорами или силой вернуться в Ванахейм.

-Нет, конечно. Это твое решение, ты уже взрослая, дочь моя, и сама вправе выбирать, -Ньёрд не мог сказать, что его огорчил ответ дочери, хотя с одной стороны он сильно переживал, видя её мучения, понимая, что его рядом не будет. С другой же стороны он не терял по большому счету ничего, Сигюн так и останется его дочерью, будет ею всегда, но теперь она будет ещё и царицей Асгарда, о чем ранее Ньёрд не мог допустить даже мысли. Такое выгодное для него стечения обстоятельств перевешивало все страдания. Со временем Сигюн научится жить с той болью в груди, научится каждый раз прятать её, а, возможно, и вовсе забудет, возможно, она сильно изменится, станет совсем другой, станет неузнаваемой, и все это будет называться её новой жизнью.

Отец остался рядом с дочерью до раннего утра, он не сомкнул глаз, всю ночь наблюдая, как его девочка спит безмятежным сном. А когда же взошло солнце, царь аккуратно поцеловал Сигюн в теплую щеку, на прикроватной тумбочке оставил письмо, для которого всю ночь придумывал правильные слова, которые, конечно, не сделают ей легче, но, он надеялся, хоть как-то помогут. Дверь тихонько захлопнулась за Ньёрдом, и Сигюн даже не проснулась.

========== Глава 51 ==========

Так прошло два дня. Спустя столь не длительное время Сигюн уже вполне могла вставать, правда, комнаты пока не покидала. Каждый день её осматривала лекарша Свана, с улыбкой сообщая, что здоровье Сигюн пришло в норму, но девушка не могла улыбнуться ей в ответ, хотя искренне благодарила асинью за помощь, за поддержку. Каждый день проведать девушку приходил Фандрал, и Сигюн почему-то была очень рада видеть его беспечную улыбку, смущенный взгляд.

В комнате теперь гулял свежий воздух каждый день, и, словно по волшебству, с выздоровлением ванской девы на осеннее небо стало восходить теплое солнце, разгоняя тоску. За окном кипела жизнь, бушевало море, гулял ветер, создавая музыку для упавших и танцующих в воздухе листьев.

Сегодня утром Сигюн проснулась впервые не от кошмарного сна, а от шума волн беснующегося моря, который слышался очень отчетливо, хотя и был так далеко. Девушка открыла сонные глаза, заметила, что во сне скинула с себя одеяло - очевидно, что ей стало жарко, да и сейчас было не холодно, хотя на тонком теле была только шелковая сорочка, а прохладный утренний воздух уже наполнил комнату. Сигюн протерла глаза, поднялась с постели, ножки опустила на пушистый ковер, со спинки кресла подобрала свой черный халатик, накидывая его на плечи. Раньше бы она непременно подошла к окну, взглянула за его пределы, обвела бы взглядом горизонт, долго любуясь далеким морем, блестящим Бифростом, необычным небом, но сейчас это все стало таким обыденным, таким назойливым и впечатлений никаких не вызывало, впрочем, как и все, окружающее её. В это же утро девушка поплелась в купальню.

Зайдя туда, плотно закрыв дверь, взглянув в зеркало, Сигюн не узнала себя. Лицо бледное, щеки чуть впалые, скулы слегка выпирают, сама она стала гораздо худее, чем была ранее, прежними остались только волосы, такие же длинные, густые. Сигюн ужаснулась, увидев себя, - никогда раньше она так ужасно не выглядела. Девушка мигом включила кран, наполняя ванную комнату паром, потом улеглась в горячую воду, выливая в неё ароматные шампуни, доводя их до пены. Она отмывала свое тело очень долго, натиралась жестковатой мочалкой, по несколько раз мыла свои волосы, чтобы окончательно избавить их от неприятного запаха и сваленных прядей.

После долгого принятия ванны Сигюн начала причесываться, затем подобрала из гардероба себе домашнее платье из синего шелка, а после этого заплела из своих уже чистых, душистых волос толстую косу. Теперь смотреться в зеркало было не так противно, не так стыдно. Вот и слуги принесли завтрак, но дева не чувствовала голода, она была поражена, что теперь вообще ничего не чувствует. Должно быть, что все внутри неё умерло, все нервы, которые умели что-то ощущать. Нет боли, нет радости, нет печали, нет страха, нет слез. Остались только воспоминания, но девушка укрывается от них щитом своего равнодушия, и единственное, что она еще может различить в своей заросшей безразличием душе, так это тоска по родному сыну.

Она путается: может ей все таки страшно потерять чувства? Но если не терять, то как жить? Как жить дальше без него, без Локи? Без того, ради которого она готова отдать свою жизнь, лишь бы сейчас он дышал, лишь бы его сердце билось. Случись такое чудо, что ей предложат отмотать время назад, переиграть все на новый лад, выбрать между собой и им, то Сигюн непременно бы выбрала его, его жизнь, его дыхание. Неважно, где бы она пропала, во что бы превратилась её душа, в какой бы мир она улетела, лишь бы его душа всегда оставалась в его теле.

Понимая, что прошлого уже не вернуть, Сигюн снова замечает, что щеки её влажны от новых слез. Она вновь удивляется, что способна плакать. И не знает, хорошо ли это, плохо ли. Получается, что все её чувства держат её за обе руки, но она старается не смотреть на эту горькость, на печаль, на ужасную боль, она отворачивается, смотрит вперед, но если слабость находит, и она повернется лицом к своей мучительной тоске, то не успевшая затянуться рана начинает ныть с новой силой, начинает кровоточить.

Раздается стук в дверь, и Сигюн одним движением тонких пальцев смахивает с лица слезы, однако не поворачивается к гостю, который уже появился в комнате и стоял позади.

-Сигюн, ты позволишь нам войти? - у порога она слышит голос пожилого мужчины и почему-то не сразу узнает тон Одина. Девушка оборачивается и видит то, чего не могла представить даже в самой счастливой своей фантазии. Возле двери стоит Всеотец, на его устах играет счастливая полуулыбка, единственный глаз пристально и гордо смотрит на девушку, а на могучих, сильных руках своих царь держит подросшего Нари, одетого в зеленую тонкую кофточку с расшитым желтыми нитями воротником и черные штанишки. Малыш спокойно сидит на руках своего дедушки, пальчиками теребит его седую бороду, но хитрющими отцовскими глазами посматривает на маму, что улыбается со слезами на глазах и не может даже пошевелиться.

-Ну что же ты смущаешься? Подойди, возьми его наконец на руки, - с улыбкой произнес царь, и Сигюн приблизилась к Одину, забрала из его рук своего сына, крепко прижала его к себе, покрыла поцелуями его личико, макушку, ручки, а Нари лишь смешно хихикал. Радости девы сейчас не было границ, она уже и не думала тогда, на корабле эльфов, что встретится вновь со своим ребенком.

За трогательной встречей матери и сына наблюдал Всеотец, не скрывая своей улыбки.

-Благодарю вас, мой царь, - Сигюн, стараясь унять слезы, поклонилась королю.

-Не стоит, принцесса Сигюн, - после последних слов дева недоуменно посмотрела на Одина, и улыбка с его лица спала.

Давно ли она стала вновь принцессой? Разве не женой навеки заключенного она теперь зовется? Или женой героя теперь величают её в Асгарде?

-Сигюн, нам с тобой предстоит очень серьезно поговорить, и я хочу это сделать сегодня вечером, надеюсь, что ты не откажешь мне и соизволишь прийти, - томно сказал Один, вопросительно глядя на девушку. Та же не знала, что отвечать. Как-то все слова разом вышли из её головы, к тому же воцарилось полное непонимание, которое Один был готов развеять.

-Мой царь, откуда столь почтенные речи? Откуда проявленная забота к моему сыну? Я… - деве не дали договорить.

-Полагаю, что твои вопросы можно расценивать, как согласие на мое предложение. Я жду тебя сегодня вечером в тронном зале, - царь повернулся к девушке спиной, побрел к выходу. Сигюн могла лишь наблюдать его скрывшийся за стенами багровый плащ.

Поведение Всеотца ей показалось странным, она никак не могла взять в толк, почему Один вообще не настоял на том, чтобы Сигюн вместе с Нари отправились в Ванахейм. Неужели у Одина проснулись чувства к малышу, к ней, или он решил сберечь и оставить подле себя тех, кто остался от его семьи?