Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II (СИ)

Тамит перестала улыбаться.

- Ты заплачешь раньше, если скажешь об этом.

И Ити поверила ее угрозе.

- Где мой пояс? – спросила Тамит. – Если ты спрятала его, я узнаю.

Ити развела руками.

- Я не брала его, черное сердце… Я не как ты…

Тамит отвернулась, так что ее густые черные волосы покрывалом упали на стройную спину, прикрытую простым некрашеным платьем. Но вот она полностью обнажилась, без всякого стеснения стянув с себя одежду перед Ити; она стала ходить по комнате, наклоняясь и заглядывая в углы, бесстыдно показывая товарке все, чем обладала. И все это было красиво.

Наконец Тамит нашла пояс – широкую и длинную ленту из тонкого голубого льна, свободно оборачивавшуюся вокруг бедер. Улыбнувшись, повернулась к Ити лицом, сверкнув прекрасными грудями и смуглым животом с черной дельтой волос между ног.

Ити опустила глаза. Тамит закрепила пояс на бедрах.

Она приблизилась к служанке, так что та почувствовала жар и пряный запах ее тела – Тамит благоухала, точно была надушена.

Это был ее собственный аромат.

- У тебя этого нет и никогда не будет, - прошептала красавица, повторив руками линии своего тела. Улыбнулась алыми губами и, покачивая смуглыми бедрами, выплыла из комнаты. Ити посмотрела ей вслед со щемящим чувством страха… и жалости.

Тамит сама не знает, сколько весит ее сердце*.

Тамит пошла сейчас прислуживать великому ясновидцу за ужином – она потеряла свой убор и спешила, и оттого так терзалась, так сердилась, что даже напала на Ити. У Ити нет ее красоты, но и нет такого бесстыдства, злобы и тщеславия… Тамит умрет.

Ити взялась рукой за шею, за которую ее держала Тамит - и думала, что умрет Тамит, а не она. И Тамит подвергнется и загробным мучениям… если ее сердце сохранится. Но таких, как она, уничтожают без следа.

Неб-Амон вернулся домой в сопровождении Тотмеса, третьего пророка Амона, которого пригласил разделить с собой ужин. Разговор о делах храма занял весь их день.

Тотмес был высоким сухим человеком, таким же умным, как сам Неб-Амон, но намного уступавшим ему красотой, хотя он был моложе почти на десять лет.

- Тебе следует жениться, мой друг, - с улыбкой сказал третий по старшинству жрец Амона, когда хозяин проводил его в дом. – Твой дом красив, как его господин, но в нем все еще нет госпожи.

Неб-Амон слегка поклонился.

- Благодарю тебя, Тотмес. Я положусь в этом на великого бога.

- Я слышал… что Амон уже оказал тебе милость, - с едва заметным лукавством сказал Тотмес. – Не встретил ли ты прекрасную деву во дворе храма, которая обращала к богу сердечные мольбы?

Неб-Амон остро взглянул на него. Кто ему уже сказал?

- Прекрасные девы каждый день приходят к Амону с сердечными мольбами, - ровно ответил жрец.

На лице его не отразилось ничего из того, что он почувствовал – он снова вспомнил Ка-Нейт рядом с этим мальчишкой, недостойным целовать следы ее ног. Неб-Амон чуть не застонал при мысли, что грубый солдат может овладеть ею.

Молодая красивая служанка с поклоном подала ему умывальную чашу. Жрец даже не взглянул на нее, растерев в ладонях натрон*, опустив руки в воду и вытерев их льняным полотенцем.

Тамит была в таком смятении, что не будь Неб-Амон так безразличен к ней, а Тотмес – так увлечен разговором с хозяином, оба жреца заметили бы это. Ее смуглые груди часто вздымались, глаза блестели, точно у пьяной или больной, она чуть не расплескала использованную воду.

Прекрасную деву? О чем говорит этот гость? Неужели великий ясновидец и в самом деле встретил женщину, которую возьмет в свой дом как жену?

Такую красивую, что она затмит даже Тамит, красивейшую из женщин в доме верховного жреца! И знатную – какой Тамит никогда не стать.

Девица даже обрадовалась тому, что господа не смотрят на нее. Она служила им до конца трапезы, болезненно вслушиваясь в их слова: но жрецы не сказали больше ничего о прекрасной деве из храма – они почти все время молчали. Только изредка обменивались замечаниями о своих делах, а тощий гость похвалил ужин.

Тамит поклонилась, хотя никто на нее не смотрел, и пятясь покинула столовую.

Она пошла в свою комнатку, лепясь к стене и задыхаясь от обуревавших ее страстей. Если бы ненависть могла сжигать, прекрасная дева из храма уже рассыпалась бы в уголья.

Тамит хотела зайти на кухню, располагавшуюся отдельно от господского дома – поесть, она ведь не ела с утра – но сейчас не могла даже есть. Ее так распирала ненависть, что даже для еды места не осталось.

Она прошла в комнату; Ити все еще не было. Тамит легла на свой соломенный тюфяк, закрыв голову руками, и отвернулась к стене.

Гортань горела, точно она подхватила лихорадку.

В полусне-полубреду Тамит услышала шаги. Потом ее тронули за плечо. Тамит вздрогнула и повернулась к Ити.

Та в испуге увидела ее огромные блестящие глаза и пересохшие губы.

- Ты заболела? – шепотом спросила Ити. – Позвать врача?

- Нет, - хрипло ответила Тамит. – Принеси воды… прошу тебя.

Ити кивнула.

- Сейчас, Тамит.

Она убежала и вскоре вернулась с чашей, которую сунула Тамит в губы. Девица приподнялась и, перехватив чашу, стала глотать. Она видела над блестящим бронзовым краем темные пятна на шее Ити, которые оставили ее пальцы.

Никто ничего не спросил; Ити никому не нужна. Тамит улыбнулась, возвращая чашу.

- Благодарю тебя, ты очень добра.

Ити робко улыбнулась.

Как же легко люди верят в то, во что хотят верить. Их глаза видят только то, что хотят видеть.

- Ты не больна? Ты не ела? – заботливо спросила Ити.

Тамит покачала головой.

- Я не больна, хоть и не ела.

Она сделала паузу.

- Прости меня за то злое, что я причинила тебе.

Ити улыбнулась и села напротив. Она, как дитя, облокотилась на колени, подперев ладошками щеки.

- Я не сержусь. Я знаю, что ты больше так не сделаешь.

Тамит улыбнулась и легла, отвернувшись к стене.

* Древнеегипетский интимный обычай – влюбленным и супругам называть друг друга “братом” и “сестрой”: “возлюбленная сестра”, “возлюбленный брат”.

* К сожалению, нет точных сведений о содержании египетских законов. Согласно отдельным источникам (Диодор), убийство как свободного человека, так и раба, а также лжесвидетельство карались смертью, измена — отрезанием языка, а подделка документов или печатей — отрубанием руки. Весьма вероятно, что существовал и произвол – домашний суд, особенно в богатых домах и крупных хозяйствах.

* В описываемое время у египтян уже были сформированы представления о загробном воздаянии. Умерший представал перед сорока судьями, во главе которых был Осирис. Он отчитывался о своей жизни, перечисляя те преступления, которых не совершал; взвешивалось его сердце. Те, чьи сердца уравновешивало “перо истины” – атрибут богини Маат - удостаивались вечного блаженства; грешников же ждали вечные мучения. Отметим, что сохранение сердца – обязательное условие загробной жизни и возможности загробного суда.

* Смесь соли и пищевой соды, употреблявшаяся вместо мыла; натрон также употреблялся при бальзамировании для высушивания тела.

========== Глава 4 ==========

Утром, после трапезы с женой, хозяин дома обсудил дела дня с писцами и, в большом облачении, приготовился покинуть дом.

Выйдя за ворота в сопровождении слуги-шемсу, несшего трость, свернутую циновку и метелку - чтобы хозяин, остановившись для ведения дел, мог расположиться с удобством – Джедефптах завидел высокого человека в набедренной повязке и нарядном круглом парике, за которым двое носильщиков в шапочках из грубого холста тащили красивый ларец. Джедефптах почувствовал тревогу и сделал знак шемсу остановиться.

Эти люди направлялись в их дом. И в самом деле – человек в парике увидел хозяина, выступил вперед и, отвесив низкий поклон, звучно вопросил: