Я - твое поражение (СИ)

Скучающим взглядом, внимательно осмотрел обстановку маленькой клетушки. Нового убежища несчастного евнуха. Низенькую убогую кровать. Столик, несомненно утащенный откуда-то снизу. Стул – один, видимо у Багоя не водилось собеседников. Висящий на крючке наряд, из полупрозрачной ткани с блесками. Почему-то именно он, в дни радости украшавший своего хозяина, а теперь сиротливо отсвечивающий поблёкшими серебряными нитями, резанул своей оставленностью, точно ножом по сердцу.

- Тебя не обижают?

- Не обижают, господин.

- Может есть просьбы? Говори, не бойся.

- Я всем доволен.

Подойдя, я как бы невзначай прикоснулся к роскошному наряду. Дорогой шёлк так и струился меж пальцев подобно коже змеи.

- Подарок Дария?

- Да, я танцевал в нем, в свой первый день во дворце. Эти одежды, единственное, что мне удалось спасти, когда чужаки грабили гарем. Я одел их на себя, а сверху прикрыл отвратительным рубищем. Они не посмели раздеть.

- Неужели пропустили такого симпатичного мальчика. Вот уже ни за что не поверю!

- Багой вымазал лицо сажей и дурно пах, они побрезговали.

- Выходит среди греческих гоплитов есть эстеты?! Забавно! Впрочем, все это не стоит откровений. Расскажи мне лучше о вашем царе.

- Разве мало у господина слуг, которые могут удовлетворить его любопытство?

- Много, но я хочу, чтобы именно ты поведал мне кое-что о Дарии.

- Великом царе Дарии, добрый господин. Если вам не трудно.

Я рассмеялся, малютка евнух пытался учить меня этикету. Однако благосклонно кивнул.

- Валяй.

- Так чтобы вы хотели знать?

- Его тайные пристрастия, привычки, как бы не был велик правитель - он человек и у него есть некие особенности, раз уж я здесь, то не плохо бы знать правила, по которым живут персидские владыки.

Багой молчал, теряясь в догадках о смысле моих слов, краснел, и сжимал губы.

- Господин изволит шутить?

- Нет, я серьёзен. Ты был близок ему, так? Вы спали вместе? Он входил к тебе?

- Но, зачем вам это? Кроме того, нужные сведения можно почерпнуть из записей распорядился гарема.

- Ты прав, я недавно просмотрел их, и нашёл много интересного. Имея неисчислимое количество наложниц и законную жену, красотой затмевающей небо, Дарий…

- Великий царь, Дарий! Пожалуйста!

- Извини, он самый, проводил с тобой столь многочисленные ночи, что у меня сложилось впечатление о любовной связи между вами. Или, я ошибаюсь?

- Вы проницательны, господин, и от вас ничего не скроешь, да, я люблю великого царя всей душой и сердцем.

- Любишь? А, он? Он испытывает к тебе ответное чувство, впрочем, молчи, я знаю, правду.

Волоокие глаза, влажные как у дикой газели сверкнули непрошенными слезами, ресницы задрожали, когда Багой услышал из чужеземных уст подтверждение своей любви к царю. Разволновался.

- Вы знаете, но, откуда?

- Я недавно встречался с Дарием… о прости, с великим царём Дарием, и он сам сказал мне о тебе.

Не в силах усидеть, Багой вскочил и быстро заходил по комнате сжимая тонкие пальцы в кулачки.

- О, если бы я мог быть рядом с любимым! Если бы мог закрыть его своей грудью от вражеских стрел! Успокоить, в часы отчаянья! О, тогда бы я умер счастливый, отдав последний вдох тому, кто владеет моей жизнью. Господин! Умоляю, скажите, как он выглядел: он был измождён, болен? Может грусть поселилась в его очах? Его наряд не был небрежен, а его руки все так же прекрасны? Дыхание, сладко как цветущий в ночи жасмин?

- Эй-эй остановись, Багой, я ничего такого не заметил, и выглядел он неплохо.

- Хвала Мардуку и богу Энлилю! Господин, принёс бедному узнику благую весть и влил в его жилы радость! О благодарю, благодарю тебя!

Багой сделал попытку снова упасть мне в ноги, я не дал, вовремя подхватив его почти невесомое тельце за талию, и удивился, насколько евнух был приятен на ощупь. В отличии от собратьев, от Багоя не пахло мочой, разве что, цветочной эссенцией, да и кожа его оказалась мягка на ощупь. Указав ему место у своих ног, я устало опустился на единственный стул, устроив руки на подлокотниках, задумчиво оперся щекой о кулак. И такая напала на меня блажь, которой я после и сам удивлялся, с чего бы разоткровенничался как последний глупец.

- Значит, любовь даёт тебе силы жить? Зачем же ты, дурень, в петлю полез?

- Я боялся бесчестия, не хотел чтобы тело которое ласкал великий царь, стало предметом наслаждения грязных македонцев.

- Давай-ка полегче на поворотах, я между прочим именно македонец.

- Вы другой, господин. Вы добрый и вы тоже страдаете, в душе.

- С чего ты взял?

- У вас глаза красивые, но, затаённые, словно в них скрывается грусть, которую вы никому не откроете, и она вам мучает.

- Ты прав, никому ещё не удавалось постичь моих мыслей. Очевидно, я ошибался на твой счёт.

- Вы любите, и с вашей любовью что-то происходит, это вас страшит?

- Человек которого я люблю, сильно изменился, не знаю смогу ли сохранить чувство к нему – новому? Приму ли?

- Примите, если ваши слова искренни, как и ваша любовь, вы пройдёте сквозь пламя страдания и оно не опалит вас.

Багой немного успокоил меня, желая его отблагодарить, я протянул правую руку, чтобы погладить малыша по голове, он же, неверно истолковав мой жест, отшатнулся, вскочил и невольно задел раненое плечо.

- Чтоб тебя подняло и вывернуло!

Боль, пронзила до пяток, скорчившись в стуле, я глухо застонал, хватаясь за больное место.

- Проклятые лекари. Никто, толком ничего не может! Только деньги гребут! Где Филипп, почему он с Александром?! Почему я обречён гнить здесь заживо?!

Напуганный моими криками Багой, преодолев стыдливость, приблизился.

- Позвольте мне, господин, посмотреть, не скажу, что я искусный лекарь, но кое-что понимаю в ранах.

Нежно расстегнул тяжёлые золотые застёжки, опытной рукой помогая спустить халат с перебинтованного плеча, обнажая бинты пропитанные гноем.

- У вас задета кость, господин. Она не даёт срастаться мышцам, погодите намного, и все заживёт. Умоляю, не шевелите рукой, вот повесьте её на платок.

Быстренько соорудив мне нечто на вроде перевязи, Багой с величайшим бережением устроил больную конечность, и мне враз полегчало.

- А ты знаешь толк в уходе, собирайся!

Мои решения всегда отличались стремительностью, столь удивляющей многих, и столь ценимых тобою.

- Ты будешь прислуживать в спальне. Не отказывайся, я единственный, кто не будет к тебе приставать по ночам, ты нужен мне как как человек понимающий толк в отдыхе. Разговор перед сном, развлечение одиноких вечеров, ну может пара бокалов вина, большего я от тебя не потребую.

Багой не возражал, опустив длинные ресницы в знак согласия, снял с крючка своё единственное сокровище - старый танцевальный наряд и пошёл за мной.

Он вошёл в мою жизнь лёгким шагом, вошёл чтобы дать успокоение, то в чем я отчаянно нуждался, но боялся признаться, даже себе. Феликс давно не годился на роль некой подушки для слез, облечённый властью, он стал чванлив и высокомерен. Рыжая борода, густые веснушки на широком лице стали знакомы каждому, начальник тайным соглядатаев, старый друг научился подменять искренние чувства лестью, врал, когда это было необходимо, будучи предан мне всецело, во всем, однако, имел свою немалую выгоду. Багой разительно отличался от Феликса своей не испорченностью, его тихий голос одновременно нежный и твёрдый, вселял уверенность в искренность собеседника и потому я полюбил долгие персидские вечера. Когда, устав от рутинной канцелярской работы, приходил в спальню где меня ждал возле наполненной тёплой ванны молодой евнух, с чашей душистых трав и цветов. Он помогал мне раздеться, нежно устраивал больное плечо, молчал, до тех пор пока я не заговорю первым, искуссно массировал мне ноги. За ужином, Багой учил меня правилам поведения за столом, от него я узнал много нового о способах поедания хвалёных восточных деликатесов. Находясь рядом, и в минуты крайнего раздражения, никогда не высказывал недовольства, напротив, был неизменно мил и готов к услугам. Был ли он мне другом? Скорее нет, но и слугой его назвать было трудно, собеседник развлекающий скучающего аристократа занятными историями. Их Багой знал великое множество, поев и немного выпив, я откидывался на высокие подушки и подолгу слушал, как евнух пел о славном Кире называя его – миссией, о его сыне Дарии, о красоте цариц персидских. Наигрывая на небольшой арфе Багой умел извлекать из неё чарующие звуки, вкупе с проникновенным грустным голосом создавал на диво умиротворяющую атмосферу. Я даже забыл о бессоннице. Временами, выезжая не охоту брал его с собой, заметив, что он неплохо держится на лошади, подарил несколько костюмов для верховой езды и с десяток коней. Забравшись далеко в густые дебри, шутя. учил его обращению с оружием. Приговаривая.