Я - твое поражение (СИ)

Закончив, облегчённой вздохнул.

- Надеюсь теперь они будут более сдержаны?

- Безусловно, благородный господин, простите, женщины из нижнего гарема забыли как вести себя в присутствии царственных особ, мне за них стыдно!

Перекидываясь ничего не значащими фразами, мы миновали ещё несколько богато убранных залов, забитых египетский громоздкой мебелью, креслами и лежанками из благородного кедра, расставленные в живописном беспорядке они создавали ощущение заброшенности и как следствие, небольшой тревоги. Слуги пояснили.

- Мы вынесли сюда некоторые предметы, думая, что они понадобиться в обозе, но в суматохе забыли. Если вы позволите, мы поставим мебель на место.

Я опустил подбородок в знак согласия, по ходу отобрав несколько табуретов для твоих покоев и два столика, показавшиеся мне весьма устойчивыми. Останавливались у подножия величественной лестницы спросил, кто живёт наверху.

- Там покои царских жен и любимцев. Общей численностью пятьсот!

- Пятьсот?!

Против воли у меня ворвался удивлённый крик.

- Как такое возможно?

- Комнатки невелики, но зато богато обставлены! Чтобы наш великий царь мог в любой момент посетить приглянувшуюся ему женщину, и найти у неё желаемый уют.

- Сколько же у него наложниц?

- Мы уже говорили - триста шестьдесят пять! И каждая достойна царя! Терпеливо ожидая единственный день в году для желанной встречи.

- Не завидуют я, Дарию, - вздохнул про себя, - бедняга небось совсем истаскался, выполняя кобелиный долг. А вслух спросил.

- Выходит и детей немало у вашего правителя?

- Законных всего трое, от нашей луноликой царицы Статиры! Остальных мы не считаем, сила чресл царя измеряется только потомками по прямой линии.

Рассуждая, прошли несколько приоткрытых дверей. Обитательницы роскошных покоев отсутствовали, очевидно, находилось в обозе и были захвачены как трофеи ещё в битве при Иссе. Другие покои, запертые на засовы, казались обитаемы, не желая тревожить женщин, а количество золотых нор было огромно, велел передать им то, что уже сказал в нижнем гареме, горя желанием побыстрее отделаться от скучной обязанности.

- А как поступить с наложниками, великого царя?!

Я поперхнулся.

- У него были и любовники?!

- Вас это удивляет?! Почему? Всем известны прекрасные юноши танцовщики, с которыми царь любил проводить полуденные часы.

- И много их?

- О нет, не более сотни!

- Угу, пожалуй я не буду смущаясь их покой и так же распущу всех по домам. Надеюсь на этом все?! К утру чтобы никого здесь не было, мои инженера и строители до сих пор ночуют на улице, пока ваши бесполезные приживалки пользуются всеми благами дворца!

Распорядившись, хотел уйти, как вдруг обратил внимание на звук донёсшиеся из ближайшей двери, так словно что-то тяжёлое упало на пол.

- Откройте!

Персы бросились исполнять приказ, но дверь не поддавались, видно, с обратной стороны к ней были привалены тяжёлые предметы. Я даже крикнул своих телохранителей, приказав им немедленно выбить преграду. Мощные Теламонид и Аннарх, взяв наперевес тумбу из чёрного дерева с размаху ударили ею как тараном, разрушая нагромождения мебели. Крича и ругаясь, ввалились в узкую душную комнату. Под потолком, в петле бился человек, извиваясь как червяк на крючке рыболовства, в самодельной удавке сплетённой из тонких одежд.

- Снять!

Рослый Телемонид подставил плечо и приподнял самоубийцу, не давая ему окончательно задохнуться, Аннарх, подпрыгнув, чиркнул кинжалом по шёлковой верёвке. Юноша свалился к моим ногам, инстинктивно освобождая шею. Я все это время, стоял и молча смотрел на него сверху вниз, не желая помогать. Мне была противной сама мысль, уходить из жизни до срока отведённого богами и потому, в тот момент чувствовал только глубокое презрение, а никак не жалость.

- Имя?

Юноша с трудом прохрипел.

- Багой.

Обернувшись к сопровождающим с немым вопросом, я потребовал более обстоятельного ответа.

- Любимец великого Дария. Танцовщик. Личный евнух.

Багой показался мне безобидным, небольшое прошествие с ним, даже повеселило.

- Евнух? Занятно! Хочу посмотреть!

Персы ошеломлённо загалдели, передавая мои слова друг другу, что-то лопоча о безнравственности македонцев и это разозлило.

- Немедленно!

Один их сопровождающих боязливо подошёл к Багою и распустил завязки на его широких шароварах, стягивая многочисленные складки к коленями.

- Расставь ноги!

Уродство так поразило меня, что я приоткрыл рот, не зная как реагировать: смеяться или напротив жалеть несчастного перса! Там, где у каждого нормального мужчины были определённые природой органы, у Багоя остался только кривой красноватый шрам. И дырочка, для мочеиспускания, заткнутая золотым стерженёчком, не лишённым изящества. Не обращая внимания на нервничавшего перса, не удержался и прыснул в сторону.

- Да, не повезло, друг. Не удивительно, что ты в петлю полез? Ладно, прикройся!

Евнух начал быстро натягивать сорванные с него штаны, заливаясь алым румянцем стыда. Желая вознаградить его смущение, я протянул руку, погладил по потной голове.

- Можешь уходить! Александр всех вас отпускает.

- Мне некуда идти, господин. - Борясь со страхом прошептал евнух, опустив длинные ресницы, мило вздохнул. - Позвольте мне закончить, то что было прервано.

- Такая смерть недостойна мужчины. Впрочем, мужчиной тебя назвать нельзя, бедное искалеченное существо.

Вспомнив о данном обещании и обрадовавшись, что хоть часть данного слова смогу исполнить, спросил вроде как для порядка.

- Ты говорят умеешь отлично развлекать на пирах, это правда?

- Да, мой господин.

Его голос тихий, но приятный, с гармонично звучащими согласными, нравился мне все большое и больше. И то, как он не раболепствовал и не ползал на коленях, выращивая себе содержание, так же способствовали тому, что я пообещал Багою покровительство. Обласкав и обнадёжив, приказал одному из евнухов остаться с юношей, чтобы он не приведи Дионис не повторил свою попытку и довольный собой, вышел.

Глупец! Я должен был придушить его! Прямо там! Немедленно! И без жалости!

========== 18. Статира. ==========

Ты помнишь мой знаменитый железный сундук? С тяжёлой кованной крышкой, всегда запертый на пять хитроумных замков? Тот самый, который всегда стоял в кабинете, и служил удобным стулом в походах, а иногда одиноким ложем. Помнишь, как его однажды пытались вскрыть наши враги, когда врасплох напали и захватив самое ценное, бежали, сундук выдержал все их жадные пытки, не раскрыв содержимого. Представляю лица Птолемея или крючкотвора Эвмена, когда они заметят, что сверхсекретный сундук открыт, как задрожат их руки и какой издадут они вопль разочарования, обнаружив под крышкой только пустое дно. Я заранее опустошил его, и кажется, не прогадал. Там действительно лежали самые дорогие моему сердцу вещи, то немногое, что осталось от прежней жизни. Клочки бумажек, которыми ты пулял в меня на лекциях, тщательно разглаженные, с короткими посланиями, типа: «кого люблю тому посылаю, ты проспал утреннюю гимнастику, подожди меня у пятой колонный после урока философии». Смешные коротенькие записки, начертанные впопыхах полудетским подчерком, немного корявые буквы, порой, без начала и конца.

Письма.

Полные любви, обожания: нежный мой филэ, бессмертный возлюбленный, прекрасный супруг. Клятвы, заверения в вечности чувств, обещания быть верным. Иногда я разбирал свой архив, перечитывая отдельные послания. Они ещё пахли давно сорванными цветами, пылью военных дорог, конским потом; испачканные в грязи, если ты набрасывал очередное творение прямо на колене, спеша передать его гонцу, с приказом лететь до Гефестиона, чтобы он не подумал упаси Дионис, будто я забыл о нем. День разлуки и десятки писем, которые снова и снова передают твою тоску, нетерпение, ожидание встречи.

А потом, чуть ниже.

Официальные бумаги. Красивые, твёрдый пергамент. Печати, становящиеся все тяжелее и пышнее.