Я - твое поражение (СИ)

Ты вернулся ранней весной. Получив известие, я выехал встречать царя, вместе с четырёхстами гетайрами. Мы двигались плотным строем по равнине голубой от расцветающих крокусов, мокрая земля хлюпала под копытами лошадей и грязь летела на одеяния. В полдень увидели передовые отряды. Три месяца минули с момента нашей разлуки, многие обиды поутихли, не забылись, но перестали терзать сердце, помноженные на неприкрытую тоску, бросали меня из одной крайности в другую: хотелось лихо скакать тебе навстречу, кричать и размахивать руками, а через мгновение напротив, уйти в гущу товарищей и не показываться как можно дольше. Не зная, как себя вести, взволнованно перебирал повод, неловко дёргая его, вызывая насторожённость коня.

- Александр!

Толкнул меня в бок Пердикка, показывая рукой в даль.

- Он, - недовольно проворчал я, - кому же ещё быть впереди войска.

Друг недоуменно воззрился на меня.

- Ты не рад?

- Не знаю, нет, конечно рад, только…

С тяжёлым вздохом тронул коня и медленно поехал тебе навстречу. Не знаю, какой у меня был вид, а подозреваю, что не слишком воодушевлённый, но даже он не испортил нежности встречи. Нахлёстывая Буцефала ты вихрем помчался ко мне, как только увидел одинокого всадника отделившегося от общей массы македонцев, и все понял. Без разговоров стащил, принуждая сесть на широкую лоснящуюся спину своего коня, обнимая за талию поцеловал в щеку.

- Мой прекрасный филэ, как же я соскучился.

- Александр, и я, так долго ждал тебя.

Неправда!

Хотелось кричать.

Я знаю, наперечёт скольких египетских шлюх ты посетил, те две ночи с молодым жрецом бога Амона, устраивал уж не ради пророчества, а пронырливая Таис, вот бесстыжая, которая даже сейчас не стесняется, едет рядом на чубарой кобыле и хохочет. Ей есть чему радоваться, смогла, совратила тебя в бассейне храмового комплекса, теперь беременная. Интересно, Птолемей знает? Знает, только молчит, ждёт подходящего момента, ради ублюдка небось даже женится на гетере, какой позор.

- Ты о чем задумался, филэ?

- Не могу поверить, тому что ты снова со мной. Мне кажется, я сплю.

- Мой обольстительный Эндимион, не жди, что придёт богиня Селена и поцелуем разбудит тебя. Только я могу ласкать эти губы и обнимать эту талию.

От тебя воняло лошадиным потом, сухой пылью и сладковатыми протираниями египетских женщин. Лжец! Ты воспевал мою красоту, успевая и других одарить толикой внимания. Почему? Почему я, за все время не посмотрел ни на одного мужчину или женщину с вожделением, верный тебе, твоим желаниям, твоей власти хранил себя от всяческих соблазнов. Почему же ты, повёл себя как разнузданный, самолюбивый варвар?

- Ну вот опять ты хмуришься. Филэ?! Посмотри на меня, взгляни какой подарок я тебе купил.

Порывшись в складках плаща, извлёк на свет изумительный перстень, в виде скарабея, из прекрасной ляпис-лазури.

- Говорят он отпугивает дурные мысли и настраивает его хозяина на отличное настроение! Примерь! И носи его, хочу видеть тебя всегда весёлым.

Взяв подарок, я рассеяно поцеловал в щеку.

- Ты такой заботливый, спасибо.

- Перестань, ты не видел сундуков, которые я везу для тебя, там столько сокровищ, что до вечера перебирать будешь.

- Но, ты ведь не за этим ездил в дом Амона. Скажи, дал ли бог ответ на твой вопрос.

- О делах позже, не оскорбляй филэ радость встречи, серьёзными вопросами. Утром поговорим. А пока… где ты раскинул палатки, показывай.

Вымывшись и по старинке умастив тело оливковым маслом, возлюбленный вышел ко мне прекрасный как никогда, лишь скромно прикрыв бедра льняным египетским передником. Найдя амфору полную вина, слегка разбавил его водой и с наслаждением выпил.

- Кстати, в Египте делаю неплохие вина, но македонское лучше, пусть оно и кислое и отдающее старой бочкой, а все равно – самое лучше.

Не знаю, зачем ты мне это сказал, наверное догадывался о посланных шпионах, о моей осведомлённости о каждом своём шаге, и иносказательно хотел заверить, что кто бы не согревал тебя по ночам, ты всегда хотел только одного человека – меня.

- Иди же ко мне!

Я протянул руки приглашая на ложе. Хотел, забыть тревоги, получить подтверждение наших уз, не разорванных ни разлукой, ни минутными увлечениями. Упиваясь моими поцелуями, хотел потеряться в любовном блаженстве, слыша, как ты очерчивая каждую мышцу кончиками пальцев, шептал.

- Прекрасен, любим, великолепен, упоителен.

Здесь было все: и горечь одиноких слез, и прощение, и надежда на лучшее, и разочарование, все смешалось в один тугой комок внизу живота и давило меня, так словно я погружался в густую прибрежную тину, не имел возможности спастись.

- Филэ, ты опять слишком напряжён. Я хочу дать тебе снадобье, его мне подарили жрецы храма Амона, я видел как оно действует на человека и поверь, это волшебство. Ты станешь намного свободнее в чувствах.

Оставив меня, ты вернулся к столику заставленному диковинными подарками и найдя маленькую шкатулку, с тугой крышкой, откинул её. Внутри лежали сероватые шарики скатанные из вещества похожего на сырое тесто, сильный дурманящий аромат напомнил запах цветущих маков.

- Опий?

- Он самый! Ты должен его попробовать, и наша проблема исчезнет сама собой.

- Я слышал опий опасен, люди употребляющие его, сходят с ума!

- Глупости, впрочем, все зависит от дозы. Смотри. Я дам тебе самый маленький шарик, ты не глотай, жуй его и держи во рту как можно дольше.

Что мне оставалось? Возможно это действительно был тот единственный выход, и поддавшись власти Гипноса, я смогу наконец, заглушить свой страх. Открыв рот, принял на кончик языка сероватую крошку.

Ночь, стала феерической: все плыло, раздваивалось, рассыпалось мириадами сверкающих осколков и смыкалось вновь, я летел в каком-то тумане, не чувствуя боли и страдания. Ставший лёгким как пёрышко, взмывал в неведомые миры, удивляясь их красочной пульсирующей насыщенности, и падал, головокружительно летел вниз, не ощущая удара о землю. Твоё дыхание и редкие слова, прорывалась сквозь завесу дурмана, но, они меня не волновали: я плавился, растекался раскалённым металлом. Мне казалось, у тела нет ни рук, ни ног, нет ничего чем бы я мог бы управлять, послушный неведомом богу точно дельфийская пифия, лишь изредка выкрикивал нечленораздельный звуки, и отдавался.

Ты был доволен.

На утро у меня болела голова и чувствовалась сильная жажда. Судя по испачканным одеяниям и твоему довольному виду, соития удались и кажется, были многочисленны.

Отдыхая на ложе, осыпанный твоими ласками, я несколько раз пытался начать серьёзный разговор. Ты каждый раз уходит от ответа. Мне надо было рассказать тебе об одной, очень важной встрече случившийся со мной всего пару недель назад.

Евнух по имени Шираз, прислуживающий госпоже Статире, однажды найдя меня у палаток, с поклоном передал свёрнутое послание, думая, что это очередная просьба от царской семьи я развернул его и на ладонь упала тяжёлая восковая печать. Странно, ещё тогда подумал я, с чего бы бедняжке Статире так заботиться о секретности текста. Присев у костра на корточки, принялся читать. И только пробежал глазами первые строчки выписанные каллиграфическим подчерком, как руки сами опустились, а дыхание замерло. Это было письмо от самого Дария, я разбиравший его архив попавший к нам после битвы при Иссе, хорошо знал подчерк великого государями и мог отличить его от множества иных. С трудом выровняв дыхание, быстрым шагом влетев к себе, вторично развернул послание и прочёл его до конца. Дарий предлагал встречу, называл место неподалёку от Газы, просил прийти одному. Конечно это могла быть ловушка, зная о моей связи с Александром легко можно было предположить, что персидский владыка задумал взять ценного заложника в плен, как некогда мы его семью. И все же, что-то в сухих коротких строках внушало мне доверие. Отказаться, значит проявить трусость, высказать недоверие великому человеку, оскорбить его. Ты бы никогда мне такое не простил, а если бы и простил, то уж точно вспоминал бы до последних дней. Мне не с кем было посоветоваться, некоторые дела я не доверял даже Феликсу и потому, сказавшись занятым в инженерном корпусе, ближе к ночи закутавшись в чёрный плащ, решился. Встреча была назначена у край ущелья, там, где скалы расступались образуя узкую расщелину и каждый участник тайных переговоров мог уйти незамеченным. Пробираясь по высокой жухлой траве, я вскоре заметил двух персов, очевидно карауливших тропинку, они так же приметили меня и скрылись, видимо, побежав докладывать. Что ж начало неплохое, немного приободрившись, я проехал ещё несколько сот шагов и был остановлен рукой высунувшей из темноты и схватившей узду моей лошади.