Трансцендентальный эгоизм. Ангстово-любовный роман (СИ)

“Пьер” Шувалов побагровел.

Женя улыбнулась. Ее было уже не остановить: вошла в раж, как сказала бы мать.

- Как ваша рана? – спросила она. – Уже не беспокоит?

Анна Николаевна, оставшаяся сидеть в своем кресле, закусила губу и побледнела: она устремила на Женю взгляд, похожий на мольбу или предостережение – если бы Женя сейчас могла ее замечать.

- Вы… друг моей жены? – наконец произнес граф, не найдя, что спросить еще. – Когда вы познакомились с Анной?

- Давно, Пьер, - вклинилась между ними Анна Николаевна, точно герольд, разнимающий рыцарей. – Евгения Романовна литератор, я познакомилась с нею на литературном вечере у Сержа Звенигородцева. Она только что закончила роман, который я горю желанием прочесть.

Граф фыркнул. Но он явно растерялся. Несмотря на свой кураж, свою надменность, он был гораздо менее находчив в светских беседах, чем его жена, особенно с дамами.

- Вот как? Что ж, Анна, забавляйся, - сказал Петр Александрович и быстрым шагом вышел, тяжело топая. Просто так вышел! Неужели он никакой угрозы в лице Жени не видит?

Неужели буря миновала?

- Послушайте, - прошипела тут Анна Николаевна так, что Женя испугалась ее едва ли не больше, чем ее мужа; она быстро взглянула на хозяйку.

Графиня была бледна и дрожала.

- Если вы еще раз так себя выдадите, клянусь, я вас убью, - проговорила она. – Я едва спасла положение!

- Убьете? – спросила Женя, услышавшая только первую фразу. – Как Василия? Да, Анна Николаевна?..

Остановившиеся безумные глаза уставились в ее глаза.

Для хозяев этого дома чужая жизнь - пустяк, а своя жизнь – игра? Что за невообразимые люди!

- Да, как Василия, - наконец едва слышно проговорила графиня. – Вы знаете, на что я способна.

Женя усмехнулась и кивнула.

Теперь не имело смысла притворяться друзьями. Или имело? Может быть, большой свет именно так себя и ведет?

- Сядьте, - приказала Анна Николаевна.

Женя подчинилась.

Графиня позвонила и распорядилась, чтобы подали еще кофе.

- А теперь – рассказывайте, - произнесла она.

- Это приказ? – спросила Женя.

Анна Николаевна медленно наклонила голову.

Женя могла бы промолчать; могла бы встать и уйти. Но она принялась рассказывать – во всех подробностях, как графиня и желала. Все происходило не только по желанию Анны Николаевны – по обоюдному желанию, как понимали обе женщины.

Женя рассказывала долго – с увлечением, с жаром; на глазах ее выступили слезы, как будто она исповедовалась близкой подруге. Графиня слушала ее так внимательно, точно была такой нежной подругой. Она не перебила ни разу.

- Это чудесно, - наконец сказала Анна Николаевна, когда воцарилась тишина.

В ее глазах тоже стояли слезы. Belladonna, пришло в голову Жене. И прекрасная женщина, и смертельный яд…

- Вы должны привезти мне также и его письма, - сказала графиня. – Я должна своими глазами убедиться в том, что вам был знак свыше.

- Но как… - гневно встрепенулась Женя.

Анна Николаевна приложила палец к губам.

- Мы поверенные одной тайны, милый друг, - с грустной и ласковой улыбкой произнесла она. – Нас с вами свел рок. И поверьте: я устрою вашу судьбу сама, не ставя в известность мужа.

- Как – устроите мою судьбу? – спросила Женя.

Это было так похоже на благотворительность, на милость нищенке, что она едва усидела на месте. Краска прилила к ее щекам.

- У меня есть немалое состояние, - проговорила Анна Николаевна. – Мое имение приносит мне большой собственный доход, независимый от доходов Пьера. И помимо того, что я графиня Шувалова, я урожденная баронесса фон Барангоф.

“Наполовину… или на четверть немка?” - подумала Женя, не очень, вообще-то, удивившись.

- Мое родовое имя и имя моего мужа откроет вам многие двери: поверьте, я знаю, как это делается, - с улыбкой закончила Анна Николаевна.

Женя ничуть в этом не сомневалась. Интересно, вдруг подумала она, у графини были любовники – настоящие, а не мнимые?

Почти наверняка да! И даже не один!

А ведь для этого нужна большая житейская смелость – помимо опасности попасться мужу, для женщины… любовь вообще гораздо опасней. Тут Анна Николаевна улыбнулась Жене с таким лукавым видом, точно прочитала ее мысли.

- Вы просто прелесть что такое, - сказала она своей новой приятельнице; вполне возможно, что думала она сейчас о себе и просто перенесла восхищение собою на Женю. – Хотите, я сейчас покажу вам дом? – предложила Анна Николаевна. - Вы любите старину? У нас есть такой редкий антиквариат…

- Если вам угодно, - сказала Женя.

Она уже запуталась в себе и в том, как ей должно воспринимать графиню. Пусть все идет своим чередом.

Анна Николаевна поднялась с кресла и поправила завитые, как всегда, волосы.

- Что ж, тогда следуйте за мной, - проговорила она с улыбкой. И пошла впереди с видом госпожи средневекового замка: Жене даже чудился недостающий шлейф. Интересно, где сейчас граф? Видит ли он, чем занята его жена, и по вкусу ли это ему?

Граф Шувалов грозен, он страшен, но Анна Николаевна умеет управляться с ним, подумала Женя. В руках иных женщин – огромная власть.

- Вот здесь начинается картинная галерея, - тем временем заговорила графиня, показывая на длинный ряд портретов вельмож в напудренных париках, с одутловатыми нездоровыми лицами, как и следовало восемнадцатому веку. – Первые полотна значительно старше этого дома и были перевезены сюда из родового имения Шуваловых при императоре Александре Первом…

Лекция графини об искусстве длилась не меньше, чем Женин рассказ о спиритических явлениях. Женя с удивлением поймала себя на том, что узнала немало неизвестных ей исторических фактов. Анна Николаевна была, возможно, несколько однобоко, но прекрасно образована - хотя культура с легкостью может сочетаться с неглубоким умом и бесчувственным сердцем.

Когда экскурсия закончилась, Женя обнаружила, что устала и проголодалась. Вернее, она иногда вспоминала об этом, пока ее водили по огромному дому, но тут же забывала, увлекаясь рассказом хозяйки или заставляя себя ее слушать. А теперь у нее круги поплыли перед глазами, ноги заныли от долгого хождения на каблуках. Сколько же времени она уже у Шуваловых?

- Да вы едва на ногах стоите, милая, - спохватилась графиня, опять тоном помещицы, разговаривающей с отпущенной на волю крепостной. – И проголодались, конечно? Как раз время обедать!

“Но…” - подумала Женя - но промолчала.

- Снимите перчатки, вам нужно вымыть руки, - продолжала Анна Николаевна. – Вас проводят. Стефан!

Степан, подумала Женя, скрывая усмешку при виде подходившего к ней безмолвного торжественного лакея. А может, и Стефан. Черт его знает.

Ее проводили в огромную ванную комнату, совершенно пустую. А как же сама Анна Николаевна? Впрочем, конечно же, в этом доме не одна ванная комната.

“Время обедать? - вдруг с ужасом подумала Женя. – Да это значит, что уже часа три пополудни!”

Потом ее проводили в столовую – размером с бальный зал, которым это помещение, возможно, и служило; высокий сводчатый потолок, который в гостиной скрадывали портьеры и нагромождение тяжелой массивной мебели, здесь производил угнетающее впечатление. Казалось, что сидишь под открытым небом, нет… под небом чуждого и холодного мира.

Графиня восседала во главе огромного стола в полном одиночестве. Женя вздохнула с глубоким облегчением – хотя бы не пришлось снова сталкиваться с “Пьером”; впрочем, неизвестно, кто из этих двоих страшней.

- Садитесь сюда, по правую руку от меня, - милостиво произнесла Анна Николаевна. – Для вас уже поставили прибор.

Женя кивнула, не зная, как отвечать еще. Она подошла к высокому тяжелому стулу и лакей отодвинул его раньше, чем гостья подняла руку, чтобы это сделать; Женя села, и почти сразу на коленях у нее очутилась белая салфетка. Она ощущала себя марионеткой – или даже просто беспомощной куклой, которую вертят чужие руки.