По велению сердца

– Мама права, – сказала Марша. – Это началось несколько лет назад, без твоего участия, Дженис!

Она знала – для сестры это слабое утешение. Но щеки Дженис снова порозовели, когда она опустила голову на плечо сестры.

– Не хочу, чтобы ты была несчастна, – сказала она тихо.

На мамином лбу залегла деликатная складка.

– Девочки, ваш долг не раскисать, – сказала она в привычной мягкой, но строгой манере. – Мы должны видеть во всем хорошее. Марша может стать счастливой, если захочет. Смотри, Дженис, какого успеха она добилась за эти годы.

Марша предпочла не обсуждать эту тему, просто попросила еще чаю и кусок хлеба с маслом. Нельзя, чтобы Дженис думала, будто она впала в уныние и грустит. Мама, возможно, догадывается. Несомненно, догадывается. Они обе будут делать вид, что все чудесно.

Когда Марша допила чай и съела весь хлеб до крошки, мать встала.

– Завтра у нас будет много гостей, – сказала она. – Все захотят тебя поздравить. Поэтому сегодня мы останемся дома, чтобы хорошо отдохнуть.

Дженис посмотрела на сестру с участием.

– Сегодня я могла бы спать у тебя, – предложила она.

Марша улыбнулась:

– Было бы хорошо.

– Завтра тебе придется принять также и лорда Чедвика, – сообщила мать. – В четыре часа.

– Но я…

– Ты его примешь. – Мать ничего не желала слушать.

Дженис схватила руку сестры и сжала до боли, которая привела Маршу в чувство. Теперь она могла сосредоточиться на ней, забыв о неминуемой встрече с графом, со своим рыцарем в сияющих доспехах.

Плохо, думала она, что нельзя обнять рыцаря в сияющих доспехах. Доспехи – вот и все, что останется в руках.

Она могла бы обойтись без рыцаря. Но сможет ли она обойтись без этого мужчины с горячей кровью, рядом с которым лежала в постели, который шептал ей на ухо милые глупости, занимаясь с ней любовью в милом уютном домике, под тихое потрескивание огня в камине?

Лежа рядом с Дженис, Марша всю ночь видела в сновидениях Дункана. Это были тревожные сны. То она убегала от него, а вокруг полыхало жаркое пламя, и она боялась, что оно подберется к ней. То погибала от холода, выкрикивая в отчаянии его имя, а его все не было…

Проснувшись утром, Марша поняла, что сегодня будет вынуждена говорить с Дунканом – только это и имело значение. Ей было страшно, как будто она боялась заразиться оспой. И все-таки она не могла дождаться, когда же он придет. Так мотылек летит на огонь.

Она поняла, что хочет поскорее с ним увидеться, поняла, что любит его!

За завтраком все собрались вместе, как будто кто-то им приказал. Хотя, вероятно, так оно и было. Сегодня великий день: дочь выходит замуж, и скоро об этом узнает весь свет, который читает лондонские газеты.

Мальчики глуповато хлопали глазами. Они были ужасно смущены и обращались с Маршей так, словно она была тяжело больна.

Взглянув на нее украдкой, Питер поспешил отодвинуть для нее стул.

– Спасибо, Питер, – сказала она. – Какой ты милый.

Он покраснел. Он был самым забывчивым из братьев, когда нужно было отодвинуть для дамы стул.

– Хочешь, Марша, я принесу тебе яйцо? – спросил Роберт, который имел привычку хватать последнее яйцо всмятку, не подумав спросить, не хочет ли его кто-нибудь другой.

– О нет, спасибо, – ответила она. – Сегодня только хлеб с грудинкой. Выберу самые лучшие кусочки. Грудинка – это то, что я люблю.

– Ты любишь, чтобы ломтики хрустели, – сказал Грегори. – Вот, съешь эти два. Они самые хрустящие, уверяю тебя. – И переложил ей грудинку с собственной тарелки.

Роберт с Питером взирали на него с возмущением.

В обычной ситуации Марша бы развеселилась, но сегодня невидимая мрачная туча тяжким бременем легла ей на плечи.

Вошли мать с отцом и заняли свои места. Газета отца лежала наготове. У матери в руках был особый горшочек для шоколада, который маркиз преподнес ей в качестве подарка на свадьбу. С ним была связана какая-то история, которую дети не знали, но мать почему-то очень любила этот горшочек.

– Когда свадьба? – спросил Питер, откидывая со лба непослушные локоны.

Роберт выразительно хмыкнул.

Грегори довольно чувствительно сжал плечо Марши.

– Чедвик мне всегда нравился. И он превосходно разбирается…

– Спасибо, – смущенно перебила она.

– В лошадях, хотел сказать Грегори! – воскликнул Роберт.

Питер ущипнул его руку.

– Не сегодня, – прошипел он.

– Все в порядке, Питер, – сказала Марша, стараясь выглядеть довольной. – А то я уж начала беспокоиться, что проснулась в чужом доме.

– Правда? – просиял Питер.

Грегори и Роберт тоже заулыбались и занялись завтраком. Грегори рассказал братьям о рауте, который посетил накануне, где один его приятель чуть не вывалился из окна третьего этажа.

Зато Синтия, которая поначалу задержалась у буфета с тарелкой в руках, была настолько взбудоражена, что не смогла усидеть смирно, оказавшись за столом.

– Скорее бы приехал лорд Чедвик! Он будет моим братом. Может, хоть он не станет дразнить нас, девочек. Как нам его звать?

– Святой, – предложил Грегори, насмешливо вскинув бровь.

– Наверное, вы будете называть его Дунканом, – весело откликнулась Марша, стараясь казаться беззаботной.

– Тогда, значит, Джо будет приходиться нам племянником? – спросил Роберт.

– Да, – решительным голосом ответила Дженис. – И я буду каждый день подкупать его конфетами, чтобы он считал меня любимой тетей.

Марша улыбнулась. Отрадно видеть, что сестра несколько оправилась после вчерашних событий.

– А ты станешь мачехой, – ухмыльнулся Питер.

Впервые в ней шевельнулся интерес к жизни, которой вдруг вздумалось нестись без руля и без ветрил, без участия самой Марши.

– Любому ребенку нужна мать, – сухо заметила она. – И любому ребенку нужны друзья.

Каковы бы ни были обстоятельства его рождения, подразумевали ее слова.

Мать посмотрела на нее увлажнившимися глазами, и отец крепко пожал мамину руку. Ведь мать была ребенком, рожденным вне брака. Когда ее бедная мать умерла, малышке было всего пять. Эту историю отец с матерью никогда от них не скрывали.

Поэтому неудивительно, что в доме Брэди малыша Джо примут с радостью и любовью, тогда как другие семьи могут делать вид, будто его вовсе нет на свете.

Однако отец, как заметила Марша, сегодня явно был не в своей тарелке. Исчез веселый огонек в глазах – неизменная примета папиного доброго утра, – он сидел, тихий и серьезный, и матери пришлось спросить, не болит ли у него голова.

– Нет, – ответил он. – К тому же одна ночь хорошего сна – и любую болезнь снимет, как рукой.

Марша украдкой взглянула на отца. Неужели у него тоже выдалась беспокойная ночь?

Он поймал ее взгляд и ответил – взглядом, исполненным огромной любви и тревоги. Нельзя, чтобы он решил, будто она его возненавидела.

– Надеюсь, папа, тебе уже лучше, – тихо сказала она.

Его взгляд немного посветлел.

– Спасибо, дорогая.

И это было все, что они сказали друг другу, прежде чем он вышел, чтобы ехать в Уайтхолл. Но этого было достаточно. Она всегда будет любить отца.

Однако через минуту отец вернулся в столовую.

– Для тебя письмо, Марша, – сказал он. – Я оставил его в библиотеке на письменном столе.

Сердце тревожно екнуло.

– Ты знаешь, от кого оно?

Он сказал после заминки:

– От герцога Бошана.

Марша боялась поднять взгляд, зная, что мать и Дженис наблюдают за ней с тревогой.

– Спасибо, папа.

– А зачем к тебе пишет герцог? – спросил Питер. – Да еще такой старый?

– Наверное, прочел сегодня утром в газете о помолвке Марши и решил – дай-ка я тоже сделаю предложение. Вдруг еще не поздно? – предположил Грегори.

– Хм, Марша и старик! – воскликнул Роберт.

– Хочешь, чтобы я и мама прочли письмо вместе с тобой? – участливо спросил отец.

Отодвинув стул, она встала.

– Нет, спасибо, я прочту его сама. – Расправив складки платья, она взглянула на отца, который по-прежнему стоял в дверях столовой. – Ступай, папа. Право же.