Upheaval of the Medieval (СИ)

— Чонгук, — прошептал Сокджин, позволяя себе присесть на пол и обнять короля, чувствуя, как тот сначала напрягся, а потом прильнул и сильно прижался, словно маленький, брошенный крольчонок, которого хотелось отогреть и приютить.

Чонгук, не стесняясь, обливался горькими слезами, которые падали на грудь Сокджина, тут же впитываясь в дорогую ткань его одежды. Ему хотелось, чтобы кто-то вот так обнимал и создавал видимость того, что всё будет в порядке. Он давно понял, почему Намджун доверял Сокджину и даже дал свою фамилию: верность на дороге не валяется. А теперь он понимал это в сто крат острее, всхлипывая, пытаясь унять клокочущую в горле истерику.

Он не сможет оставить своего Чимина, не отдаст и не позволит судьбе решать за него. Они оклемаются, выстроят что-то вроде прежней версии своего личного, маленького мирка. Чонгук простит, он не сможет забыть янтарные глаза, высокие стоны и преданность, с которой Пак на него смотрел. Почему одна гнусная женщина возомнила себе, что сможет разлучить их? Столько лет и радостных мгновений. Лицо Чонгука приняло более ожесточённый вид, он вцепился пальцами за край мраморного надгробия, исподлобья глядя на портрет брата. К чему корона, если ты вынужден подчиняться судьбе?

— Сокджин, — всхлипывая, прошептал он, — избавься от неё, убей.

— Ты уверен? Ты же знаешь, как плохо будет Чимину, — так же тихо ответил советник, прикрывая глаза.

— Лиши её жизни, пускай она отправится в ад вместе со своим ребёнком! — закричал Чонгук, ударяя костяшками по плитке на полу. Она окрасилась розовыми разводами, но выглядела с ними так гармонично, будто бы насмехалась над королём и его слабостью.

— Это ребёнок Чимина, — спокойно ответил советник, — ты ведь будешь жалеть всю оставшуюся жизнь, если это сделаешь.

— Убей! — завопил король, срываясь на громкие рыдания.

Солнечный свет резал красные, воспалённые глаза, а Чонгук не мог успокоиться, задыхался от истерики, как бывает только если кажется, что сейчас умрёшь от боли. Он кричал, рычал и сжимал зубами свой рукав, отталкивал обнимающего его Сокджина и хотел покончить со всем. Нет, он не позволит Чимину любить кого-то кроме себя.

— Только мой! — взревел король, до боли сжимая руки в кулаки, оставляя на ладонях следы-полумесяцы от ногтей.

Вырывать бы языки тем, кто приносит подобные вести. Любой на месте Сокджина был бы уже мёртв, но советник был неприкосновенным, в силу обещания и авторитета Намджуна, которому Чонгук доверял до сих пор. Он был единственным, кто бы мог удержать короля от поспешных решений, но правителю надоело, он был уверен в своих словах, как никогда ранее. Избавиться. Забыть. Убить всё, связанное с ней. Останутся только они с Чимином, и Пак поймёт, простит и пойдёт по выбранному пути, выстеленному из костей и мёртвой плоти. Они останутся друг у друга, Чонгук не сомневался, он был уверен, что только это решение верно. Всегда нужно жертвовать, и король был готов пожертвовать королевой, чтобы выиграть эту партию.

***

Тэхён мог только лежать на полу в покоях короля, пытаясь не задохнуться от той муки и боли, что простреливала плечо, подсказывая, насколько его истинному плохо. И как бы Тэ ни геройствовал, сейчас ему не хотелось чувствовать это, хотелось закрыться от всего спектра эмоций, что стрелами пронзали его тело, заставляя скулить. Он попытался дотянуться до графина с водой, но взамен лишь перевернул небольшой прикроватный столик, разбивая всё, что на нём было.

Волосы взмокли из-за пота, что стекал ручьём, и мальчишка свернулся клубочком, поджав колени к груди, чувствуя, как разлитая вода пропитала ковёр и его одежду. Он чувствовал надвигающуюся опасность, мог потрогать витающее в воздухе беспокойство, пропитавшее собой весь дворец, стиревшее все улыбки. Он ухватился за подвеску на шее, дрожащими пальцами взялся за камешек. Он бы помолился всем богам, вот только не знал, как. Старая травница поклонялась природе, говоря, что лучшая молитва — благодарное молчание.

Вот только молчать было невыносимо, Тэхёну хотелось кричать и умолять короля прекратить мучить его. Он дышал через раз, пытаясь не делать резких движений, чтобы не напрягать горящие мышцы.

Когда же сам виновник, пошатываясь, медленно вошёл в свои покои, Тэхён испытал облегчение, попытался подняться с пола, но дрожащее тело не слушалось, так что он только молча стал наблюдать за тем, как король кое-как дошёл до своего ложа и уставился мутным взглядом на стену. Спустя минуту медленно мазнул взглядом вокруг, с удивлением глядя на сидящего на полу мальчишку.

— Ты здесь? — заплетающимся языком спросил Чонгук.

Тэхён только молча кивнул и опустил глаза, пытаясь не тонуть в чёрных омутах, что пробирали насквозь, заставляя склониться перед их обладателем, упасть на колени, ожидая своего приговора.

— Он прав, я только буду мучить тебя, поэтому уходи, пока можешь, — устало прошептал король, склоняя голову, зарываясь пальцами в свои волосы. — Ради него я дам тебе последний шанс.

— Мне некуда идти, — Тэхён пожал плечами, пытаясь говорить ровно.

— Я дам тебе деньги, только исчезни.

— Я не могу, — просто ответил Тэ, кое-как поднимаясь с пола, нетвёрдым шагом подходя к королю. — Вы ведь любите его? Я чувствовал обиду, но за ней скрывалась любовь, не так ли? — ласково спросил, вглядываясь в стеклянные глаза.

— Что ты можешь знать? — закричал Чонгук, а в глазах его появились вспышки осмысленности и ярости.

Тэхён молча сбросил рубашку, указывая пальцем на красивые, ровные и до невозможного идеальные буквы, что сложились в несложное «горечь». Чонгук уставился на эти буквы, а потом потянулся, чтобы провести по ним рукой. Поднял свои глаза, смотря снизу вверх, и тяжело сглотнул, заставляя Тэ поёжиться от столь пристального взгляда. Рука ощущалась так правильно и нужно, что мальчишка рвано выдохнул, хватаясь за неё своими двумя, прижимая к коже, прикрывая глаза.

Чонгук вырвал руку из крепкого захвата, заставляя Тэхёна попятиться назад, виновато опуская глаза вниз.

— Не нужно, — сквозь зубы проговорил король. — Не смей прикасаться ко мне.

Он стянул с себя шёлковую накидку и рухнул на кровать, тут же закрывая глаза. Тэхён замешкался, не зная, что ему делать, но, взвесив все «за» и «против», осторожно взял одно из одеял короля, сложил вдвое и расстелил его на полу, надеясь, что за такую вольность ему не прилетит. Задул свечи, пытаясь не тревожить Чонгука, и улёгся на импровизированную постель, думая, что бывало и в сотни раз хуже. Ему хотелось напиться, как это сделал король, чтобы не терзать себя глупыми мыслями, не переживать и не думать об этом. Но мысли лезли в голову, делали там бреши, рушили то, что только недавно отстроилось. Он чувствовал себя бесцветным, потому что самолично отгородился от своих эмоций, закрыл ставни, не позволяя свету проникнуть внутрь.

Когда послышался глухой стук, Тэхён замер, испугавшись не на шутку, но, когда тёплые руки обняли его, прижали обнажённой спиной к груди, облачённой в ткань, мальчик едва слышно выдохнул. Горячее дыхание на его шее ощущалось так нежно и волнительно, что он невольно прикрыл глаза, наслаждаясь. Его собственный идол, его король и тот, ради кого он был готов сейчас на что угодно. Впервые за столько дней, заполненных тьмой, Тэхён чувствовал слабое тепло от небольшого уголька, что потух не до конца. Эти руки сейчас ощущались так правильно, будто бы их место было изначально на талии Тэхёна. Он позволил себе упасть в пучину иллюзии счастья, что обхватила его измученное испытаниями тело, обвила тёплой водой и качала на мягких волнах, позволяя забыться и поверить, что у него хватит сил на то, чтобы спасти эту падшую душу.

***

Чимин рвано дышал, когда попал в покои, что так тщательно охранялись. Воины короля были отличными подданными: услужливыми и беспрекословно выполняющими приказы. Они дрались отчаянно и до последнего, а Чимин упрямо пробивался, ему нужно было попасть к Инсан, убедиться, что всё в порядке, а Чонгук не обезумел настолько, чтобы сделать что-то непоправимое. Неглубокая колотая рана на его боку и порез на щеке казались ему царапинами, а сбившееся дыхание он предпочёл замаскировать лязгом своего меча, который тащил по полу. Но на мягких коврах этот трюк не сработал, а сидящая на постели королева обеспокоенно зажала рот ладошкой.