Upheaval of the Medieval (СИ)

В ответ на его слова мужчина лишь громко рассмеялся, отпустил шею и развёл руками половинки, оскверняя кожу своими грязными лапами.

Но он вдруг взревел, поднялся с Юнги и бросился куда-то в сторону.

— Потаскуха, — зарычал он, начав душить Соа, а Юнги заметил его поцарапанную спину и кинжал, что валялся рядом. Видимо, девушка решила убить мужика, но у неё не было достаточно сил для этого, поэтому она лишь слегка задела его.

Юнги поднял кинжал с земли и, сделав рывок в их сторону, тут же загнал его прямо под лопатку, после чего вытащил и стал наносить быстрые удары по всей спине, не замечая того, что тело обмякло, а Соа рвано дышала, пытаясь скинуть с себя мёртвую, грузную тушу. Он резко натянул свои штаны.

Мин помог ей выползти и хотел поднять её на руки, но не смог, лишь бессильно всхлипнул, смотря на кровоподтёки по всему телу девушки, её синяки. Он снял с себя сюртук и замотал её в него, обнимая плачущую девушку за плечи.

— Всё в порядке, они больше не тронут тебя, — прошептал Юнги, поглаживая её волосы, прижимая её тело к себе.

— Юнги, — прохрипела она. — Сам ты глупый, — она говорила едва слышно, медленно и часто облизывала губы, — я не могу умереть, ненавижу тебя. Но, знаешь, я выбилась из дочки одной из местных потаскух в фаворитки самого короля, это добавляет безумия.

Она хрипло и грустно рассмеялась, хватая запястье Юнги, поднося метку к своим губам, оставляя на ней лёгкий поцелуй.

— Береги его, он любит тебя, а я достану тебя даже из преисподней, жди, ублюдок.

Она смиренно прикрыла глаза, а Мин только склонил голову вниз, чувствуя, как её тело обмякло и перестало дышать. Он не любил её, даже ненавидел, но жалость ко всему живому заставила его тихо всхлипнуть и прижать безжизненное тело к себе. Он был так уверен, что ему стане лучше, когда она умрёт, но легче не стало.

Громкие, быстрые шаги раздались в темнице, и Юнги покрепче вцепился в тело девушки, раскачиваясь с ним на руках.

— Юнги, — тихое и хриплое имя сорвалось с уст короля, но Мин даже не пошевелился.

Когда его захотели оттащить от девушки, он только громко взвыл, отбиваясь от рук Хосока, истошно воя и громко рыдая. Этот человек смог приказать сотворить такое с Соа, своей главной фавориткой?

— Котёнок, — негромко позвал Чон.

Но Юнги уже не слышал, он был уже не здесь, а глубоко в себе, закрывая все двери на тяжёлые, металлические замки, которые даже Хосок сорвать не сможет.

Комментарий к I’m far from good, it’s true

Чон Хосок - ходячее противоречие.

Сумеет ли он исправить то, что натворил?

========== No one compares to you ==========

Комментарий к No one compares to you

Мы на 36 месте в топе по слэшу + “Исторические эпохи”, так что ловите проду;)

Спасибо вам за оценки и отзывы, за то, что читаете.

I never meant to start a fire

I never meant to make you bleed

I’ll be a better man today

— Котёнок, пожалуйста.

Юнги слышал надломанный шёпот на протяжении всей ночи, а лёгкие касания нежных пальцев заставляли хныкать ещё громче, срывать голос и сжимать зубами простыни, чтобы успокоиться, не показывать, насколько плохо.

— Юнги, поговори со мной.

Мин искренне не понимал, зачем Хосок обнимал его, утирал солёные слёзы и нежно шептал на ушко. Он самолично отнёс его в свои покои, снял с него пыльную одежду и обтёр тело влажным полотенцем, натягивая на него свою рубашку. Юнги же только всхлипывал и качал головой. Всё естество вопило о том, что нужно дать последний шанс, но уже вторая смерть ясно давала понять, что этот человек не изменится, а его любовь мимолётна и хрупка, словно крылышки бабочки.

Но он слушал. Как только дыхание короля стало размеренным, он уснул ближе к рассвету, Юнги слушал его сердце, отказываясь верить в то, что Хосок бессердечен, ведь думать об этом — одно, а видеть последствия этого — совсем другое. Он пытался унять собственное скачущее сердце, а тоненький голос кричал, что одна из главных преград к свершению мести мертва. Соа получила по заслугам, оказалась повержена с помощью того, ради кого и творила все свои мерзкие, низкие деяния. И Юнги прижимался, пытался украсть немного тепла, а когда сильные руки сильнее сжимали его талию, думал о том, что плевать на всё.

Он целовал того, кого ненавидел. И делал это так, будто бы Хосок — чистый воздух, а он — испорченный мальчишка, слишком отравлен и привязан к нему, к его признаниям в любви. Сам Юнги ни разу не сказал, что любит. Не потому что боялся, а потому что действительно не любил. Он был привязан и одержим, но не влюблён. Когда солнце взошло над столицей государства Чон, Юнги не смог больше сдерживаться, ему нужно было разделить с кем-то переполнявшие его чувства, поэтому он обхватил руками шею короля, надавил, наблюдая за тем, как быстро распахнулись глаза Хосока, а в следующую минуту он резко подмял под себя Юнги, понимая, чего от него хотят.

Больше не было той нежности, с которой Хосок любил Мина. Были резкие движения бёдрами, громкие крики, низкое рычание, искусанная кожа, бесконечные багровые следы и чувственные вздохи, смешанные из боли и высшего экстаза. Хосок понимал, что нужно его котёнку, он входил до самого основания, чувствуя его коготки на своей шее, позволял ему давать себе резкие пощёчины и молча драл его, доставляя и жгучую боль, и сумасшедшее удовольствие. Юнги срывался на дикий темп, когда скакал на своём тиране, кричал, что ненавидит, просил ещё и соблазнительно кусал и так красные губы, на которых виднелись небольшие ранки.

Мин Юнги сломался.

Гордость осталась в темнице, а Юнги понял, что он должен выжить, даже если для этого потребуется быть покладистым. Он проглотил последние остатки чувства собственного достоинства и забыл о том, что это такое. Он понял, что, чтобы отомстить нужно остаться в живых, а неудачный пример глупости в лице Соа подсказал, как делать не надо. Поэтому Мин отдался. Сделал вид, что отдал всего себя, а на самом деле молча проклинал, обещал казнить и не верить больше тому, чья метка на запястье. Он твёрдо решил, что отродье дьявола по этой земле ходить не будет и таким множеством людей править не может. Он будет гнить в земле, а Юнги сам позаботится о том, чтобы он закончил болезненно, на коленях, в криках и агонии. А пока что Мин стонал, ловил каждый вдох своего любовника, пытаясь не смотреть на «обожание», что светилось на его бледной коже.

Что, если это «обожание» правдиво?

Утром Хосок не ушёл, он продолжал нежно касаться алебастровой кожи, будто чувствовал, что Юнги скрывает что-то, чувствовал всю неправильность и фальшивость происходящего. Он покинул свои покои ближе к обеду, оставив Мина одного, но вернулся ровно через час, принёс целую охапку пионов и слегка удивился, заметив, что Юнги сидел в той же позе, в которой Чон его оставил. Видимо, занимался самобичеванием. На цветы он только вяло улыбнулся и подтянул одеяло к подбородку, скрывая свою наготу. Хосок не счёл за необходимость что-то говорить.

Король впервые кормил кого-то. По ложечке, он бережно кормил своего маленького, обиженного на весь мир котёнка и вытирал уголки губ. Только когда Юнги съел весь суп, а также проглотил, не жуя, несколько ложек своего любимого тёртого сладкого картофеля, Хосок позволил себе улыбнуться, оставляя лёгкий поцелуй на его щеке. Видимо, ему понравилось ухаживать за сломанной игрушкой. А когда Юнги, теряя на минуту контроль, громко фыркнул и перевернул поднос с едой, опрокидывая содержимое на пол, Чон как-то глупо улыбнулся, но ничего не сказал. Это резануло по Юнги. Он сам не знал, чего хотел, а такое нестандартное и откровенно ненормальное поведение короля говорило лишь об одном. Чувство вины съедало Хосока. Осознание ударило, словно гром среди ясного неба, и неожиданно тёплые глаза короля только подтвердили это.

— Ты убил свою семью, — пытаясь обуздать свои мысли, прошептал Юнги, видя, как сидящий напротив него король немного нахмурился, но не встал с постели, а только придвинулся ближе, взял за руку, не позволяя отталкивать себя. — Сколько тебе тогда было лет? Восемнадцать?