Соблазнение Джен Эйр

После этого я развернулась и удалилась так быстро, что он, наверное, не догнал бы меня, даже если бы попытался. Малышка Адель чуть не сошла с ума от радости, когда увидела меня. Миссис Фэрфакс встретила со своей обычной незамысловатой приветливостью, Лия улыбнулась. Все это было приятно. Нет счастья большего, чем понимать, что тебя любят и что твое присутствие радует людей. И мистер Рочестер здесь, напомнила я себе. Здесь, сам, и тоже рад моему возвращению.

Я решительно закрыла глаза, чтобы не видеть будущего. Задушила голос, который настойчиво твердил о скором расставании и приближающейся печали. Когда допили чай, миссис Фэрфакс взялась за вязание, я заняла кресло рядом с ней, а Адель умостилась на ковре поближе ко мне. Ощущение взаимной привязанности как будто окружило нас золотым кольцом покоя, и я произнесла про себя молитву о том, чтобы расставание наше не было скорым или долгим.

Пока мы сидели вот так, мистер Рочестер вошел в комнату и, посмотрев на нас, кажется, пришел в восторг от столь умиротворяющего зрелища. Он сказал, что старушка теперь, когда вернулась ее приемная дочь, должна успокоиться, добавив, что Адель, похоже, prête à croquer sa petite maman Anglaise [28].

Я же почти позволила себе надеяться, что даже после женитьбы он сумеет удержать нас всех вместе под своим покровительством и не лишит счастья видеться с ним.

18

К моему великому смятению, в тот вечер и все следующее утро о женитьбе хозяина не было произнесено ни слова и я не видела, чтобы велись какие бы то ни было приготовления к предстоящему событию. Я спрашивала у миссис Фэрфакс, слышала ли она что-нибудь определенное, и та всегда отвечала отрицательно. Она рассказала, что однажды спросила у мистера Рочестера напрямую, когда он собирается привести в дом невесту, но тот отшутился и бросил на нее такой странный, как он умеет, взгляд, так что она не знала, что и думать.

В последовавшие дни одно обстоятельство меня особенно удивило: никто не ездил в Ингрэм-парк и никто не приезжал оттуда. От нас он находился в двадцати милях, на границе с другим графством. Но что такое двадцать миль для пылкого влюбленного? Такой опытный и неутомимый наездник, как мистер Рочестер, вполне мог бы съездить туда и обратно за одно утро.

Когда его теплый взгляд останавливался на мне, в моем сердце пробуждались надежды, хранить которые я не имела права. Я убедила себя, что помолвка была расторгнута и что слухи оказались ошибочными, либо одна из сторон, или даже обе, передумали. Я заглядывала в лицо моего хозяина, пытаясь понять, что у него внутри — грусть или огонь, но никогда еще оно не было столь безоблачным и безмятежным, как в эти дни. Никогда прежде он не вызывал меня к себе так часто, никогда не был столь добр со мной, и никогда еще моя любовь не была столь сильной. Сейчас я готова была его простить за то, что он мучил меня разговорами о женитьбе на другой, и уже почти уверовала в то, что это было своего рода испытанием или игрой, в которой я сумела победить. Как бы часто я ни думала о возвращении домой, мне и представиться не могло, что оно будет таким счастливым.

Сердце у меня в груди начинало биться учащенно каждый раз, когда он заговаривал со мной, а мысли тут же уносились в тот день, когда он прикоснулся ко мне, и в другие дни, когда он меня целовал. В первый раз — когда в его комнате случился пожар, во второй — когда он вернулся в Тернфилд с гостями, и в последний раз — перед моим отъездом к миссис Рид. Трижды, размышляла я, он терял рассудок, или же какая-то внутренняя, истинная сущность его натуры трижды возобладала над остальными.

Однако мне ни в коем случае не следовало считать эти поцелуи залогом чего-то большего. В глубине души я понимала, что такой человек, как мистер Рочестер, может делать то, что ему хочется, и менять свои решения в любую минуту. И все равно столь тесное соседство с мистером Рочестером и его безоблачное настроение отодвигали все остальные мысли на задний план. Мог ли он позабыть, что было между нами? Пусть даже с того дня прошел месяц, в каждом его взгляде я видела подтверждение тому, что он не забыл.

По ночам, лежа в своей комнате в свете луны, я смотрела на потолок, не в силах заснуть от внутреннего томления, прислушиваясь к тишине в надежде уловить момент, когда откроется его дверь. Он придет, говорила я себе. Он придет. В душе я была уверена в этом. Но если он придет… что тогда?

Изумительное лето было в разгаре. Небо столь чистое и солнце столь ослепительное редко когда так подолгу озаряют нашу омываемую морями страну. Казалось, будто вереница итальянских погожих деньков прилетела к нам с юга стаей великолепных птиц. Сено было убрано, вокруг Тернфилда в белых полосах раскаленных дорог зеленели стриженые поля. Деревья обрядились в пышные летние убранства, густолистые темные леса и рощи окаймляли залитые солнцем луга.

Однажды, в канун Иванова дня, Адель пошла собирать землянику и за день так устала, что спать легла засветло. Дождавшись ее мирного посапывания, я вышла в сад.

То было самое лучшее время суток, когда солнце, очистившись от пышной мишуры облаков, в своей первозданной красоте спускается к горизонту. Вскоре багряное небо примет в свое лоно величественную луну, но та до поры до времени скрывается в неведомых далях.

Я немного прошлась по мощеной дорожке, но потом меня привлек знакомый запах, аромат сигары, и я увидела, что стеклянная дверь библиотеки открыта. Понимая, что если гости мистера Рочестера еще не разошлись, то за мною могут наблюдать не только желанные глаза, я все же решила пройти мимо, надеясь, что он заметит мое одиночество.

Напротив библиотеки я свернула с дорожки во фруктовый сад. Вокруг не было уголка более укрытого от посторонних глаз и более похожего на Эдем. Сад был полон цветущих деревьев, со стороны двора его прикрывала очень высокая стена, а от зеленой лужайки с другой стороны отделяла буковая аллея.

В глубине вросший в землю покосившийся заборчик служил единственной границей между садом и раскинувшимися за ним полями. К оградке вела обсаженная лаврами извилистая дорожка, которая заканчивалась у скамьи под гигантским каштаном. И так здесь пахло медвяной росой, такой здесь царил покой, что я, наверное, могла бы бродить по этой тенистой тиши вечно. Однако мои шаги замедлились и сердце встрепенулось, когда я снова учуяла предостерегающий аромат.

Шиповник, полынь, жасмин, гвоздики и розы дурманяще благоухают, но этот новый запах издает не растение, это сигара мистера Рочестера. Однако мне он кажется не менее сладостным. И его появление может означать лишь одно: хозяин заметил меня и пошел за мною следом.

Я осматриваюсь и прислушиваюсь. Вокруг — деревья, усыпанные поспевающими фруктами. Из леса в полумиле от сада доносятся трели соловья. Но никто не идет по дорожке, и не слышно шагов, лишь запах становится все сильнее. Я направляюсь к калитке, ведущей на участок с молодыми насаждениями, и только теперь замечаю приближающегося мистера Рочестера.

Отступаю в заросли плюща. Если не шевелиться, он ни за что меня здесь не заметит. Ибо, скажу тебе правду, мой читатель, теперь, когда я увидела его, мною овладело нервное беспокойство. Я понимала, что не могу с ним встречаться в таком возбуждении. Он помолвлен с другой, напомнила я себе. Он никогда не будет принадлежать мне, и поэтому нам не нужно встречаться наедине. К тому же я не была уверена, что при встрече смогу удержать в себе чувства, которые бурлили в моем теле вместе с кровью.

Однако, похоже, вечерняя пора ему приятна не менее, чем мне, а этот старый сад привлекает его так же, как меня. Он идет, то приподнимая ветку крыжовника, усыпанную большими, величиной со сливу, ягодами, то срывая спелую вишню, то останавливаясь над цветущим кустом, чтобы вдохнуть аромат цветов либо полюбоваться капельками росы на лепестках. Рядом со мной пролетает большая ночная бабочка. Она опускается на цветок рядом с ногой мистера Рочестера. Он замечает ее и наклоняется, чтобы рассмотреть.