Соблазнение Джен Эйр

«Теперь он стоит спиной ко мне, — подумала я, — он отвлекся. Если ступать осторожно, можно незаметно улизнуть».

Я прошла по краю газона, чтобы не шуршать гравием на дорожке. По-видимому, все еще увлеченно рассматривая бабочку, он стоял среди цветов ярдах в двух от того места, где нужно было пройти мне.

«Все получится, бояться нечего», — подбадривала себя я.

Но, переступая через его длинную тень, я засмотрелась на его спину и линию ягодиц, носок моей ноги зацепил камушки на земле, и мистер Рочестер, не поворачиваясь, произнес:

— Джен, подойдите. Взгляните-ка на этого приятеля.

Я же шла почти бесшумно, как он понял, что это я? У его тени есть глаза? Или он с самого начала заметил меня в моем укрытии?

Залившись краской, я подошла к нему.

— Видите, какие крылышки? — сказал он. — Она напоминает мне насекомых, которых я видел в Вест-Индии. В Англии не часто увидишь таких крупных подвижных мотыльков. Ну вот. Прощай.

Бабочка улетела. Я тоже стала робко отступать, но мистер Рочестер пошел за мною и, когда мы приблизились к калитке, сказал:

— Вернемся. В такой дивный вечер просто грех сидеть в доме. Разве можно ложиться спать, когда закат солнца вот так встречается с восходом луны?

Один из моих недостатков заключается в том, что мой язык, обычно довольно бойкий и острый, иногда отказывает мне в самую неподходящую минуту, например когда нужно срочно придумать благовидный предлог для того, чтобы не угодить в нежелательное для себя положение. Так случилось и на этот раз: у меня не нашлось повода покинуть его.

Я последовала за ним на ватных ногах, лихорадочно пытаясь придумать выход из этого затруднения, но он казался таким сдержанным, таким серьезным, что мне стало стыдно за свои страхи. Если во всем этом и было что-то дурное, то заключалось оно внутри меня. Его помыслы были спокойны и чисты.

— Джен, — промолвил он, когда мы вышли на лавровую аллею и не спеша побрели в сторону покосившегося забора за каштаном. — Летом Тернфилд превращается в чудесное место, вы не находите?

— Да, сэр.

— Вы, верно, уже привязались к этому дому.

— О да.

— И, хотя я ума не приложу, как это получилось, вы, кажется, привязались к этому несносному существу, к маленькой Адели. И даже к такой простодушной даме, как миссис Фэрфакс?

— Да, сэр. Я по-своему люблю их обеих.

— Расставание с ними огорчает вас?

— Да.

— Жаль! — Он вздохнул и, немного помолчав, продолжил: — Жизнь так устроена. Как только ты обживаешься в приятном месте, где можно наслаждаться покоем себе в удовольствие, — раздается глас, призывающий тебя встать и продолжить путь, потому что час передышки миновал.

— Мне пора продолжить путь, сэр? Я должна покинуть Тернфилд?

— Думаю, что да, Джен. Простите, но да.

Это был удар, но я не позволила ему сразить себя, хотя и почувствовала в груди пронзительную боль. Я напомнила себе, что все эти дни, пребывая под одной крышей с мистером Рочестером, я готовила себя к этой минуте, и все же, когда она настала, почва начала уходить у меня из-под ног.

— Что ж, сэр, когда мне будет отдан приказ покинуть этот дом, я буду готова.

— Приказ уже отдан. Это нужно сделать сегодня.

— Так, значит, вы все-таки женитесь, сэр?

— Совершенно верно. Вы необыкновенно проницательны и попали в самую что ни на есть точку.

— И скоро, сэр?

— Очень скоро. Вы помните, как в первый раз услышали от меня или от какого-нибудь сплетника о моем намерении сунуть свою старую холостяцкую шею в петлю, то есть перейти в священное состояние супружества? Прижать к груди мисс Ингрэм, короче говоря (хотя, чтобы обхватить ее, нужны длинные руки, но это не беда, потому что, чем больше такой предмет, как моя прекрасная Бланш, тем лучше).

Так вот, как я говорил… Послушайте, Джен! Вы ведь отворачиваетесь не для того, чтобы найти еще одну бабочку, верно? Это всего лишь божья коровка, летящая из дому…

Хочу напомнить: вы первая заговорили о том, что, если я женюсь на мисс Ингрэм, вам и малышке Адели будет лучше тотчас уехать. Я воспринял это как камень в огород моей возлюбленной. Но, поверьте, когда мы с вами расстанемся, Джен, я попытаюсь забыть свою обиду. Я буду помнить только вашу мудрость, которая, собственно, и подтолкнула меня к принятию этого решения. Адель должна пойти в школу, а вы, мисс Эйр, должны устроиться на новом месте.

— Да, сэр. Я немедленно дам объявление. Тем временем, я полагаю… — Я хотела сказать: «Я полагаю, что могу остаться здесь, пока не найду другого пристанища», но остановилась, испугавшись такого длинного предложения, потому что мой голос меня совсем не слушался.

— Я надеюсь стать новобрачным через две недели, — продолжил мистер Рочестер. — Пока же я сам займусь поиском работы и убежища для вас.

— Благодарю вас, сэр. Извините, что…

— О, не извиняйтесь! Я убежден, что, когда работница выполняет свои обязанности так добросовестно, как вы, она имеет право ожидать от хозяина посильной помощи. Более того, я уже узнал от своей будущей тещи об одном месте, которое, думаю, подойдет вам. Речь идет о воспитании пяти дочерей миссис Дионисиус О’Голл из Биттерн-Лоджа. Это в Конноте, Ирландия. Думаю, вам понравится Ирландия. Говорят, там славный народ.

— Это очень далеко, сэр.

— Ну и что? Девушка такого склада, как вы, наверняка выдержит путешествие на такое расстояние.

— Дело не в путешествии, сэр, дело в расстоянии. А море — это такая преграда…

— Преграда между чем, Джен?

— Между Англией, между Тернфилдом и…

— И?

— И вами, сэр.

Это вырвалось у меня почти непроизвольно, и так же помимо воли из глаз хлынули слезы. Но заплакала я не для того, чтобы быть услышанной. Я не всхлипывала. Мысль о миссис О’Голл из Биттерн-Лоджа и ее дочерях наполнила холодом мое сердце, и еще холоднее мне стало от мысли о соленой воде и белой пене, которым суждено было хлынуть между мною и моим хозяином, рядом с которым я шла сейчас по дорожке сада. Но еще более жгучим морозом пробрало меня, когда я подумала о куда более широкой пропасти — богатстве, сословных обычаях и общепринятых взглядах, пропасти, которая пролегла между мною и всем тем, что я полюбила, не могла не полюбить.

— Это очень далеко, — снова сказала я.

— Это правда, и, когда вы окажетесь в Биттерн-Лодже, мы больше не увидимся, Джен. Это я знаю наверняка. Я не езжу в Ирландию, потому что не люблю эту страну. Но мы были добрыми друзьями, разве нет, Джен?

— Да, сэр.

— А когда друзьям предстоит скорая разлука, оставшееся время они стараются провести вместе. Пойдемте! Поговорим спокойно о путешествии и расставании, хоть полчаса, пока звезды начинают свою сиятельную жизнь на небе. Вот каштан. Вот скамья у его корней. Отдохнем на ней сегодня вечером, ведь впредь нам никогда уже не сидеть рядом.

Мы присели.

— До Ирландии путь неблизкий, Джен, и мне жаль, что приходится отправлять своего маленького друга в такое утомительное путешествие, но, если другого выхода нет, что же делать? Как вы думаете, Джен, что-нибудь роднит наши души?

На этот раз я не отважилась отвечать.

— Понимаете, — продолжил он, — у меня иногда возникает странное ощущение, особенно когда вы рядом, вот как сейчас. Такое ощущение, будто какая-то струна у меня слева под ребрами накрепко и неразрывно связана с такой же струной в соответствующей части вашего маленького тела. И если нас разделит бурное море и еще миль двести суши, боюсь, эта связующая нас нить оборвется. У меня возникло довольно неприятное предчувствие, что, когда это произойдет, мое сердце обольется кровью. Вы-то меня забудете…

— Никогда, сэр.

Сказать что-то еще я не смогла.

— Джен, вы слышите, как в лесу поет соловей? Послушайте.

Я судорожно всхлипнула, потому что уже не могла сдерживаться. Я была вынуждена подчиняться, но при этом меня переполняла острейшая душевная мука. Когда я смогла говорить, из меня полились горячие слова о том, что лучше было бы мне никогда не родиться или не приезжать в Тернфилд.