Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II (СИ)

- Да, - сказала Ка-Нейт.

Почему ей было так страшно сейчас? Почему она чувствовала не благодарность, а смертную тоску?

- Ты и в самом деле найдешь меня там? – спросила она мужа, не отнимая головы от его сильного плеча.

Неб-Амон гладил ее по волосам.

- Это будет обеспечено, - негромким голосом сказал он. – Для нас будет сделано все, чтобы мы не разлучились – ведь я говорил тебе, что священные тексты могут определить судьбу человека в Дуат*.

- Я слышала и другое, - Ка-Нейт вдруг вырвалась из его объятий и взглянула ему в глаза почти со страхом.

- Я слышала, что суд богов взвешивает сердца и решает участь тех, кто умер. Вдруг мое сердце… окажется тяжелее твоего, мой господин, и нас разлучат?

Неб-Амон нахмурился.

- Ты считаешь себя грешницей?

- Я не знаю этого, - правдиво ответила Ка-Нейт. – Я стараюсь быть доброй ко всем, но у меня бывают такие… мысли… и делаю я часто…

Она покраснела и опустила глаза.

Неб-Амон улыбнулся. Какое еще дитя – эта прекрасная женщина, какие у нее могут быть грехи! Такие ли бывают грехи!

Он снова обнял ее.

- Успокойся, - сказал он. – Все ошибаются, а ты – одна из самых чистых сердцем женщин, которых я знал.

“Самая чистая, - подумал жрец. – Истинно так”.

Ка-Нейт помотала головой, не поднимая ее от его плеча.

- Я вовсе не так чиста, - сказала она. – Не надо меня хвалить.

Вздохнула, потом подняла голову и попыталась улыбнуться.

- Нам пора ужинать, дорогой супруг, мы забыли об этом…

- Пойдем в сад, - предложила она, поднимаясь с места. – И пусть нам сыграют и споют – попроси об этом…

Неб-Амон пожал плечами, поднимаясь следом. Попроси! Как будто он не господин здесь!

Для них вынесли столики и циновки в сад, а в стороне расположились арфист и певец. Ему не приказывали, что петь, и он выбрал сам – прославленную песню, которой еще не исполнял здесь, и которой он надеялся польстить господину дома.

Ка-Нейт деликатно ела, не поднимая глаз. Хозяин кивнул музыкантам, приказывая начать.

Арфист ударил по струнам, и певец, незаметно прокашлявшись, вступил:

- Проводи счастливый день, о жрец!

Неб-Амон смотрел на него, благосклонно улыбаясь. Ка-Нейт подняла глаза и стала слушать, так, будто это была не музыка, скрашивавшая их трапезу, а божественное решение.

Воодушевленный, певец продолжал:

- Проводи же счастливый день, о мудрый жрец!

Да будут всегда благовония и ароматы для твоего носа,

Венки и лотосы для плеч и груди твоей возлюбленной сестры,

Которая сидит рядом с тобою!

Верховный жрец обратил свой глубокий, жаркий взор на Ка-Нейт. Та встретила взгляд супруга; но не выдержала его и потупилась, сильно покраснев.

- Твои стены крепки, ты посадил деревья на берегу твоего пруда,

Твоя душа отдыхает на них и пьет их воду.

Следуй же своему сердцу!

Супруги согласно, в радости слушали.

- Проводи счастливый день!

Ка-Нейт светло улыбнулась.

- Подумай о дне, когда тебя поведут в страну,

Куда забирают живых!

Улыбка Ка-Нейт поблекла; Неб-Амон нахмурился, но не прервал певца.

Тот продолжал:

- После смерти и ты станешь таким же, как он!

Я слыхал обо всем, что случилось с предками:

Их стены разрушены, их места не существуют,

Они подобны тем, кто никогда и не был

Со времен богов!

Следуй же смело своему сердцу!

Давай хлеб неимущему, дабы осталось твое имя прекрасным навеки!

Подумай о дне, когда придет пора причалить к земле Любящей молчание*.

Там нет человека, который взял бы с собою свои богатства.

И нет возврата оттуда.

Певец и музыкант смолкли в смущении, и наступила тишина, которая бывает только в тех местах, откуда не возвращаются.

Неб-Амон сидел бледный от гнева. Что за слова, и какое кощунство петь такие песни при нем – при нем!..

Он сделал резкий знак слугам, и музыканты поспешно вскочили и, поклонившись, убежали; Неб-Амон едва удержался от того, чтобы не выгнать певца из дома тотчас же. За одно только страдание, написанное на лице Ка-Нейт. Конечно, она не сказала ни слова, но она вообще почти никогда не жаловалась…

Она почти ничего не съела, и когда муж подсел к ней, желая ее утешить, крепко обняла его. Но слова ее были совсем неожиданными.

- Я хочу посмотреть на мою гробницу, если можно. И на твою, господин, – хорошо?

- Твое желание – мое желание, - ответил он.

Осторожно взял жену за подбородок и приподнял ее голову.

- Они рядом – наши дома*, - сказал он, улыбаясь. – Мой готов. И ты поселишься рядом со мною… Я возьму тебя с собою завтра же, когда отправлюсь в город мертвых. Я расскажу тебе, что есть там, и все покажу.

***

На другой день верховный жрец и его жена в сопровождении нескольких слуг отправились в город мертвых. Ка-Нейт, как всегда, взяла с собою Мерит-Хатхор. Господину дома это не понравилось, но он решил не перечить беременной жене.

Его собственная большая и богатая лодка переправила великого ясновидца через реку; у пристани начиналась мощенная камнем дорога, ведущая в западную часть Уасета – обиталище мертвых, членов царской семьи, знати и жрецов.

Время пирамид прошло давным-давно, как и время, когда дома мертвых поднимались в небо: теперь их высекали в скалах, а многие уходили под землю и, соединенные между собою, образовывали огромную сеть.

Царство смерти было подземным царством, как сам Дуат – нижний мир, куда каждую ночь нисходил Великий бог, чтобы, преодолев его, наутро возродиться на востоке.* Вход в мрачный город обозначали столпы-обелиски; бросались в глаза гигантские изваяния шакалоголового Анубиса, вестника богов, который препровождал мертвых в зал судилища.

Неб-Амон взял жену за плечо и показал рукой в сторону горного кряжа, тянувшегося по ближнюю к реке сторону города.

- Вот там – гробницы, - сказал он. – Но твоя сооружается под землей, для большей сохранности. Моя также под землей.

Обычно путь до города жрец проделывал пешком или в колеснице, но сегодня им подали носилки. Ради Ка-Нейт. Она была так подавлена видом Запада, что Неб-Амону даже захотелось скрыть все это от нее, пока было возможно. Жена молча села в носилки, и он сел к ней, взяв ее за руку.

Остальные слуги пошли пешком, рядом. Ка-Нейт огорченно огляделась и высунула голову наружу, ища свою наперсницу: но Мерит-Хатхор с невозмутимым лицом шагала около носилок. Госпожа чуть было не окликнула ее, но это выглядело бы так, как если бы она пригласила прислужницу сесть в носилки к ней и к самому верховному жрецу.

Невозможно, даже в мыслях.

Ка-Нейт с огорчением подумала о раскаленном камне и тонких сандалиях Мерит-Хатхор, но ничего поделать было нельзя.

Они ехали, прижавшись друг к другу и крепко держась за руки, и жрецу вдруг стало жаль разрывать эту близость. Неб-Амон подумал, что сейчас выйдет из носилок и перестанет быть тем, кто он сейчас – супругом, возлюбленным… и станет тем, кто он есть для всей Та Кемет.

Могущественный князь, первый пророк Амона… ведающий тайны жизни и смерти. Тот, перед кем благоговеет вся страна.

Сейчас ему хотелось только благоговения вот этой женщины, самой прекрасной и желанной на земле.

Носилки остановились.

Заглянул неизменный слуга Неб-Амона со словами, что они прибыли. Жрец жестом удалил его, потом пожал руку Ка-Нейт и с улыбкой взглянул в глаза.

- Пора выходить.

Она кивнула и безропотно поднялась. Хотя ей уже совсем не хотелось делать то, зачем они прибыли; Неб-Амон вдруг подумал, что она попросилась с ним только затем, чтобы доставить ему удовольствие.