Противостояние (СИ)

========== Глава 17. Горящие в противостоянии ==========

Султанский гарем, дворец Топкапы и вся Османская империя погрузились в траур, едва весть о смерти Михримах Султан облетела их.

Хюмашах Султан оказалась сломлена смертью матери и окунулась в тоску и скорбь, облачившись в чёрные одежды и позабыв о собственных детях.

Сюмбюль-ага и Фахрие-калфа пребывали в мрачной растерянности, не знающие, что им теперь делать без своей госпожи.

Султан Мехмет же потерял свою самую сильную поддержку, последнего родного человека в лице сестры. Мать и отец умерли, братья Баязид, Селим и Мустафа были казнены, а Джихангир долгие годы назад скончался в своём отдаленном санджаке. Он остался один, без своей семьи, ведь даже его собственные дети, Хюма Шах и Орхан, отвернулись от него из-за казни их матери.

Единственная, кто среди всего этого беспросветного траура чувствовала облегчение и, наконец, свободу, была Сейхан Султан, триумфально вернувшаяся в Топкапы, уже будучи свободной женщиной.

В Манисе султанши вместе с детьми немедленно собрались в дорогу, дабы проводить Михримах Султан в последний путь.

Израненная душа Михримах Султан, оставившей неизгладимый след в истории, что удалось лишь ей одной из всех османских принцесс, наконец, обрела покой, оставив тело уставшей женщины, которая за свои 47 лет жизни многое перенесла.

Дворец Шах Султан.

Хюма Шах Султан восседала на тахте в своих покоях, облачённая в тёмные траурные одежды, но не по умершей тётушке, а по собственной новорождённой дочери, которую она даже на руки взять не успела.

Известие о болезни и последующей смерти Михримах Султан в скорбящей султанше едва колыхнулось мстительным злорадством. Те, кто так жестоко поступили с её матерью, а именно Валиде Хюррем Султан и Михримах Султан, спустя всего несколько лет скончались в тяжёлых муках, сгорая в них из-за собственных грехов. И в этом Шах Султан видела справедливость, которая, наконец, восторжествовала.

Но если султанш смертью их детей, их болезнями и муками наградил Всевышний за их грехи, то в чём же виновата она сама, раз он забрал у неё ребенка, едва дав ему жизнь?

Вздохнув, темноволосая султанша перевела пустой взгляд карих глаз к вошедшей в опочивальню Фериде-калфе, которая поклонилась своей госпоже и несмело подошла ближе.

— Султанша, прошу прощения за беспокойство. Быть может, вам что-то нужно?

— Оставь меня, — сухо ответила та, опустив глаза обратно на свои руки, лежащие на коленях, скрываемых под тканью траурного платья.

— Прибыл гонец с вестью из Топкапы. Повелитель просит прибыть вас через два дня во дворец на похороны Михримах Султан. К тому времени прибудут и члены семьи из Манисы. Ваш брат — шехзаде Орхан также покинул военный лагерь и направляется в столицу.

Шах Султан горько усмехнулась.

— Похороны моей дочери даже не были организованы, а со смертью этой Михримах вся империя всполошилась.

— Султанша, не стоит…

— Не переживай, — твёрдо оборвала её Шах Султан. — Ради того, чтобы увидеть эту змею в саване, я, разумеется, прибуду на похороны.

— Быть может, желаете, наконец, поесть? Вы не ели уже несколько дней. Это опасно для вашего здоровья. Упаси Аллах…

— Ступай, — снова перебила калфу Шах Султан, раздражённо нахмурившись. — Я хочу побыть одна.

Потупившись, Фериде-калфа, поклонившись, медленно покинула покои, одарив перед выходом за двери госпожу обеспокоенным взором.

Топкапы. Покои Валиде Султан.

Со счастливой улыбкой, цветущей на лице и не вяжущейся с ее траурным облачением, Сейхан Султан крепко обнимала своих сыновей, которые изумлённо смотрели на её большой живот. Зейнар-хатун с улыбкой наблюдала за этим, стоя в стороне.

— Лишь Аллаху известно, султанша, как я рада вашему возвращению! — призналась последняя. — Клянусь, я так истосковалась, испереживалась за вас.

— И я, Зейнар, — ответила Сейхан Султан, передав сыновей подоспевшей Элие-хатун, которая увела их в детскую комнату, откуда выглядывали шехзаде Селим и Севен Султан. — Это было испытанием для меня, и я многое из него вынесла.

Девушки мягко обнялись, и Зейнар-хатун приятно изумилась порыву своей госпожи, которая вскоре отстранилась.

— Как же всё теперь будет, госпожа? Михримах Султан предстала перед Всевышним. Вам отныне никто не в силах помешать.

— Ты ещё не знаешь главного, Зейнар, — ухмыльнулась Сейхан Султан, сверкнув зелёными глазами. — Повелитель освободил меня. Отныне никто не смеет называть меня рабыней!

Зейнар-хатун поражённо застыла на месте, а после радостно улыбнулась.

— Аллах всемогущий, султанша! Как вам это удаётся?

Они рассмеялись, но вскоре осеклись, потому как в покои вошла мрачная Фахрие-калфа в чёрном платье, которая непонимающе смерила их, смеющихся, взглядом, а после поклонилась.

— Госпожа, повелитель желает видеть вас в своих покоях.

— Идём, Зейнар, — спешно проговорила Сейхан Султан, направляясь к дверям, но, пройдя несколько шагов, она обернулась на калфу. — Фахрие-калфа. А где мои вещи?

— Ваше имущество было перенесено на склад, султанша. По приказу покойной Михримах Султан, которая поселилась в этих покоях после вашего… отъезда.

— Пусть имущество покойной султанши передадут либо её дочери, либо вынесут на торги, либо уберут на склад. Мои вещи же пусть немедленно вернут в эти покои.

— Простите, но это невозможно без приказа повелителя. Вы не можете жить в этих покоях без его разрешения.

Сейхан Султан ухмыльнулась ей в ответ, и в этой ухмылке сквозило давно забытое ею в Генуе самодовольство, берущее начало из её уверенности в том, что она любима султаном и что она способна влиять на него, как никто другой.

— Не сомневайся. Я немедленно получу на это разрешение.

— Не думаю, что это возможно, госпожа, — твёрдо возразила Фахрие-калфа. — Эти покои принадлежат Хюмашах Султан, которая временно управляет гаремом.

Насупившись, Сейхан Султан изогнула дугой тёмную бровь.

— Мы ещё посмотрим, калфа, кому они будут принадлежать и кто будет гаремом править.

Развернувшись, темноволосая султанша покинула покои под мрачным взглядом Фахрие-калфы.

Топкапы. Султанские покои.

Русоволосая Хюмашах Султан с лёгкой степенью возмущения взглянула на сидящего перед ней на троне султана.

— Повелитель, неужели вы действительно хотите видеть Сейхан управляющей гарема? Не понимаю, чем же я вас не устраиваю. Насколько мне известно…

— Я всё понимаю, Хюмашах, — мягко перебил её султан Мехмет, качнув головой. — Но сейчас тебе не до гарема. Твоя боль сильнее боли остальных, скорбь твоя всеобъемлюща. Мне известно, насколько ты была близка с матерью, и эта потеря слишком болезненна для тебя. Прошу, возвращайся в свой дворец, к детям, где ты спокойно сможешь пережить свой траур. Моё решение о передаче гарема в руки Сейхан Султан нисколько не связано с тем, что ты не справляешься с гаремом.

— Что же, — выдохнула султанша, пожав поникшими плечами. — Раз такова ваша воля… Я немедленно верну печать.

Их разговор прервал стук в двери, и после позволения повелителя в покои степенно вошла Сейхан Султан в чёрных одеждах, которая поклонилась госпоже и султану.

— Повелитель, вы желали видеть меня?

Хюмашах Султан, смерив девушку недовольным взглядом серых глаз, помрачнела.

— Да, Сейхан, — кивнул султан Мехмет, переведя на девушку пронзительный взгляд, в глубине которого таилась тоска и скорбь. — Хюмашах Султан слишком сильно переживает смерть своей валиде, поэтому более не в состоянии управлять гаремом, который я передаю в твои руки.

Растерявшись на мгновение, Сейхан Султан предусмотрительно подавила приступ ликования в душе и покорно склонила голову перед волей султана, которая ввергла её в небывалую радость.

— Как прикажете, повелитель, — раздался её приглушённый голос.

Султан Мехмет, подарив ей едва заметную улыбку, повернулся обратно к мрачной племяннице.

— Можешь возвращаться в свой дворец, Хюмашах. Если что-то понадобится, то смело обращайся ко мне. Я тебя никогда не оставлю.