Соблазнение Джен Эйр

Сердце остановилось у меня в груди от ужаса, тело обдало морозом, и протянутая рука застыла в воздухе. Крик стих и не повторялся.

Кричали на третьем этаже: звук шел сверху. И там же — да, да, прямо у меня над головой — я услышала звуки борьбы. Судя по грохоту, то была драка не на жизнь, а на смерть. Сдавленный голос завопил: «Помогите! Помогите! Кто-нибудь!..» Потом, посреди непрекращающегося топота и грохота сквозь потолочные балки и штукатурку я различила: «Рочестер! Рочестер! Ради Бога, Рочестер, сюда!»

Хлопнула дверь, кто-то побежал по коридору. Наверху еще раз шагнули, после чего раздался звук грузного падения и наступила тишина.

Я кое-как оделась, хотя от ужаса мои руки дрожали, а ноги подкашивались, и вышла из комнаты. Никто уже не спал. Испуганный шепот раздавался из каждой комнаты, когда стали открываться двери, одна за другой. Выглянуло одно лицо, потом второе, а затем весь коридор заполнился людьми. Мужчины и женщины — никто не остался в постели.

— Кто ранен?

— Что случилось?

— Зажгите свет!

— Пожар?

— Воры?

Голоса раздавались из полутьмы. Если бы не яркая луна, здесь царил бы полнейший мрак. Люди в растерянности метались по коридору и сбивались в группки.

— Черт, где Рочестер? — громко закричал полковник Дент. — В спальне я его не нашел.

— Здесь я, здесь! — отозвался из темноты знакомый голос. — Возьмите себя в руки. Все, успокойтесь. Я иду.

Дверь в конце коридора отворилась, выпустив мистера Рочестера со свечой в руке. Он только что спустился с верхнего этажа. Одна из женщин бросилась к нему и схватила за руку. Это была мисс Ингрэм.

— Что это за ужас? Что произошло? Говорите скорее, лучше знать всю правду.

— Да не тяните вы меня. Задушите, — заворчал он, потому что барышни Эштон повисли у него на шее. — Ну, хорошо, хорошо! — воскликнул он. — Это просто репетиция пьесы «Много шума из ничего». Сударыни, отпустите меня, а не то я рассвирепею.

Вид у него действительно был свирепый. Черные глаза метали молнии. С трудом заставив себя успокоиться, он прибавил:

— Одной из служанок приснился страшный сон, вот и все. Она нервный, неуравновешенный человек, и приняла свой сон за привидение, ну или что-то в этом роде. Она просто испугалась. Но довольно, расходитесь. Все должны вернуться в комнаты — пока в доме не станет тихо, она не успокоится. Джентльмены, будьте любезны, подайте пример дамам. Мисс Ингрэм, я уверен, вы не станете поддаваться пустым страхам. Эми, Луиза, голубушки, возвращайтесь в свое гнездышко. Дорогие мои, — добавил он, обращаясь к леди Фулбрайт и мисс Дюпре, — если вы задержитесь в этом холодном коридоре еще хотя бы на минуту, сляжете с простудой.

И так, то шутливыми просьбами, то строгими приказаниями ему удалось снова рассредоточить всех по спальням. Тот факт, что кое-кто (включая лорда Ингрэма, мисс Дюпре и леди Фулбрайт) явно ночевал в одной комнате, не вызвал комментариев. Я не стала дожидаться, пока очередь дойдет до меня, и вернулась в свою комнату так же незаметно для остальных, как покинула ее.

Однако не для того, чтобы лечь спать. Напротив, я аккуратно оделась. По всей видимости, того, что прозвучало после крика, кроме меня, никто не услышал, потому что звуки доносились из комнаты надо мною. И мне было совершенно ясно, что это не страшный сон служанки посеял ужас в доме и что объяснение было придумано мистером Рочестером для того, чтобы успокоить гостей и восстановить порядок.

Поэтому я оделась, чтобы быть готовой ко всему. Сев у окна, я долго смотрела на молчаливый парк и серебрящиеся поля, дожидаясь неведомо чего. Мне казалось, что за странным воплем и борьбой обязательно должно что-то последовать.

Я обещала помочь мистеру Рочестеру и не сомневалась, что он обратится за помощью ко мне. Еще я чувствовала, что после происшедшего между нами в библиотеке он думает обо мне не так, как о других гостях, и считает меня равной себе.

Снова воцарилось безмолвие. Постепенно угасли шорохи и голоса, и в Тернфилд-Холле стало тихо, как в пустыне, как будто сон и ночь вновь вступили в свои права.

Луна тем временем уже заходила. Сидеть в холоде и темноте было неприятно, поэтому я решила лечь как была, не раздеваясь, на кровать. Оторвавшись от окна, я, почти бесшумно ступая по ковру, прошла через комнату. Когда я наклонилась, чтобы разуться, в дверь осторожно постучали.

— Вы не спите? — спросил голос, который я ждала услышать.

— Нет, сэр.

— Одеты?

— Да.

— Тогда выходите. Только тихо.

Я повиновалась. Мистер Рочестер стоял в коридоре со свечой в руке.

— Вы мне нужны, — сказал он, пристально глядя мне прямо в глаза. Сначала я растерялась, не понимая, что имеется в виду, но потом он кивнул в дальний конец коридора. — Сюда. Не спешите и старайтесь ступать как можно тише.

Я была в легких туфлях и могла идти бесшумно, как кошка. Мистер Рочестер скользнул по коридору, поднялся по лестнице и остановился в темноте зловещего третьего этажа. Я последовала за ним и остановилась рядом.

— У вас в комнате есть губка? — шепотом спросил он.

— Да, сэр.

— А соли? Нюхательные соли.

— Да.

— Тогда сходите обратно и принесите.

Я вернулась к себе, взяла с умывальника губку, достала из комода соли и пошла обратно. Он дожидался меня на том же месте с ключом в руках. Подойдя к небольшой черной двери, он вставил ключ в замочную скважину, но замер и снова повернулся ко мне?

— Вы не боитесь вида крови?

— Думаю, нет. Но я никогда не видела чужой крови.

Отвечая ему, я чувствовала волнение и возбуждение, но не страх и не слабость.

— Дайте руку, — сказал он. — Не хватало еще, чтобы вы лишились чувств.

Я вложила пальцы в его ладонь.

— Теплая и не дрожит, — заметил он. Потом повернул ключ и открыл дверь.

Я увидела комнату, которая так запомнилась мне еще в тот день, когда миссис Фэрфакс показывала мне дом, и в которую я сама тайком наведывалась после. Стены были все так же завешены гобеленами, которые я — к своему стыду — так часто и пристально рассматривала, но теперь один из них был поднят, открывая доступ к потайной двери. Это меня потрясло. Я и не подозревала, что была столь близка к разоблачению тайны.

Дверца эта была приоткрыта, из комнаты за ней пробивался свет. Я услышала шум — тяжелое дыхание. Мистер Рочестер поставил свечу и, велев мне: «Подождите здесь», вошел в комнату. Взрыв хохота приветствовал его появление. Сначала оглушительный, постепенно он превратился в характерное для смеха Грейс Пул жуткое отрывистое «ха-ха!». Мистер Рочестер что-то передвинул, храня молчание, хотя я услышала, что к нему обратился тихий голос, а потом вышел и осторожно закрыл за собой дверь.

— Сюда, Джен, — сказал он.

Мы обошли огромную кровать, которая вместе со своим задернутым пологом занимала значительную часть комнаты. У изголовья стояло кресло. В кресле сидел человек в разорванных сверху брюках и рубашке, свисавшей клочьями на животе. Человек был бос и сидел неподвижно, запрокинув голову, глаза его были закрыты. Мистер Рочестер поднял над ним свечу. Глядя на бледное, точно безжизненное лицо, я узнала сегодняшнего приезжего, мистера Мейсона. Также я увидела пятна крови на его рубашке. Вокруг шеи и на запястьях багровели кровоподтеки.

— Подержите, — сказал мистер Рочестер и передал мне свечу. Он взял с умывальника таз с водой. — Держите.

Я взяла таз, он смочил губку и стал вытирать мертвенно-бледное лицо. Потом попросил мой флакон с солями и поднес его к ноздрям несчастного. Через какое-то время глаза мистера Мейсона открылись, он застонал. Мистер Рочестер распахнул рубашку раненого, и я увидела багровую рану. Розги. Я бы ни с чем это не спутала, потому что однажды мой двоюродный брат ударил меня ими.

Мистер Рочестер смыл губкой кровь, стекавшую тонкими быстрыми струйками по телу.

— Что там? Опасная рана? — с трудом произнес мистер Мейсон.

— Ерунда! Ничего серьезного. Царапина. Так что не волнуйся. Держись, я сейчас сам отправлюсь за врачом.