Ома Дзидай (СИ)

Снаружи, быть может, уже наступила полночь. Ждать оставалось недолго.

Тело почти не двигалось, сохраняя расслабленное положение. Голова очищалась. Сонливость понемногу брала свое, пробивая на унылый зевок.

Невзирая ни на что я продолжал коротать время впустую, пока передо мной таки не предстанет чудище, какое не встретишь в самых страшных снах. Человеческого воображения недостаточно, чтобы воссоздать даже очертания этого ужаса во плоти.

Ожидания оправдались. Я сомкнул веки, засыпая. Тут все и началось…

Красный луч вспыхнул посередине клетушки и яростно, словно катана в руках самурая, взрезал мглу. Он отразился на моей коже, вызывая колкое жжение. Явь просочилась во все проводники восприятия.

В ушах стояло шипение, как при испарении воды. Нос заложило зловоние гари. Глаза слезились, ослепленные кровавым сиянием. На языке застыл привкус сажи.

Оставалось только подняться на ноги. Гостя нужно встречать стоя. Тошнота, головокружение, удушье и боль по всему телу валили на пол, но мне удалось их превозмочь. Я вскочил, использовав опорой ладони.

Наливаясь темным оттенком, алое излучение обрело четкие очертания. Воздух вокруг дрожал и кружился, нагретый неестественным жаром. Лучи расползались по татами десятками тонких полос, щипая ступни и извиваясь наподобие змей. Тянулись вверх до потолка.

Промежутки между ними наливались горячей, черной, вязкой жижей, которая напоминала кипящее масло. Она капала сверху и, попадая на меня, растекалась жирными каплями, не оставлявшими никогда видных повреждений, но доставлявших боль.

Зрение подстроилось под неистовство красного цвета. Взору открылось то, что приходилось наблюдать из ночи в ночь уже не помню, сколько. Там, где выстрелил луч, разверзся багровый проход в бездну. Оттуда показалась тонкая длинная рука в костяной обертке. Каждый продолговатый палец кончался крючковатым когтем, способным рвать мясо, как бумагу.

Так чудовище обозначало свое появление. Вновь и вновь, чтобы стенать меня, пока я не сдамся и не скажу заветное «да». Ответ, услышать который оно вожделело. Появлялось чудище не иначе как из глубин Ёми .

В самый первый приход неведомая тварь изрядно перепугала. С душой в пятках я кричал, отчаянно звал на помощь тех, кому никогда бы не доверил спасение себя. Сколько ни вопи и ни плачь, бесполезно. Никто не слышал. Навещая жертву, зверь заглушал все, что происходило в спальне. Будто она исчезала из действительности.

Требовалось время, чтобы спокойно воспринять зло, которое преследовало меня.

– Фу-у-у-удо, – с издевкой позвало существо из преисподней.

Его голос искусителя звучал приторно. Настолько сладко, что нес в себе едкую губительную отраву. Нам обоим было не занимать терпения, почему и продолжались встречи. Только оно радовалось, видя меня. Я же тянул это бремя непреклонно.

Лапа с грохотом опустилась на татами, знаменуя тяжесть утонченного и несоразмерного тела. Показалась внушительных размеров лысая голова, чем-то отдаленно напоминающая череп снежной обезьяны и ящерицы вместе взятых, но гораздо более жуткий и отвратительный. Да и у тех нет ряда загнутых назад рогов, идущего цепочкой по линии срединного пробора!

– А вот и я! – Чудовище засмеялось, вырвавшись из провала в небытие полностью.

Этому нет конца…

Надменный багровый оскал из тридцати двух зубов, плотно прилегающих друг к другу, не сходил с его уродливого лица, кожей не обтянутого и лишенного всякой плоти. Две глазницы были пусты, зияя беспросветной чернотой, но я чувствовал его взгляд.

Обе ноги шумно коснулись татами. Посланник Ёми не мог распрямить спину в клетушке, хотя в том ему не имелась нужда. Согнутый в три погибели, наростами он чуть не доставал до потолка. Выпрямись тварь, рост был бы равен двум людским.

Помогая передними конечностями, оно приблизилось так близко, что я целиком прочувствовал смрадное, кислое дыхание. От него невыносимо разило тухлятиной.

Руки и ноги, туловище, голова – все тело чудовища представляло собой причудливые кости, выпяченные наружу и скрывавшие за собой розоватую плоть. Виднелась она лишь в местах, где гнулись конечности. Кто бы ни вложил дух в это исчадие ада, он – затейливый творец.

Сверля пристальным взглядом, тварь покачивалась и дышала сквозь хрип. Я отвечал ему тем же – без страха в глазах, сохраняя хладнокровие. Посланник Ёми насмешливо повторял мое имя, желая привлечь внимание. Попытки ударялись о крепкую преграду – безмолвие.

– Фудо! – не вытерпел зверь и резко хлопнул лапой недалеко от уха. Он будто ударил в лист железа. Барабанные перепонки отозвались визгом. – Ты меня слышишь или нет?! – буйствовало чудовище, почти тыкаясь мордой в лицо.

Существо так и не представилось. Поэтому пришлось назвать его самостоятельно. Самым примечательным в твари показались зубы, окрашенные в красный с синеватым оттенком – скорее всего, кровь, перемешанная с жизненными соками.

Так и повелось – Малиновый Оскал.

– Да, я слышу, – небрежно и неохотно отозвался я. Что бы я ни чувствовал впредь, ничего не доставляло ни боли, ни отвращения.

Мы могли до рассвета играть в дурацкую молчанку, и посланник Ёми бы ушел ни с чем. Только это мне быстро надоело.

– Славно-о-о, – смягчился тот, воротя мордой. – Очень славно. Я уже начал беспокоиться, – Он фыркнул, раскрепощаясь. – Я чего пришел-то… Ты подумал над моим предложением?

– Подумал, – невозмутимо подтвердил я. Старался не шевелиться излишне, что выдало бы неискренность. Поставь наши беседы в кабуки, народ бы смеялся сквозь слезы.

– Ну наконец-то, – обрадовалась тварь.

Мы знали друг друга не первый год. Но она забывала, что мои слова никогда сходятся с ее желаниями.

– Я знал, что ты благоразумный молодой человек и сделаешь правильный выбор.

От кивка оно и вовсе расчувствовалось. Я говорил себе: «Только не смейся».

– Поздравляю тебя, – Чудовище попыталось похлопать меня по плечу, но не рассчитало силу. Если бы не остановилось, дошло бы до растяжения. – Итак. Все, что от тебя требуется, – сказать «да». Четко, ясно, громко. И мы простимся.

– Это время знаменательно. Не помешало бы соблюсти правила.

Столь нелепое действо тянулось потому, что мне хватало силы воли. Иначе бы все пошло насмарку.

– Ты прав, – смущенно признал Малиновый Оскал и отвлекся, чтобы почесать надбровную дугу. – Ты не представляешь, как я ценю деловой подход. Пусть будет так.

– Прекрати ходить вокруг да около. Все никак не насладишься происходящим? – недовольно съязвил я.

Восход был не близок. Нужно было вовсю развлечься. Чего бы это ни стоило.

– Я извиняюсь! – стушевалось чудовище. – Ох… Урагами Фудо, ты отдаешь мне в вечное пользование свою душу, позволишь располагать ей, как мне вздумается?

Имей посланник Ёми два глазных яблока, они бы выразили надежду, которую он таил, как по накатанной. Это было подобно чудовищному сну наяву, повторяющемуся, но с небольшими изменениями. Ведь все опиралось в первую очередь на меня. Поведение Малинового Оскала оставалось избитым.

Я окинул взором его костяную морду, качающуюся вслед за телом. Заметив, исчадье ада часто закивало головой. Мол, «да», скажи «да»! Держась, чтобы не засмеяться, как последний безумец, я выразил свой ответ:

– Нет.

Некоторое время мы оба молчали. А казалось, будто прошла вечность. Я гадал, насколько силен был гнев, что тогда поднимался из потаенных уголков его сути. Малиновый Оскал недовольно фыркнул – и сразу приступил к решительным действиям.

– Как нет?! – вскричал он, раскрыв пасть и обнажая узкий, почти ленточный язык, который поразил желтоватый налет.

Потеряв самообладание, чудовище взяло меня за грудки и со всей силы швырнуло в противоположную стену комнаты. Снова ухнуло железо, когда я, ударившись, растянулся по плоскости всем телом. Боль была тупой и равномерно распределенной. Определить, что и где хрустнуло, было невозможно.

– Дурень! – трижды обозвал меня посланник Ёми и просеменил в мою сторону, перебирая всеми конечностями. – До тебя все никак не дойдет?! Я! Я твой спаситель! Разве не ты некогда молил о смерти? Не ты ли остро желал ее?