Навечно преданный (СИ)

Покидая пределы некогда цветущей, а теперь вызывающей лишь душераздирающую жалость деревушки, Джон поравнялся с Холмсом, задумчивое молчание которого не предвещало ничего хорошего.

— Что думаешь по поводу демонических всадников? — негромкий вопрос Шотландца вызвал на лице принца гримасу едва заметного замешательства.

— Скорее всего, речь идёт о каких-то наёмниках, сир, — с несвойственной неуверенностью пожал плечами Преданный. — Информация довольно скудная и, к тому же, вполне вероятно, искажённая по причине эмоционального шока свидетелей.

— И всё же она тебя обеспокоила, — чутко прислушиваясь к настроению возлюбленного заметил Джон. — У тебя есть какие-то предположения? Опасения?

— Они слишком неправдоподобны, чтобы брать их в расчёт, государь, — нехотя ответил Шерлок, словно борясь с собственным скептицизмом. — Полагаю, в Данере нам удастся узнать больше подробностей об этих выходцах из ада. Тогда и можно будет делать какие-то выводы.

— До Данерской крепости чуть более шести миль, — в голосе Ватсона слышалось нескрываемое нетерпение. — Надеюсь, что там мы не только услышим об этих адских всадниках, но и получим возможность собственноручно отправить их обратно в преисподнюю.

Отразившееся в глазах Шерлока сомнение ничуть не убавило воинственного пыла Его Величества. Королевские же солдаты, казалось, всецело разделяли устремления своего государя, невольно прибавляя шаг в предчувствии скорого сражения.

Но как ни велико было желание шотландцев немедленно отплатить лиходеям, поправшим их родную землю, ни один ирландский разбойник больше не встретился на пути эдинбургского гарнизона до самого Данера. Жаждущие отмщения бойцы зорко оглядывали окрестности, готовые без всякого промедления ринуться в бой при появлении врага, но их помрачневшие взгляды снова и снова наталкивались лишь на чудовищные следы варварской бесчеловечности неприятеля, будто свято уверовавшего в собственную безнаказанность не только перед людьми, но и перед Судом Божьим.

Подстёгиваемые справедливым возмущением воины вышагивали, не чувствуя ни голода, ни усталости, и даже лошади, словно проникшись общим стремлением как можно скорее настигнуть кровожадных злодеев, переходили на нетерпеливую рысь, пофыркивая и тревожно прядая ушами.

Когда до раскинувшегося на самом берегу Ферт-оф-Клайда городишка осталось не более мили, Джон, отдав должное здравому смыслу и военному опыту, приказал своей небольшой армии остановиться, укрывшись в леске, лежащем между двух высоких холмов. За деревьями блеснуло вытянутое с запада на восток озерцо, и лошади, почуяв воду, требовательно заржали. Всадники, успокаивающе похлопывая четвероногих боевых товарищей по лоснящимся мордам, поспешили отвести их подальше от неожиданного соблазна. Король же, недовольно хмурясь, приказал выслать разведывательный дозор: перед тем, как атаковать, нужно было точно знать, с чем им придётся иметь дело. Как бы Джон ни уверял себя в обратном, но сомнения личного доброго гения игнорировать полностью он попросту не мог.

Дозор не заставил себя долго ждать, вернувшись к монарху с вполне обнадёживающими сведениями: остатки гарнизона, а возможно, и выжившие жители Данера, действительно скрываются в крепости, окружённые осаждающими их ирландцами, числом более полутысячи. Вооружены интервенты солидно: кроме предсказуемых дротиков, мечей, секир и охарклессов****, абсолютно бесполезных перед каменными стенами, скрывающими шотландцев за своей надёжной толщей, в руках противника имелись также аркебузы и три переносные бомбарды, стреляющие довольно увесистыми гранитными ядрами. Ощутимого вреда портлендскому камню эти двадцатифунтовые окатыши не наносили, но при навесной стрельбе, перелетая через стены, могли с лёгкостью переломать все кости любому, кому не посчастливилось оказаться на их пути.

Запертые в крепости также отстреливались из ручниц и тяжёлых арбалетов, но, опасаясь прицельной артиллерийской стрельбы, делали это почти вслепую и не слишком активно — видимо, кроме прочего, ещё и экономя боеприпасы.

Если бы у короля Джона к этому моменту ещё и оставались какие-то сомнения в обратном, то и снаряжение захватчиков, и довольно слаженная организация осады крепости с запертым в ней гарнизоном, которому пресекли всякую возможность препятствовать грабежу и разорению окрестностей, окончательно утвердили его в мысли о том, что нынешний набег, на первый взгляд кажущийся лишь разбойным нападением жаждущих наживы головорезов, был организован с ведома ирландского монарха. Отсутствие же не только официального ультиматума со стороны этого коварного самодержца, но и любых опознавательных регалий у неприятельского войска в то же время подтверждало первоначальное предположение, согласно озвученное членами совета ещё в Эдинбурге: сэр Бриан Бору не желает оказаться заподозренным в намерении развязать объявленную по всем правилам масштабную войну и быть уличённым в причастности к происходящему. Ничего, что бы не вписывалось в представления Джона о коронованном Ирландце…

Странным же во всём этом было то, что появления шотландской подмоги враг почему-то явно не предвидел, то ли надеясь на покровительство Бадб, Махи и Морриган, триады воинствующих богинь своих предков, то ли на собственный, подкреплённый безграничной дерзостью фарт. Не воспользоваться подобной возможностью было просто глупо, и всё же, опасаясь подвоха и хитрой ловушки, Его Величество ещё раз подробно расспросил лазутчиков о том, не заметили ли они в окрестностях городка чего-то подозрительного. Однако, местность до самых неприступных скал просматривалась как на ладони, море было чистым от вражеских кораблей, и само провидение, казалось, находилось на стороне пришедших постоять за своё отечество патриотов.

Дьявольских всадников, вызвавших благоговейный ужас жителей Далримпла, разведчики также не обнаружили, хотя среди осаждающих крепость был и конный отряд — разумеется, не имеющий ничего общего с князем преисподней. Оставалось только предположить, что при некоторых обстоятельствах именно он сошёл за тех самых демонов, о которых Джону поведали отчаявшиеся, потерявшие, вероятно, не только родных, но и трезвый рассудок крестьяне.

Как и следовало ожидать, приказ атаковать был встречен одобрительным гулом, и вдохновлённое справедливостью собственных намерений шотландское войско двинулось в сторону Данера, на ходу перестраиваясь в нужном порядке.

Пока вооружённые лохаберскими секирами латники приближались к противнику плотными шилтронами*****, поддерживаемыми с флангов конницей, лучники старались нанести растерявшемуся врагу максимальный урон, осыпая его нестройные ряды стрелами и арбалетными болтами******.

Королевские стражники, в этот раз не преминувшие воспользоваться пистолями, меткими выстрелами сняли часть вражеских всадников, не позволив тем отступить для перегруппировки, а затем, обнажив мечи, ринулись в бой, оставляя позади поверженных соперников так же, как дровосек оставляет за собой аккуратно поваленные деревья. Осаждённые же воины, радостными возгласами приветствующие своих собратьев и спасителей со стен крепости, имея, наконец, возможность без опасения подняться на них, также поспешили внести посильную лепту, безжалостно расстреливая всякого недруга, до которого долетала их стрела или пуля.

И вот уже иные оттесняемые к морю, едва способные сопротивляться нещадному натиску противника ирландцы пытаются пуститься вплавь, словно надеясь уйти от законного возмездия — захлебываясь в солёных водах, утянутые на дно тяжестью собственной амуниции, безуспешно силясь побороть уже не врага, а стихию, но не выходя победителями и на этом поле боя. Те же, что, предвидя обречённость спасения в водах залива, предпочли остаться на берегу, приняли свою погибель от праведного гнева шотландских мстителей, едва успев ответить противнику несколькими ощутимыми ударами…

Очевидно, что это была победа. Быстрая и, на удивление, лёгкая. И хотя нынешнее сражение прошло для войска короля Джона не так счастливо, как предыдущее, потери эдинбургского гарнизона были весьма незначительными в сравнении с грандиозным уроном, нанесённым коварным миронарушителям.