Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II (СИ)

- Есть ли у тебя друзья, Аменемхет? – спросил хозяина важный гость – сейчас он выглядел и говорил как добрый отец, и, наверное, от этого Аменемхет застонал, а потом заплакал, прямо при всех. Уну почувствовал, что чуть не плачет сам. Но что можно было сделать? О каком прощении можно было говорить – как бы ни каялся Аменемхет, великий ясновидец сейчас лежал в своем саркофаге, в толще скалы, убитый руками собственного сына.

Второй хему нечер встал со своего места, подсел к молодому человеку и отечески обнял его, чувствуя, как он нуждается в друзьях, в том, чтобы огонь в их сердцах прогнал тьму его одиночества. Это было так. Но из темницы, в которую Аменемхет запер себя своими руками, был выход только в смерть.

Только Уну знал пока об этом – но оттого Аменемхет не переставал быть отцеубийцей и убийцей верховного жреца.

Меритамон мучилась, глядя на страдающего брата, но даже она не знала ничего!..

Аменемхет взглянул на врача – и вдруг Уну прочитал на красивом лице мальчика, которого он любовно вырастил, желание, чтобы кто-нибудь его освободил. Аменемхет почти просил своими глазами старого слугу о снисхождении… просил выдать его…

Но это прошло.

- Вы желаете остаться у меня? – спросил молодой господин. – Ты, сестра?

На слове “сестра” он как-то приободрился и мрачно обрадовался, вспомнив, что не он один в семье преступник.

Ты ошибаешься, мальчик, грустно думал старый врач. Ты здесь единственный преступник – твоя сестра всего-навсего воздала гадюке по заслугам…

- Да, Аменемхет, мы останемся, если ты позволишь, - сказала Меритамон. – Мы хотим побыть с тобой. Ты нуждаешься в этом, милый…

Она очень его любила – любила прелюбодея и обманщика; но смогла бы она любить убийцу своего отца?

- Хорошо, я очень рад, - устало сказал Аменемхет.

Меритамон, не выдержав, ссадила с рук ребенка, передав его врачу. Потом подошла к человеку, который только что грозил убить ее, и крепко обняла его.

Аменемхет закрыл глаза, уткнувшись лицом в ее живот. В их объятии, как сестры, переплелись любовь и ненависть.

Потом Аменемхет отпихнул сестру – так, что никто этого не понял, кроме них двоих. Меритамон, плача, села обратно. Угощение давно принесли, но никто в этом зале к нему даже не притронулся.

Свекор взглянул на Меритамон с возрастающим недоумением. Он был кроток, но вовсе не глуп, и, конечно, понял, что с ее братом что-то неладно. Потом второй пророк Амона посмотрел на хозяина – пригласив их погостить, тот, конечно, должен был их разместить; но Аменемхет сидел на месте. Бездействие так затянулось, что стало просто неприличным.

Но в конце концов молодой человек пересилил себя и встал. Только Уну понимал, чего это ему стоило.

Меритамон, давно забывшая о том, что приехала с мужем, первая последовала за братом – она до сих пор горела желанием изменить его, помочь, вернуть в семью…

Уну, с Анх-Осирисом на руках, следовал за ними на расстоянии – достаточном, чтобы ничего не слышать, но при этом угадывать, что происходит между братом и сестрой.

- Аменемхет, - снова начала Меритамон.

И отшатнулась, чуть не упав – Аменемхет резко повернулся к ней, и его руки взметнулись к ее шее. Глаза его горели так, словно он не был человеческим существом. Меритамон замерла, глядя в эти глаза, чувствуя прикосновение дрожащих пальцев к горлу…

Врач застыл в дверях столовой, не выпуская больше никого и загораживая своей спиной сцену, которую отлично видел сам. К счастью, второй хему нечер решил не идти напролом и остановился тоже, поняв, что впереди какой-то непорядок.

- Ты убила моего сына, - прошептал Аменемхет в самые губы сестры. – Убила.

Меритамон смотрела ему в глаза.

- Где Тамит? – спросила она.

- Ты не найдешь ее, убийца, - шепотом бросил брат. Он повернулся и пошел дальше, а Уну, переведя дыхание, двинулся следом. Он понял, что частично его горячее желание сбылось: Тамит потеряла ребенка. Слава Амону, мысленно говорил себе старик, надеюсь, она потеряла и способность рожать. У женщин это происходит в возрасте около сорока лет…

Где же спрятана любовница Аменемхета? Если бы Уну знал, он мог бы повторить попытку устранить ее, даже если бы Аменемхет за такое прикончил его самого. Уну уже и так… готов к последнему суду.

На этом суде ему нечего будет стыдиться.

Менкауптах наконец нагнал жену, и она посмотрела на него с выражением глубочайшей вины и ужаса. Муж не понимал этого выражения, а Меритамон, конечно, не могла ничего объяснить… здесь. Рядом был второй пророк Амона. Меритамон захотелось, чтобы он ушел, захотелось быть главнее его, чтобы можно было заставить старого жреца удалиться. Этот дом наполнен позором, который все прибывает и прибывает.

Я убила ребенка, прошептала Меритамон – никто этого не услышал. Потом она поспешила за своим врачом, чтобы тот снова сказал ей, что она не виновата.

- Что здесь происходит, Менкауптах? – спросил второй хему нечер, когда все остальные опередили их. – Ты был другом Аменемхета, не так ли? Что с ним?

Менкауптах пожал плечами, сцепил руки на животе, потом убрал их за спину. Вздохнул, покачнулся на носках, избегая взгляда отца…

И вдруг стал сам себе отвратителен – вечно увертливый, робкий, чего-то стыдящийся.

- Аменемхет отобрал у моей жены наследство, - пробормотал молодой отец, который все еще был вынужден жить как мальчик. – Меритамон унаследовала этот дом согласно завещанию великого ясновидца, а Аменемхет выгнал ее.

Менкауптах посмотрел отцу в глаза.

Брови жреца поднялись, во взгляде появилось сильнейшее недоумение. Пиковое за этот вечер.

- Как? – осторожно переспросил он. – Аменемхет лишен наследства? За что? Почему ты молчал?

Менкауптах опустил голову. Как объяснить – почему молчал? Жена запретила. А может, молчал по своей вечной трусости и несообразительности…

- Аменемхета наказали, - промямлил Менкауптах. – Он прогневал отца.

- Должно быть, очень серьезно, - сказал жрец – второй по значимости после великого ясновидца Тотмеса.

- Чем Аменемхет прогневал отца – тебе известно? – спросил он Менкауптаха.

Тот покачал головой. Менкауптах теперь чувствовал себя не смелым, а дураком – в который раз. Права была Меритамон, он не умеет думать, зачем он только проговорился…

- Я допрошу Аменемхета. Нельзя, чтобы так продолжалось, - сердито сказал его отец и ускорил шаг; Менкауптах обогнал его и стал перед жрецом, с таким видом, точно готов был сдержать его силой.

- Не надо, отец! Не надо!.. – взмолился он. – Аменемхет очень изменился, он пойдет на преступление, чтобы не отдавать сестре имение!..

- Это не причина, чтобы потакать ему, - возразил второй хему нечер. – Мне стыдно за тебя, сын мой! Ты так долго молчал, а теперь еще и трусишь!

Бедняга Менкауптах покорно уступил отцу дорогу. Тот не знал, с кем имеет дело.

Хотя Менкауптах тоже не знал Аменемхета, как не знала его и Меритамон. Знал один только старик-лекарь - но его не было здесь, чтобы увидеть глупость Менкауптаха и остеречь его отца.

***

Уну устроил свою госпожу, оставив с нею и ее сыном То и еще одного слугу, который караулил у дверей. Врач рассудил, что едва ли Аменемхет способен напасть на сестру в такой близости от второго пророка Амона.

Уну выскользнул из комнаты и, пока за ним никто не следил, направился на поиски главного врага – Тамит. Это она питала ядом сердце Аменемхета. Но сейчас, может быть, женщина еще не оправилась от болезни… нужно воспользоваться возможностью уничтожить ее, потом Уну уже не сможет; а госпожа не решится.

Старик руководствовался своим чутьем: он думал, что едва ли Аменемхет переселил свою женщину на женскую половину, в комнаты матери и сестры. Все же какое-то почтение к этим госпожам у него осталось. Нет, Тамит должна быть в гареме, но только теперь ее никто не стережет.

Прижимаясь к стенам, стараясь шуметь не больше мыши, Уну достиг кипарисовых дверей, около которых раньше стояли воины Неб-Амона. Теперь там было пусто.