Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II (СИ)

- Я его дочь! - выкрикнула Меритамон, уже не надеясь, что ее кто-то услышит и поймет. – Его дочь!

- Это его дочь! – вдруг крикнул мужской голос со стороны – сильный, спасительный голос, который Меритамон так хорошо откуда-то знала.

- Это дочь Неб-Амона! Дайте дорогу! – крикнул Хепри, отталкивая от Меритамон какого-то разозленного человека и хватая ее за локоть. – Расступитесь! Расступитесь! – кричал сын грабителя могил так, точно был господином, и все расступались перед ним. Он тащил за собой молодую женщину, которая была почти в обмороке. Вдруг Меритамон почувствовала, как Хепри подхватывает ее на руки и несет…

- Все хорошо? – спросил юноша, склонившийся над нею.

Меритамон кивнула. Она не видела никого больше, кроме него… потом различила впереди людей, гробницы и стены. Они были все еще в городе мертвых, в стороне от остальных, но толпа значительно поредела.

Госпожа протянула Хепри руку, и он поднял ее.

“Кажется, я убила его мать”.

- Где мои слуги и муж? – спросила Меритамон, отворачиваясь. Хепри был уязвлен таким полным безразличием спасенной.

- Не знаю, - резко ответил он. – Почему ты вообще явилась сюда? Разве ты не понимаешь, что…

Меритамон ощупала живот.

- Понимаю, - сказала она. – Но я…

- Госпожа!..

- Уну! – взвизгнула Меритамон, и бросилась к своему врачу, плача от радости; она едва не стиснула старика в объятиях.

- Где мои носильщики? – воскликнула она. – Где муж?

Угрюмый Хепри сначала попятился, потом скрылся в тени памятника.

- Все здесь, госпожа, - сказал врач; он не улыбался, потому что был очень сердит на хозяйку. – Слава Амону, ты уцелела. Сейчас мы поедем домой, - закончил Уну, подводя Меритамон к ее бесполезному мужу.

Меритамон уцелела, но оказавшись в носилках, начала плакать – сначала тихо, а потом все сильнее и сильнее. Врач понял, что произошло что-то очень серьезное.

- Что случилось, госпожа?

- Я…

Меритамон рыдала.

- Я убила ее, - всхлипнула она. – Я убила ее, а потом ее сын вытащил меня из толпы, он этого не знал!..

Уну осторожно положил руку на руку госпожи.

- Кого убила? – спросил он, вглядываясь в невидящие от слез глаза. – Кого, госпожа?

Он догадывался, что случилось… он готовился возликовать, хотя радоваться чужой смерти было недостойно врача. Но эта женщина была не человек… она заслужила…

- Она напала на тебя, а ты защитила себя? – спросил врач. – Тамит?

Меритамон кивнула.

- О, как я смогу смотреть ему в глаза, - плакала она. – Этот юноша – лучший из всех, кого я знаю! Я уби…

- Тихо!..

Врач оборвал ее.

- Расскажи мне, что произошло – все, - сказал Уну.

- Я стояла и ждала, когда понесут саркофаг, - сказала Меритамон, опустив глаза. Ее слезы вдруг утихли, их сменили какое-то уныние и усталость. – А потом она подошла ко мне и приготовилась пнуть меня, чтобы я упала под ноги людям… Я ударила ее в лицо!..

Короткий, яростный восторг осветил лицо Меритамон, а потом она снова разрыдалась.

- Тамит упала, и я больше не видела ее, - сказала молодая госпожа. – Потом на меня стали кричать, потому что я нарушила церемонию, и толпа чуть не набросилась на меня. Хепри вытащил меня на руках. Он не знал, что под ногами этих людей лежит его мать!..

Уну несколько мгновений молчал под рыдания хозяйки. Он все понял. Как он был бы рад, если бы опасения госпожи подтвердились – это ни в коей мере было бы не преступление: это было бы божественное правосудие.

При мысли о новой подлости Тамит он едва сдержал гнев. Пнуть госпожу, чтобы она упала под ноги людям! Мерзавка заслужила, чтобы ее саму отдали на растерзание этой толпе!..

- Ты уверена, что эта женщина погибла? – спросил он. – Я думаю, что она очень живуча, госпожа. Вероятнее всего, она вскочила сразу же после того, как упала… и это не нанесло ей большого вреда.

Меритамон затихла.

- Ты вправду так думаешь?

Уну кивнул со всей убежденностью.

Даже если госпожа убила Тамит, говорить ей об этом сейчас нельзя. Пусть сначала разрешится от бремени.

- Я хорошо изучил здоровье и характер этой женщины, - сказал врач. – Не беспокойся о ней. Она выживет. Думай лучше о себе, госпожа Меритамон – ты должна очень беречь себя, ты должна успокоиться… напиться, вымыться и соснуть…

Меритамон слабо улыбнулась.

- Спасибо. Я буду рада, если все обойдется – ведь она беременна, ее дитя ни в чем не виновато…

При этих словах ее носик сморщился, и госпожа снова расплакалась.

Уну сдвинул редкие седые брови. Да, это неприятно – что Тамит беременна, да еще и от господина. Но никакая война не обходится без жертв.

- Подумай, госпожа, ведь эта женщина хотела убить твоего ребенка, - заметил Уну. – Она не пожалела его.

При этой мысли жалость и вина исчезли из черных глаз госпожи; она вскинула голову, и в ее слезах сверкнул гнев.

Уну кивнул.

- Это жестоко, госпожа – но ты не могла поступить иначе.

Меритамон кивнула и сжала губы.

- Я не буду больше плакать, - с внезапной решимостью объявила она. Уну, внимательно наблюдавший за нею, подумал, что госпожа меньше похожа на свою мать, чем ему казалось – или просто он не знал как следует госпожу Ка-Нейт…

Меритамон закрыла глаза.

- Я очень устала, - сказала она и положила руки на живот. – Мы очень устали…

Меритамон до самого дома не разговаривала ни с врачом, ни с мужем – но и не плакала, лицо ее было каким-то устало-умиротворенным. Вернувшись домой, она в точности последовала советам Уну: напилась, тщательно вымылась и легла в постель. Она проспала до самого вечера, и проснулась… со слабой улыбкой на устах…

Менкауптаху, который так ни о чем и не узнал, и в голову не пришло послать к ее брату узнать новости. Уну тем более не заговаривал с нею о таком. А сама Меритамон как будто забыла о том, что Тамит и ее ребенок существуют.

***

До самых родов – всего неделю, как оказалось – Меритамон ничего не слышала ни о брате, ни о его любовнице. Она закрыла для них свое сердце и разум, она сделала это нарочно. Уну все понимал и одобрял.

Роды начались утром – и Меритамон, вначале почти не испугавшись и почти не морщась от боли, сама сходила за врачом. Она больше никого не хотела видеть… разве что То. В муже она не чувствовала никакой нужды.

Он, правда, постучался в ее дверь, но его услали, наказав передать сестрам, чтобы сидели в своей комнате, а лучше вышли в сад – чтобы девушки не услышали того, что будет происходить. Когда Уну отдал такой приказ, Меритамон сразу же вспомнила о Неферу-Ра и едва справилась с приступом страха, накатившим вместе с приступом боли. Но врач успокоил госпожу. Он знал, что все пройдет хорошо… был почти уверен…

Он сам обеспокоился, когда роды затянулись дольше, чем он предполагал – хотя врач и знал, что первые роды чаще всего длительные, Уну не мог избавиться от воспоминаний о Неферу-Ра. До нее - когда Уну был совсем молод и неопытен - умерла от родов еще одна женщина, за которую он отвечал, но смерть Неферу-Ра была самой страшной из всех, что он видел…

Однако роды прошли хорошо, несмотря на все треволнения. Врач был опытен, а роженица здорова. В середине следующей ночи Уну принял первенца Менкауптаха – мальчика.

Счастливый и еще больше поглупевший от счастья Менкауптах отправил вестника к брату своей жены, чтобы сообщить ему радостную новость. Аменемхет ответил молчанием, полным ненависти…

Меритамон хорошо сделала, что не узнавала о здоровье любовницы брата до самых родов.

***

Когда она бросила Тамит под ноги толпе, женщина действительно сумела вскочить – но не избежала удара спиной и головой о землю; оглушенную на короткое время, ее несколько раз пнули в живот и бока, пока она не очнулась. Когда Тамит выбралась из толпы, она была вся в синяках, а боли в животе показали, что испытание не прошло для нее бесследно. Она успела добежать до своих носильщиков, ожидавших в стороне, и, забравшись в носилки, приказала как можно скорее нести ее домой.