Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II (СИ)

Лицо у него было такое суровое, что Аменемхет испугался теперь этого человека, хотя старый жрец никогда не казался ему особенно проницательным. Но потом он понял, что причина его гнева не в смерти Уну… может, жрец рассердился на Аменемхета за его поведение, а может, заставил Менкауптаха говорить и тот все рассказал про завещание.

Каким пустяком сейчас казались эти распри из-за наследства!..

- Хорошо, отец, я сам сделаю все распоряжения, - взволнованно произнес Аменемхет. – Я сам похороню Уну, я не пожалею денег…

Жрец даже не ответил – печально отвернулся и что-то сказал Менкауптаху; потом отец и сын вместе ушли. Аменемхет проводил их растерянным и убитым взглядом. Если бы его сейчас, как есть, поставили перед судом, он признался бы во всем, что совершил, без пыток и допроса…

Аменемхет закрыл лицо руками и зарыдал. Он на глазах терял свое спокойствие, свою силу; их слишком много приходилось расходовать на преступления…

Вдруг молодой человек понял, что он все еще не один, и опустил руки.

Слуг он не считал; но перед ним была не служанка – сестра.

Меритамон стояла перед Аменемхетом на коленях – но не унижаясь: сейчас эти коленопреклоненные молодые господа, волей или неволей, оба отдавали дань уважения мертвому старому хранителю своей семьи…

- Меритамон? – спросил Аменемхет, вдруг отчего-то испугавшись ее взгляда.

Сестра, не отвечая, вытянула руку и показала пальцем на предплечье Аменемхета.

- Откуда у тебя это? – прошептала молодая госпожа.

Аменемхет посмотрел туда, куда она показывала, и увидел на своей обнаженной руке – великолепной руке, смуглой и мускулистой, тщательно очищенной от волос и украшенной запястьями и браслетами выше локтей – несколько длинных продольных царапин, портивших кожу.

Как раз между браслетами, в сгибе локтя. Две или три свежие кровоточащие царапины, как будто оставленные ногтями…

- Это тебе не Тамит подарила в часы страсти? – без всякого стеснения спросила сестра. Она открыто усмехалась, несмотря на свои слезы.

- Нет, - медленно сказал Аменемхет; и тут же спохватился. – Может быть… А может, это я сам…

И вдруг Меритамон подалась к нему, не вставая с колен.

- И это тоже - ты сам? – во весь голос выкрикнула она в лицо брату, схватив его за другую руку и сунув эту руку ему прямо в глаза. Отбив ладонью оскорбительный захват, Аменемхет уставился на свой другой локоть.

На нем красовались такие же царапины. Не продольные, а поперечные; но не было сомнений, что эти следы тоже оставили ногти…

Меритамон опять заплакала. Аменемхет, открыв рот в немом ужасе, оглядел коридор – там никого не осталось, кроме них двоих.

- Слуги ушли, ты можешь быть спокоен, - не то смеясь, не то рыдая проговорила Меритамон. Она икнула, точно была пьяна; ей и вправду хотелось напиться… Но мать не могла себе такого позволить, особенно, когда рядом не было спасителя-врача…

- Меритамон, - тихо проговорил Аменемхет, протягивая к сестре руки.

Но она вскочила и убежала, оставив его на коленях около тела своей жертвы.

========== Глава 68 ==========

Аменемхет сдержал свое обещание.

Похороны Уну были великолепны – пока старика бальзамировали, Аменемхет, пользуясь старыми связями своего отца и остатками своего собственного влияния в Опете Амона, добился для него двух отдельных комнат в лабиринте общих гробниц Запада и наполнил их лучшими вещами из своего дома… из дома своей сестры. Аменемхет был почти уверен сейчас, что Меритамон все рассказала второму пророку Амона; но ни он, ни она не предъявляли притязаний на наследство.

Наверное, потому, что носили траур.

Последние годы Аменемхету представлялись одним непрерывным трауром… Как, когда смерть вошла в их дом - смерть, прочно поселившаяся в нем? Не тогда, когда Аменемхет убил отца – раньше… намного раньше.

Меритамон и ее новая родня не задержались в доме Аменемхета дольше, чем на два дня, и только затем, чтобы помочь с погребением Уну. Молодой человек мог беспрепятственно вернуться к той, по ком уже затосковал за то время, что они вынуждены были не видеться.

***

Тамит до сих пор не вполне оправилась – слабость все еще не позволяла ей так пылко и изобретательно предаваться любви, как они это делали раньше, даже пока она носила ребенка. Но Аменемхет был готов ждать… Сколько потребуется…

Он только опасался, что времени у них осталось немного.

Аменемхет слишком много сделал зла… того, что прочим казалось злом. Сам он думал, что не мог бы поступить иначе.

Но Тамит очень его утешала – даже такая, слабая.

- Я рада, что ты убил его, любимый, - улыбаясь, сказала его возлюбленная. – Не бойся – я знаю, что твоя сестрица не выдаст тебя…

- Почему? – изумился Аменемхет такой уверенности.

Тамит вздохнула, улыбаясь, и ее огромные черные глаза заблестели как драгоценные камни.

- Потому что она любит тебя, - сказала женщина, и подняла к Аменемхету полное обожания лицо. – Разве тебя можно не любить?

- Все, кто окружает ее, глупы, а Меритамон любит, и потому тоже глупа, - прошептала Тамит. – Ты понимаешь?

Аменемхет благодарно прижался к ее груди.

- Тотмес умен, я знаю, - прошептал он.

- Его не было здесь, когда ты это сделал, - пренебрежительно сказала Тамит, хотя на нее повеял холодок страха при воспоминании о Тотмесе.

Ей казалось, что этот сухой старый жрец, потерявший по вине Аменемхета такую же сухую и благочестиво-безжалостную дочь, еще более жесток, чем Неб-Амон…

Но ведь Тотмес и в самом деле ничего не видел, а без доказательств не судят.

Тамит обхватила ладонями любящее доверчивое лицо Аменемхета.

- Ты правильно сделал, дорогой господин, - улыбаясь, сказала она. – Ты все правильно сделал. Ты воздал по заслугам отравителю и избавил нас от свидетеля… Кроме Уну, никто ничего не знает о Неб-Амоне, и никто ничего уже не узнает…

Аменемхет с улыбкой беспредельного счастья склонился к ее губам, и несколько мгновений Тамит млела от истинного, высочайшего блаженства. Она была уверена, что теперь никто не сможет ее обвинить; а Меритамон свяжет язык любовь.

До тех пор, пока она не умрет сама.

Аменемхет пустит Тамит куда угодно и позволит делать что угодно – она больше не преступница в заключении; а это значит, что пока у нее есть деньги ее любовника, у нее есть и убийцы, которым можно предложить эти деньги…

В мире достаточно дураков вроде того, кого Тамит наняла, чтобы убить Ка-Нейт. И даже если такого преступника изловят, Тамит никто не найдет.

Как тогда.

Ну а если удастся убить Меритамон и ее ребенка, наследником Неб-Амона станет сын Аменемхета, хотя у него и вырвали силой законную собственность. Конечно, если до тех пор сестрица ее любовника не отберет у них дом силой…

Но она так же глупа, как была ее мать.

Она так же склонна винить себя и прощать других, и еще долго, долго будет страдать из-за смерти своего старого врача и смерти сына Тамит. Меритамон никогда не простит себе этого последнего – Аменемхет рассказывал, как она мучилась после того, как он ее обвинил… Как же – убить ребенка!

Для некоторых это самый страшный грех; а особенно для молоденьких женщин, а особенно для матерей, а особенно… для дочери Ка-Нейт.

Тамит не могла представить, чтобы эта девочка вернулась сюда и выставила вон мать убитого ею дитяти.

А значит, времени у нее больше, чем думает Аменемхет.

И… да. Конечно!

Тамит вдруг пришла в голову мысль, что нужно упрочить свое положение – так, чтобы в дальнейшем никто не оспорил ее права. А для этого есть только один способ, который Тамит уже испытывала дважды на других мужчинах - оба умерли после того, как сделали ее своей женой… Кажется, союз с ней приносит мужчинам несчастье.

Этот – третий…

- Ты любишь меня, мой дорогой? – с улыбкой спросила она разнеженного Аменемхета, лежавшего в ее объятиях, на траве.