Навечно преданный (СИ)

Джон, с каждым словом Чарльза всё более деревенея, с трудом разжал стиснутые в кулак до впившихся под кожу ногтей пальцы и покачал головой.

— Я сказал «невозможно» не потому, что сие неосуществимо, — с твёрдостью, наполнившей всё его естество непоколебимым спокойствием окончательно принятого решения, произнёс шотландский король, — а потому, что я не собираюсь этого делать.

Физиономия Его Светлости вытянулась в выражении крайнего недоумения — весьма редкого гостя на этом узком пресыщенном лице.

— Вижу, теперь и вы меня не совсем понимаете, — чуть злорадно прокомментировал исказившую княжеские черты гримасу Шотландец, невозмутимый в своей бескомпромиссности. — Должно быть, это потому, что вам совершенно чужды такие понятия, как честь и благородство. Что ж, вынужден вас огорчить: сделанная вами ставка не сыграла. Направляясь сюда, я готов был пожертвовать многим. Реформами, короной. Своей собственной жизнью, в конце концов, если бы это понадобилось. Но вы перешли грань мыслимых требований, и в этом ваша ошибка, сэр Магнуссен. Подобных условий я выполнять не стану. Какими бы последствиями мне сие не угрожало.

Слегка помедлив при столь неожиданном финале, казалось бы, безупречно разыгранного спектакля, князь Чарльз резко поднялся с кресла:

— Я надеюсь, Вы отдаёте себе отчёт в том, какими будут эти последствия? — решимость в глазах молодого короля с потрясающей ясностью не оставляла никакой надежды на то, что Джона удастся переубедить даже самыми жестокими аргументами, и на холодном хищном лице отражением прорезавшей заоконную темноту молнии промелькнула вспышка бессильной злобы. Однако, быстро придя в себя, герр Магнуссен заложил руки за спину и, покачиваясь с носка на пятку, продолжил:

— Ну что ж… Это Ваше право, господин безупречный рыцарь. Своим отказом Вы не оставляете мне выбора, подписывая смертный приговор не только себе, но и тем, кто прибыл с Вами в Эсперанж*. Надеюсь, Вы понимаете, что теперь у меня нет иного выхода, как устранить вас всех? Слишком уж многое стало Вам известно. Полагаю, сир Майкрофт весьма огорчится, когда узнает, что Вы зачем-то следовали в замок Эплдора, но были вероломно убиты в пути — не иначе, как врагами Империи, хитроумно выманившими Вас из Эдинбурга и пытающимися свалить всю вину на меня. Я сообщу ему об этом со всем возможным прискорбием, лично доставив Ваше бездыханное тело в Лондон. А Шерлок… — Чарльз повернулся к стоящему в напряжении Преданному, впервые за весь разговор всверливаясь в лицо молодого человека жёстким взглядом. — О, Ваш прекрасный возлюбленный ещё долго будет платить мне за сие разочарование. И я больше не буду милостивым. Что? Можете не смотреть на меня так — я пока не применил к нашему Ангелу и десятой доли всех задумок, над которыми размышлял со времени вашего с ним фееричного триумфа на том посмешище, в которое вылилось давешнее слушание, уж поверьте, Джон. — Водянистые глаза заблестели садистской мечтательностью: — Обещаю, его личное чистилище на самом деле станет настоящим адом и растянется на годы, а свою смерть он встретит замурованным живьём в одну из стен эплдорских подвалов. Вот что Вы выбираете для себя и своих людей. Вот что Вы выбираете для него, — Магнуссен перевёл взгляд с Преданного на шотландского короля. — На самом деле? Такова Ваша любовь, благороднейший, милосерднейший рыцарь Джон Ватсон? Такой судьбы Вы желаете своему Ангелу? Да у Вас попросту нет сердца!

— Не вам судить о моём сердце! — гневно воскликнул Джон, подаваясь навстречу ненавистному акульему оскалу. — Если мне суждено погибнуть от вашей нечестивой руки, унося в душе неподъёмный груз ужасающей вины — я готов. Так же, как и прибывшие со мной воины, и тот, кого я, без всяких сомнений и ханжеского стыда, здесь и сейчас готов назвать своим единственным возлюбленным, — горящий взор Его Величества обратился к Шерлоку, встречаясь с таким же полным решимости взглядом неземных очей. — Высшая ценность, что есть у каждого человека — это честь, и принести её в жертву, пусть даже любви, так же немыслимо, как позволить такому омерзительному ничтожеству, как вы, захватить власть над целой Империей. Скольких невинных жертв будет стоить ваше правление? Какие ужасающие беды принесёт с собой? И стать приспешниками в подобном богомерзком деле — значит покрыть себя вечным несмываемым позором, а собственную душу подвергнуть пожизненным испепеляющим мукам совести. Я никогда и ни при каких обстоятельствах не пойду на это сам, и не могу обречь на подобный кошмар тех, кто мне дорог. Поэтому отвечаю вам совершенно убеждённо: да, я отдаю себе отчёт в последствиях своего отказа и готов принять их, каким бы болезненным ни было для меня это решение.

Если какие-то сомнения всё же и затмевали решимость Джона, то исходящее от Шерлока воистину стоическое согласие со словами короля развеяли их окончательно. Увы! Две не совсем полноценные Связи, переплетясь вокруг ослабленного пытками Преданного невероятным клубком самых противоречивых побуждений и позывов, не позволяли несчастному слуге двух господ оказать Его Величеству более действенную поддержку. Но яркая бирюза необычных глаз светилась уверенностью и гордостью.

Князь же, казалось, смирившийся с поражением, но не пожелавший остаться неотмщённым, старался выжать из сложившейся ситуации как можно больше извращённого удовольствия.

— Что ж, тогда не буду томить вас ожиданием, — ехидство и желчь в голосе герра Магнуссена пропитывали кабинет почти ощутимыми ядовитыми испарениями. — И вот тебе мой прощальный подарок, Шотландец! Ты умрёшь от руки своего дорогого любовника. Романтично, не правда ли? Вполне в духе рыцарских романов, из которых, по всей видимости, ты и почерпнул весь этот бред о чести и прочих глупостях. Мир создан для сильных людей, а не для играющих в благородство чистоплюев, и вы оба — прямое тому доказательство. Я всё равно рано или поздно достигну своей цели, а ты подохнешь здесь и сейчас.

Повелительный жест указал Морану отойти в сторону, а полный ледяной ненависти взгляд вновь обратился на Преданного, вонзаясь в душу подавляющей всякую волю сталью:

— Ты слышал, раб? Я, твой Господин, приказываю тебе перерезать глотку Джону Ватсону. Выполняй! Немедленно!

Воздух вспыхнул в груди, сжигая лёгкие, опаляя нутро невыносимой болью, затопляя разум мраком, пронизываемым мучительными вспышками оглушающих молний. Из этой тьмы, сменяя друг друга невероятным калейдоскопом, один за другим всплывали образы, то пронзительно яркие, то расплывчато-туманные: качающаяся под ногами палуба и солёный ветер, путающийся в волосах; сырой подвал и свист опускающейся на худую мальчишескую спину плети; влажные руки, деловито ощупывающие обнажённое тело будущего приобретения; стучащаяся в висках мука изнывающего от бездействия ума и гадливое безразличие, приносимое липкой близостью бледной дряблой плоти, — и, в противовес этому: ласковый взгляд аквамариновых смеющихся глаз, и добрая поощрительная улыбка, и полные заботливой нежности крепкие ладони, бережно и страстно оглаживающие замирающее в сладком предвкушении тело, и родной голос, полный нескрываемого восхищения.

Дёрнувшаяся было рука, сжимающая резную рукоять княжеского кинжала, замерла на полпути, но грозный настойчивый окрик ударил по натянутым до предела нервам, сминая сопротивление и принуждая довершить начатое.

— Убей его, раб! Я приказываю тебе! Немедленно!

Застывшие у приоткрытой двери и не смеющие пошевелиться без приказа господина стражники напряглись, безмолвно наблюдая за разыгрывающейся в кабинете их лорда трагедией.

— Шерлок… — шёпот Джона был почти неслышным, но в нём отчётливо угадывалось приправленное смирением отчаянное понимание невозможности для любимого избежать чудовищного приказа и одновременная, почти неуловимая надежда на чудо.

Закрыв глаза, не имея больше сил противостоять чужой удушающей воле, Шерлок поднял дрожащую руку и со стоном нанёс удар, падая на подогнувшиеся колени одновременно со сражённым Хозяином, заливающим паркет бьющей из распоротого горла кровью. Адская боль, пронзившая Преданного вслед за этим немыслимым для всякого Идеального Слуги преступлением, скрутила в узел готовые разорваться мышцы, а голову словно залило растопленным свинцом. Сжав разламывающиеся виски похолодевшими ладонями, Шерлок взвыл смертельно раненым зверем и, тщетно стараясь удержать гаснущее сознание, повалился на окровавленное тело своей бьющейся в последней агонии жертвы.