Любовь и смута

Монах взвыл и, схватившись за побуревший лоб, с воплями выбежал из кухни:

- Аааа! Уберите от меня этого демона в детском обличье! - раздавалось на весь монастырь, пока повар несся в сторону покоев настоятеля.

Прислушиваясь к этим душераздирающим воплям, Лантберт взял тесак для рубки мяса (ничего более подходящего вокруг он не обнаружил), подсел к корзине и принялся прямо на полу разрубать луковицы, чтобы легче было счистить шелестящую чешую.

Однако появившийся вскоре в кухне келарь, увы, не оценил по достоинству его любовь к труду, раздраженно рявкнув мальчику:

- Лантберт, иди за мной!

- Но я ещё не сделал, что мне велено, - дрогнувшим голосом проговорил Лантберт.

- Оставь это, - ледяным тоном приказал в ответ брат Антоний.

Мальчик нехотя поднялся и зашагал следом за монахом.

Вскоре он опять был в келье аббата, откуда только недавно вышел, чтобы провести время в праведном труде и раздумьях о монашеском предназначении.

В келье сидел непрестанно стонущий повар. Мальчик украдкой окинул его презрительным взглядом, что, не ускользнуло от внимания аббата.

- Лантберт, как ты посмел ударить брата Иову? - суровый и холодный взгляд настоятеля ясно давал понять, что снисхождения не будет.

- Ответь, ведь ты же не безумец, - продолжал отец Вала, - ты должен уметь отвечать за свои поступки.

Лантберт молчал, опустив голову и разглядывая деревянные половицы.

Аббат тоже замолчал, ожидая от мальчика ответа или хотя бы чего-то похожего на раскаяние, и размышляя о том, какая предстоит трудная и долгая работа, прежде, чем этот юноша научится быть смиренным и милосердным последователем Иисуса Христа.

Так и не дождавшись ответа, настоятель обратился к монаху:

- Брат Иов, отправляйся в лечебницу, мне все понятно.

Повар вышел, недобро зыркнув на мальчика.

Аббат же обратился к Лантберту:

- Сын мой, наш устав строжайше запрещает любое зло и насилие ближнему. Человек, преступивший это, тотчас будет подвергнут наказанию для острастки от подобного преступного поведения в будущем. Мне очень жаль, Лантберт, что, уже не первый день находясь в святой обители, вместо того, чтобы учиться смирению, ты на каждом шагу проявляешь такие богомерзкие качества как гордыню, гневливость и непослушание. Но мера беззаконий переполнилась, сын мой. Думаю, наказание, которому ты будешь подвергнут, заставит тебя переосмыслить твое нетерпимое отношение к ближним.

Аббат кивнул своему помощнику, дав понять, что краткая отповедь завершена и келарь с мальчиком вышли из кельи.

- Что, опять в карцере меня запрете? - мрачно спросил Лантберт, шагая за долговязой фигурой брата Антония.

Ответа не последовало. Так же молча келарь открыл уже хорошо знакомую мальчику дверь, впуская его в маленькое, грязное, вонючее помещение, именуемое карцером, и молча закрыл её за ним.

- Да, давненько я тут не был, - грустно усмехнулся мальчик, усаживаясь на соломенный лежак.

Оставшиеся полдня он был занят обдумыванием различных планов побега, резво шагая по комнате из угла в угол, сосчитав, кстати, что карцер был не больше пяти шагов в длину. Когда совсем стемнело (в помещении было небольшое окно, но не полагалось светильников)  он лег спать.

Следующий день тянулся очень медленно, тем более, что ближе к полудню мальчик весьма ощутимо проголодался, но никто, как видно, не собирался приносить ему еды. Подумав, что про него забыли, Лантберт что было сил постучал кулаком в дверь, но не услышав никакого ответа, оставил это бесполезное занятие. Ничего не оставалось делать, как ждать.

Ждать пришлось до самого вечера и мальчик чуть не подпрыгнул от радости, когда дверь все-таки отворилась и незнакомый монах кивнул ему на выход.

Монах привел его в трапезную, где Лантберт совсем приободрился, почувствовав витавший над столами, приятнейший запах свежеприготовленной еды, однако, его радость длилась совсем недолго, а только лишь до того момента, когда монах, не пустив мальчика занять свое место за столом, отправил его к брату Антонию, который ожидал мальчика около высокого стола, где лежало Священное Писание для чтения вслух во время трапезы.

- Читай вслух и громко, - приказал монах мальчику, указав нужные строки, а сам отправился ужинать.

Лантберт посмотрел на братию, собравшуюся за столами трапезной — все ждали, когда он начнет чтение.

«Ну и ладно, чтоб вы подавились!» - со злостью подумал Лантберт и принялся громко читать отрывок из Евангелия.

После ужина, так и не съев ни крошки, Лантберт снова оказался в карцере. Его переполняли голод и гнев, и эти неприятные и сильные чувства не давали ему возможности спокойно усидеть на месте - он бегал по маленькой комнате как заведенный. Потом принялся от души барабанить кулаками и ногами в дверь, но ответом ему снова была лишь гробовая тишина. Тяжело вздыхая, он выпил питьевой воды из кадушки, стоявшей в углу карцера, и лег спать.

Весь следующий день мальчик не мог ни о чем думать, кроме еды. Он беспрестанно пил воду из кадки, но от этого есть хотелось ещё больше. Он пытался думать о чем-то другом, но мысли упорно возвращались то к жареным куропаткам, то к мясному пирогу, то к жаркому с капустой, изводя его. Так мучительно, минута за минутой прошел и этот день.

Вечером дверь снова отворилась, и монах позвал Лантберта с собой, снова приведя его в трапезную. «Хоть бы краюху хлеба!» - простонал мысленно Лантберт, но его опять оставили без еды, заставив читать Евангелие.

Посреди чтения Лантберт вдруг умолк на полуслове, почувствовав приступ тошноты и головокружение, строчки букв на мгновение как будто размылись.