Утро нового века (СИ)

Но к изумлению Карницкой это были, не надоевшие ей, до оскомины, визитёры.

Сын Андрея вошёл в будуар и, усталым взглядом огляделся по сторонам, как будто отыскивая кого-то.

Маргарита Львовна была осведомлена, что последнее время, юноша сам не свой.

В подпитии, в неприглядном виде, небрежно одетый, не стесняясь никого, так он бродил повсюду. Дрожащие, тонкие, нервные пальцы, бледное лицо и бесцветный голос. С каждым днём, опускаясь всё ниже и ниже, он начинал терять человеческий облик, медленно превращаясь в безразличное ко всему существо.

Взглянув сегодня в его глаза, Маргарита содрогнулась и поняла, что Арсений дошёл до той черты, переступив которую, человек не возвращается обратно, ибо за ней — пропасть.

Не поздоровавшись с ней, прямо с порога, он заявил:

— Я потерял её.

— Арсений, — Маргарита Львовна махнула рукой. — С твоим отцом было бесполезно бороться. Ты в зеркало на себя посмотри.

Он скользнул взглядом по зеркалу. Из зазеркалья на него смотрел незнакомец с измученным лицом. Махнул рукой. Теперь ему всё равно. Не для кого выглядеть хорошо. Повернулся к хозяйке.

Отступив на шаг, Маргарита не сводила взора, от его воспалённых глаз.

Арсений рассмеялся и, качнувшись, схватился рукой за лоб. Через секунду поднял на неё мутные глаза.

Карницкой стало страшно, и она попятилась к стене. По этим глазам она поняла, с какой огромной болью и отчаяньем борется его душа.

Приблизившись к ней вплотную, он заглянул в лицо.

— Знаешь, зачем я пришёл?

От страха она предпочла смолчать.

Арсений долго рассматривал в упор лицо Карницкой. Вдруг, подавшись вперёд, прижал её к стене и зашептал на ухо:

— Помнишь, однажды, ты сделала мне предложение? Мы с тобой — брошенные. Мы никому не нужны. Давай, станем любовниками. — И не дожидаясь ответа, он впился губами в её губы.

Маргарита Львовна задохнулась от волны страсти прокатившейся по телу и, ответила на его поцелуй. Опытный мужчина, он умел зажечь огонь желания в такой чувственной женщине как она.

Карницкая поняла, что если сейчас не оттолкнёт его, то потом будет поздно. Хотя вряд ли, она об этом пожалеет. Однако при всём соблазне испытать любовь молодого и пылкого мужчины, она помнила: Арсений — сын Андрея.

Она с силой оттолкнула его от себя.

Он опять расхохотался. Как заворожённая, Маргарита смотрела на него.

Сквозь давящий смех, Арсений произнёс:

— Маргарита Львовна, голубушка, простите.

Едва передвигая ноги, направился к выходу.

— Постой! — Карницкая схватила его за руку. — Иди сюда.

— Простите, — бормотал Арсений. — Я окончательно запутался.

Он покорно сел на край софы, куда его усадила Карницкая.

— Может, я и правда не имею права, но я прошу: помогите мне. У меня внутри всё горит. Мне хочется кричать от этой невыносимой душевной боли.

— Мы не виноваты, что Андрею Михайловичу симпатична эта женщина, а ей симпатичен он. Ты приятный молодой человек, но твой отец думает…

Арсений, не позволил ей договорить:

— Значит, приятный молодой человек? — голос его начал вибрировать. — Мне плевать, что он думает. Я ему не вещь, чтобы распоряжаться мною по своему усмотрению. Я не позволю ему поиграть, а потом уничтожить её, как других!

— Да что ты, в самом деле! — не удержалась Маргарита. — Сам же говорил, между ними ничего не было, и быть не может. Сейчас тебе нужно подумать о себе. Ты весь дрожишь. Выпей воды, — она протянула юноше стакан. — Ну, как? — спросила она, когда он отпил несколько глотков. — Теперь, тебе лучше?

Его ответ пришёл сдавленным стоном.

— Этот огонь, будет гореть в тебе вечно. Я знаю. — Она, провела ладонью по его ссутуленным плечам. — То же происходит и со мной. Много лет я люблю твоего отца, однако это не мешает мне заниматься любовью со своим мужем. Но, для него и любого другого мужчины, сердце моё закрыто. Оно всегда будет с Андреем.

— Странно… сейчас, мы говорим с вами, как просто мужчина и женщина.

— Ты — мужчина-мечтатель, а я женщина-реалистка, — задумчиво произнесла она. — И твоё душевное состояние не внушает мне никакого доверия. Конечно, я могла бы помочь тебе расслабиться, но сам понимаешь, это невозможно.

— Глупая выходка! — Арсений отодвинулся от неё. — Простите.

— Перестань винить себя. Ты абсолютно ни чем не навредил мне! — махнула рукой Карницкая. — Наоборот, я благодарна тебе. Твоё предложение хоть и звучало вульгарно, но если разобраться, не так уж и плохо. Значит, я ещё могу вызвать в мужчине желание.

— Не знаю, что на меня нашло, Маргарита Львовна, — извинялся сын Рунича. — Знаете, ведь я тоже пытался уйти от неё. Был с другой женщиной… и получал физическое удовлетворение, а после… такое отвращение к самому себе! И пустота. Внутри меня, болезненная пустота.

Маргарита Львовна, сочувствуя, смотрела на сына Андрея.

— Прикажите подать чего-нибудь покрепче.

Слуга принёс бутылку коньяка и две рюмки. Арсений нервно курил папиросу. Маргарита разлила коньяк, и, протягивая ему рюмку, предложила:

— Давай выпьем, Арсений. Выпьем без причины.

— У меня есть причина. Я едва не совершил ещё один грех в моей жизни.

— Боюсь, если мы будем пить за наши грехи, нам не хватит и дюжины бутылок коньяка! — попыталась пошутить Маргарита, но тотчас осеклась под его взглядом.

Больше Арсений не проронил ни слова. Выпив рюмку, встал, слегка кивнул ей на прощание, и побрёл к выходу из дома.

Только к вечеру он добрался домой. По дороге от Васильевского острова, где находился дом Карницких до Аптекарского острова, он ехал на извозчике. Потом шёл пешком.

Ему хотелось упасть где-нибудь на улице и замёрзнуть, благо мартовские холода в Петербурге этому способствовали.

Однако этого не случилось.

Нехотя, Арсений вошёл в дом, который был для него когда-то родным и, который теперь, он возненавидел.

Без сил упал на кровать. Было одно желание — уснуть и не проснуться.

Через пару часов, его начал сотрясать озноб. Укрылся. Вскоре простыня промокла от холодного пота, выступившего по всему телу. Всё внутри, будто завязалось узлом, а разум юноши погрузился в странный сон наяву.

В этом сне настоящее перемешивалось с прошлым, мгновенно сменяясь, ужасными картинами. Картинами смерти Елены.

Сквозь полуопущенные веки, он увидел рядом, встревоженную Адель. Француженка что-то говорила, но он плохо понимал её.

Как сквозь туман услышал свой голос:

— Ненавижу.

Он смотрел на девушку таким взглядом, от которого она попятилась.

— Я ненавижу его. Ненавижу!

Он дышал часто, со лба градом катился пот. Взмокшие светлые волосы облепили красивое лицо, а глаза. Его помутнённый взгляд, смотрел в одну точку. Туда, на стену, где висел портрет отца.

— Арсен, — звала его Адель. — Ответь мне, Арсений.

— Принеси… опиум. Этот фимиам богов! — он облизал пересохшие губы. — Принеси и уходи. Тебе нельзя со мною оставаться. Я знаю… знаю, что мне делать.

— Болван! — вскрикнула француженка и, нахмурившись, дотронулась до лба юноши.

— Ангел мой, мы будем вместе. Не бойся… это лёгкая смерть.

Адель задрожала от осознания своей догадки.

***

По пути домой, Ксения едва сдерживала рыдания. Она не хотела больше обманывать себя.

«Я должна избавиться от него. Навсегда! — убеждала она себя. — Иначе этому наваждению не будет конца. Стоило ему посмотреть и непонятное волнение, трепет и дрожь по всему телу охватывает меня. Я чувствую, как внутри разгорается непонятный пожар и, со страстью хочу ощутить на губах его поцелуи. Это так сладко и томительно. Я забываю все обиды и готова идти с ним на край света. Но он не позовёт! Сколько бы я не ждала, он не позовёт. Он будет с кем угодно. С Адель, с этой женщиной, но не со мной. Боже, как больно сердцу! Глеб, милый Глеб. Только ты сможет изгнать оттуда эту любовь-муку».

Когда она вошла в гостиную, Глеб Измайлов стоял к ней спиной.

— Глеб Александрович, — позвала она.