Утро нового века (СИ)

Страстная, роскошная, красивая и чувственная женщина всегда отдавала ему всю себя.

Арсений отвёл влажные глаза от пристального взгляда влюблённой в него девушки.

Он ненавидел себя!

Свою ревность, возбуждение и слабость, толкнувшие его в объятия Адель. Он лёг с ней в постель, зная, что там, за стеной — она. Та, единственная на свете, которую он любил. Которую желал и которую больше никогда, не назовёт своей.

Безумная ночь опустошила его, принеся разочарование. Как и после опьянения, всегда, неизменно, наступало похмелье и возврат в реальность.

«Отец умеет удерживать женщин возле себя. Он сможет добиться своего, а может уже… добился».

— Это невыносимо! — сквозь стиснутые зубы застонал он и вскочил с постели.

Адель изумлённо смотрела, как он закутывается в простыню.

— Отвернись!

Она поспешно отвернулась.

Подойдя к столу, Арсений, дрожащими руками достал папиросу из портсигара. Прикурил.

Адель, насторожённо подняла голову. Через пару затяжек, он раздражённо загасил папиросу в пепельнице.

— Мне нужно не это.

— Даже не думай! — воскликнула она.

— Ты догадливая. Да, опиум. Божественный опиум! Думаешь, без него я долго смогу выдержать эту жизнь?

— Опомнись!

Тяжело вздохнув, он прикусил губы до крови, чтобы не закричать от душащего его отчаяния.

Француженка выскользнула из постели. Подбежав, повернула его к себе и, стала бережно целовать бледное лицо.

— Подожди, — отвернулся он. — Не надо.

— Нет, надо. Сейчас тебе нужна ласка.

В благодарность за тепло и любовь, на которую в его сердце не было ответа, Арсений привлёк девушку к себе и, отвечая на поцелуи, крепко обнял.

***

Полина вошла в комнату новобрачной.

Сидя возле зеркала, Елена смотрела на своё отражение. На скрип открываемой двери, даже не шелохнулось. Казалось, она была погружена в себя.

Полина не знала, что сказать.

Наконец Елена повернулась и, молоденькую служанку поразили её глаза. Потухший, грустный взгляд, ещё недавно сияющих, выразительных глаз.

— Елена.

Она, молча, смотрела на вошедшую девушку, только губы её дрожали.

— Забудь. Всякое в жизни бывает. Особенно с мужчинами.

— Что хуже этого бывает? — горько прошептала Елена.

— Лена, — с небывалой нежностью, Полина обвила руками её плечи.

От этого проявления дружбы, Елена отмякла и задрожала в плаче.

— Он… он, — сквозь всхлипы произнесла она. — Как он мог?

— Милая, всё будет хорошо.

— Нет, не будет. Для меня с Арсением всё кончено!

— Глупенькая. Он любит тебя. — Полина ещё сильнее обняла её плечи. — А это всё — от отчаянья.

Елену словно жаром обдало. Она не знала, что ответить. Всё в её голове перепуталось. Боль, обида и любовь.

— Правда?

— Именно так. — Полина расположилась рядом с ней и, оглядываясь на входную дверь, тревожно зашептала: — Прости его.

— Я не знаю. — Елена села на софу и опустила голову на руки. — Можно ли такое простить?

— Если любишь, можно.

— Это трудно понять. Я даже представить себе не могу, что он так… мог!

— Он какой-то, — доверительно поделилась своими опасениями Полина. — Как не в себе.

Глаза новобрачной вновь наполнились слезами.

Она не спала всю ночь, прислушиваясь к каждому звуку и шороху в доме. Эта гнетущая тишина давила её.

Едва начало светать, отправилась в ванну, чтобы смыть с себя всё напряжение прошедших суток.

Распахнув двери, замерла на пороге, увидев бредущего по коридору, Арсения.

Заметив её, он замер на месте. Через минуту, медленно, через силу, пошёл навстречу. Не дойдя несколько шагов, остановился.

Взгляд его лихорадочно блестевших глаз и дрожь в теле, не укрылись от Елены.

Не говоря ни слова, он протянул к ней руку и, ласково коснулся дрожащими пальцами щеки.

Глотая беззвучные слёзы, Елена, поцеловала эту руку.

Он вздрогнул. Очнулся. Наклонился вперёд и, его лицо приблизилось к её лицу.

Арсений впился глазами в лицо любимой, ловил её дыхание, вдыхал аромат её духов и, вдруг, подавшись вперёд, приник поцелуем к её губам.

Последний поцелуй. Лёгкий и нежный. Как сладок и как горек он был.

— Прощай, — шепнули его губы.

— Нет! Я не хочу прощаться.

— Прощай… — как в забытьи, не слыша её, повторил он.

Сердце Елены разрывалось от любви и жалости к тому, кто из-за неё стал несчастным.

Арсений покачнулся и схватился рукой за стену. Она вскрикнула и протянула к нему руку, но он устоял на ногах.

На её крик из своей спальни выбежал Андрей Михайлович.

Арсений умоляюще посмотрел на неё. Преодолев растерянность и бросив взгляд на суровое лицо мужа, попросила:

— Помоги ему, пожалуйста.

Елене показалось, что в глазах Андрея появилось подобие жалости. Обняв сына за плечи, он повёл его по коридору. Арсений постоянно оглядывался и, не сводил взора с её лица.

Она же неподвижно замерла возле дверей, и смотрела в след. Что она могла сказать ему?

Возле двери, они остановились и, он последний раз оглянулся.

Елена увидела строгое, бледное лицо, с синевой милых, родных глаз, с полудетскими губами, беззвучно сказавших ей: Люблю.

Каким-то внутренним чутьём, до конца осознала: он простился с ней.

Руничи вошли в комнату.

«Вот и всё, — подумала она. — Всё, Елена. Откуда ты знаешь? Знаю. Чувствую душой своей. Господи, помоги! Не оставь милостью рабу свою Елену, не оставь раба Арсения, рабу Дарью с сестрой её Анной. Не оставь раба Андрея, раба Василия и младенца Дмитрия».

Она перекрестилась и, продолжая молиться, вбежала в комнату сестры Дарьи и, склонилась перед иконами.

***

Арсений устало опустился на край кровати. Андрей Михайлович закрыл дверь и повернулся к нему.

— Ты поступил отвратительно! — начал он. — Ты считаешь меня подлым, развратным, низким человеком. Тогда ответь, кто ты после того, что произошло здесь этой ночью? Какой вердикт ты вынесешь себе?

Он посмотрел на сникшего сына и заметил, как у того, от напряжения, побелели костяшки на крепко сжатых в кулаки, пальцах.

— Тебе не кажется, что следует извиниться за своё поведение.

— Извини. — Не поднимая головы, отозвался Арсений — Признаюсь, я вёл себя слишком… громко.

— И ты считаешь, этого достаточно? — холодная наглость сына начинала действовать на нервы Андрея. — Послушай, что я тебе скажу. Не смей больше никогда даже подходить к ней, а не только что с ней разговаривать. Пусть ты считаешь меня страшным человеком, жадным до разного вида сомнительных приключений, но ты не лучше меня. Скрываешься за фасадом влюблённого, но на деле это не так. Если бы ты любил её по-настоящему, то не устроил бы здесь ночную оргию, а был бы доволен тем, что у неё появилась возможность стать счастливой.

— Я очень хочу, чтобы она была счастливой.

Рунич в упор смотрел на сына. Тот был спокоен, только уголки рта чуть подрагивали.

— Ты ещё смеешь рассуждать о счастье?! — от ярости Андрей побагровел.

— И о любви тоже. О любви матери и отца к своему ребёнку, о любви между мужчиной и женщиной.

— Что и говорить, сегодня ты, сполна, доказал свою любовь. Слава Богу, хоть Ксения Сергеевна во время опомнилась. Но Адель! Ты самым подлым образом пользуешься её привязанность к тебе. Бедная девушка, мне искренне жаль её. Если она останется с тобой, ты утащишь её в пропасть.

— Это ты всех толкаешь в пропасть. — сквозь зубы, процедил сын. — Ты всегда всё решаешь за всех. Пускай, я ничтожество, но, по крайней мере, я способен любить.

— Кто дал тебе право рассуждать о любви?! — Рунич схватил сына за грудки и, притянул к себе. — Ты даже не представляешь, что значит это слово. Любовь для тебя пустой звук, который ты иногда используешь, чтобы получить желаемое. Если бы не Даша, то будь уверен, я сумел бы поставить тебя на место. Но ради неё, я не стану этого делать. Молчи! — лицо Андрея Михайловича исказила гримаса ярости. — Молчи. Не смей больше говорить ни слова! В противном случае я наплюю на всё, и ты получишь по заслугам.