Хуан Дьявол (ЛП)

- На самом деле, так платит Хуан Дьявол дуре, которая вытащила его из тюрьмы, и эта тупица опять ищет его, – заметила разгневанная Айме. И повернувшись к Ане, приказала: – Идем же! На чем ты добралась? Думаю, не искала меня пешком.

- Ай, нет, что вы! Мы уже три часа кружимся. Мы приехали на маленькой повозке, с моим другом Эстебаном, сеньора, и он будет молчать, будь что будет… ни он, ни я не скажем никому о сеньоре Хуане, потому что тогда Сан-Педро полыхнет в огне.

- Замолчи! – вышла из себя Айме. И сев в повозку, приказала: – Поезжай медленно, Эстебан, как можно медленней.

- Откуда ты пришла?

- Для чего тебе знать? Тебя Донья София поставила для охраны?

Айме сделала усилие, чтобы говорить капризно, беззаботно, пожимая плечами на упрекающий скорбный взгляд Каталины де Мольнар. Она тихо подошла к спальне на верхнем этаже. Никто ее не видел, она ни с кем не столкнулась в коридоре, на лестницах. На миг присутствие матери взволновало ее, но она сдержалась; затем поискала ключи и спокойно открыла дверь в спальню, сообщающуюся с залом.

- Это была правда! Все было правдой! Я должна была увидеть собственными глазами, чтобы удостовериться, – воскликнула Каталина с безутешной грустью.

- Тебе не кажется, что сейчас не до условностей? – Айме теряла терпение. – Я выслушала много неприятного за этот вечер.

- Тебя видел Ренато? – встревожилась Каталина.

- Нет. Конечно же нет. Не видел, и не думаю, что знает, что я гуляла, если ты это имеешь в виду. Иными словами, нет опасности. Донья София не скажет ничего, не думаю, что Янина осмелится не подчиняться. В конце концов, я не сделала ничего плохого. Вышла подышать, посмотреть на карнавал, отвлечься. Никогда не думала, что замужество с Ренато Д`Отремон будет таким скучным и глупым. Сначала его ревность, теперь пренебрежение, презрение.

- Во всем этом твоя вина, Айме, хотя я признаю свою часть вины, что ты такая. Я была слабой матерью, слишком доброй для мятежной дочери. Тебе нужна была другая. Знаю, теперь мои упреки и советы бесполезны. Я не буду говорить за себя, а от имени Софии.

- Ты тратишь время, чтобы говорить о ней! Она превратила тебя в свою тень.

- Действительно, я лишь тень. Этот грех теперь я пытаюсь смыть, я была ничем, не существовала в сердцах дочерей. Они были слишком далеки от меня, обе такие странные для меня. Одна великодушная, возвышенная; другая эгоистичная, порочная. Когда я говорю это, мои губы кровоточат, но это правда. Ты живешь злом и обманом.

- Ты оставишь меня в покое? – с досадой отвергла Айме.

- Оставляю… Только это я и хотела сказать. Я ухожу, бедная тень исчезнет, и если ты еще способна слушать последнюю просьбу матери, прошу тебя уехать сегодня же в Кампо Реаль. Это желание Софии. Она хочет вернуться, и чтобы ты ее сопровождала.

- Я? А разве слуги не для этого?

- Она в отчаянии, и я обещала убедить тебя. Она хочет забрать тебя в Кампо Реаль и позаботиться о наследнике – единственной ее надежде и мечте.

- Вот как! Уже обнаружилось!

- Это и желание Ренато. С ним ты спасешь единственное, что можешь спасти: положение в доме, будущее ребенка, который родится.

- А если не родится? – повернулась Айме, превращаясь в фурию.

- Что ты говоришь, дочка? – встревожилась Каталина, по-настоящему испугавшись. – Не хочу думать, что ты лжешь, способна… Айме, дочка! Что ты пытаешься сказать?

- Ничего, мама, успокойся, – горько засмеялась Айме. – Я хотела пошутить, чтобы ответить на тарабарское нравоучение, которое в четыре утра не пойдет на пользу.

- Я знаю, что у тебя нет сердца, но не думаю, что ты способна на это. Тем не менее, ты сказала… Айме… Айме, будь хоть раз честна!

Айме поджала чувственные губы, прищурила веки, долго стояла неподвижно, словно глубоко раздумывала, словно своим дьявольским умом придумывала новый план. Затем почти насмешливо улыбнулась:

- Я буду делать то, что тебе понравится.

- Правда? – обнадежилась Каталина.

- Потому что ты просишь, мама. Вижу, свекровь боится за меня. И то хорошо. Я ожидала встретить ее, как ящик Пандоры, с важным голосом и зловещим внешним видом. Она бы пришла именно такой. Но она отправила тебя, ты плачешь, и, хотя я порочная дочь, извращенная, без сердца, я доставлю тебе удовольствие. Не хочу быть меньше божественной дочери, которая, как я понимаю, примет обет. Нет?

- Да, действительно. Моника сказала, что согласна, и подписала прошение, которое мы принесли. Когда ее брак аннулируют, она примет обет. Печально, но по крайней мере она спасется от скандала, злобы мира и этого человека.

- Можешь пообещать, что ничего не вернется к прежнему?

- Конечно. Конечно же, могу пообещать. Моника не лжет.

- Ну тогда заручимся словом Святой Моники. Хуан и Ренато умрут ради нее, не так ли?

- Поэтому она не выйдет из монастыря, только если мертвой.

- А еще ты обещаешь, что донья София не будет лезть в мои дела в Кампо Реаль? Что отстанет от меня, а я буду делать, что мне хочется?

- Пока не нанесешь вред здоровью.

- Без ограничений. Я знаю, как позаботиться о себе. Если она оставит меня в покое, скажи, что этим же вечером я отправлюсь с ней в Кампо Реаль. А теперь, дай мне поспать, мне нужно выспаться.

Она повернулась спиной, вошла в спальню; на чувственных губах была вечная усмешка и сатанинский блеск в черных глазах.

2.

- Я не убираю ставку, ставлю… тридцать унций на бубновую даму!

На зеленой скатерти были четыре колоды карт и горка монет, которые Хуан Дьявол только что выиграл, в девятый раз блестяще выбрасывая карту победителя. Мало-помалу соперники уходили прочь, а два последних только что молча удалилась. Почти никто не играл в этой дыре; кто не ушел, сгруппировались вокруг стола, удивленными глазами наблюдая за человеком, который так печально улыбался своей удаче.

- Думаю, ты сорвал банк, Хуан, – заметил Ноэль. – Почему бы тебе не забрать свои унции и не уйти?

Человек остановился в дверях хижины и медленно вошел. Головы повернулись, разглядывая одежду кабальеро, орлиный профиль, напряженное выражение, делавшее лицо жестким. Его глаза с металлическим блеском остановились на лице Хуана. Медленно он приблизился к столу; Педро Ноэль первым узнав его, встал, встревоженно схватил за руку капитана Люцифера, пытаясь его расшевелить, и заторопил:

- Уйдем отсюда, Хуан, уйдем немедленно. Уже поздно, пять по крайней мере. Забирай деньги и пойдем! Не видишь, что все уже ушли?

- Нет игроков? – крикнув, спросил Хуан. – Никто не ответит на ставку? Никто не хочет испытать судьбу с Хуаном Дьяволом?

- Я! – согласился Ренато, приближаясь. – И удваиваю ставку!

- Правда?

- Разве не ты попросил предоставить тебе соперника? Вот он! Что с тобой? У тебя мало денег?

- Тридцать унций на бубновую даму!

- Шестьдесят на короля пик! Сдавай карты, крупье! Слышишь? Сдавай карты!

- Бруно смутило появление кабальеро вашего класса. Поэтому он так смотрит, – заметил Хуан, в его глазах на миг сверкнула злоба, но погасла. – И не отвечает, потому что немой. Но это он слышал очень хорошо. Сдавай карты, Бруно, не бойся. Я принимаю противника. Твой новый клиент имеет очень много денег, неважно, что он не вынимает унции из кармана. Он заплатит все до последнего сентаво, что проиграет, а это скоро произойдет. Хотя он и родился, чтобы выигрывать, теперь же потеряет.

- Пожалуйста, хватит говорить глупости! – испуганно вмешался Ноэль, запинаясь. – Мы с Хуаном сейчас уходим, Ренато. Это место закрывается на рассвете, а он уже наступил. Думаю, после того, что произошло…

- После случившегося вы не должны осмеливаться говорить мне даже слово, Ноэль, – высокомерно упрекнул Ренато. – Минуту назад этот человек бросил вызов всем присутствующим сразиться с его судьбой. Никто не ответил, кроме меня. Я сказал шестьдесят унций, вот они. Ты ждешь, чтобы измерить их, идиот?