Эйфория

Глядя, как его партнер молча воздевает руки вверх, призывая небо в свидетели того, что он лично сделал все, что мог, чтобы предостеречь своего друга от недостойного шага, Бенедикт рассмеялся.

– И не надо изображать из себя невинного младенца, – смерив Тони хищным взглядом, сказал он, – я еще не расквитался с тобой за интриги с моей матерью. Считай, что это – первая часть отработки. Кстати, для моих студентов отработка обычно означает эссе на сто страниц. Так что тебе повезло, – он благосклонно махнул рукой. – Все-таки мы друзья.

Тони не удержался и фыркнул.

Весело хмыкнув, Бенедикт обошел стол кругом и, подхватив с вешалки куртку, вышел в приемную. Залихватски подмигнув Мэри, он бросил взгляд на висящие над ее столом часы. Двадцать минут до начала лекции. Стоило поторопиться, если он хотел успеть вовремя. Прислушавшись к происходящему в кабинете и уловив доносящиеся оттуда приглушенные ругательства Тони, он удовлетворенно улыбнулся и направился к двери.

***

Она пришла с небольшим опозданием – не настолько сильным, чтобы на это стоило обращать внимание, но достаточным для того, чтобы Бенедикту хватило времени лишний раз задуматься о том, зачем он вообще все это затеял. Так как ответа на вопрос у него не было и в ближайшем будущем рассчитывать на его появление не приходилось, он решил просто довериться своей интуиции. В конце концов, это всегда срабатывало.

Она оказалась легкой, как молодое вино, и в то же время… уверенной, насмешливой и сильной. У нее было гибкое тело, которого хотелось касаться, и острый характер, обернутый теплым юмором; так заворачивают в драгоценный бархат дамасскую сталь. Глядя, как она непринужденно кладет ногу на ногу и просит Мэри, принесшей ему его обычный зеленый чай, сделать ей латте с двойным эспрессо, Бенедикт подумал, что это будет действительно интересный разговор.

Она ответила на все его вопросы, просто и четко, не удивившись ни одному из них. Коротко затронув большинство важных тем и убедившись, что она написала ему вполне осознанно, а не под влиянием мимолетного импульса (хотя, как она сама призналась, опыта общения с мужчинами, предоставляющими секс-услуги, у нее нет), он спустя примерно полчаса обнаружил, что испытывает от их общения совершенно особенное удовольствие. Она была открытой, но не акцентировала на этом внимания, была откровенной, но не предлагала себя, была веселой, но ее смех не казался чем-то искусственным и натянутым, призванным спрятать неловкость или смутную печаль. Боже, она была прекрасна.

Не спеша поставив чашку на столик перед собой, Бенедикт выпрямился в кресле, чуть постукивая пальцами по подлокотникам. Вот уже несколько минут он мучительно искал способ задать главный из волновавших его вопросов, но ничего из того, что приходило в голову, не казалось ему достаточно адекватным. С другой стороны, с чего он взял, что существуют адекватные способы спрашивать такие вещи? Нахмурившись в ответ на эту мысль, он ненадолго оторвал от нее взгляд и, наконец, сложив руки на груди, сказал:

– Я думаю, мисс Саммерфилд, нам стоит уделить немного времени условиям вашей заявки.

Она доброжелательно улыбнулась и отпила глоток кофе из высокой прозрачной чашки. Где только Мэри взяла этого монстра, с раздражением подумал Бенедикт.

– Честно говоря, я не знаю, насколько вообще можно считать заявкой в том смысле, в котором я это понимаю, просьбу отыграть изнасилование, – тихо сказал он.

В лице Элис ничего не изменилось. Она только заинтересованно подняла на него глаза и задала всего один вопрос:

– Почему?

Бенедикту захотелось ответить сразу и нецензурно. С использованием всех известных ему английских диалектов. А, учитывая успешную многолетнюю карьеру его отца и долгие часы, некогда проводимые Бенедиктом в библиотеке дома Тэррингтонов, диалектов он знал много. Он прикрыл глаза. Ладно, мысленно усмехнулся он, многословие – это непрофессионально.

– Потому что это не является сексуальной услугой, – в тон ей ответил он и потянулся за чайником. Налив себе полную чашку, он сделал из нее глоток и продолжил: – До сих пор мне не приходилось работать с подобными запросами – не потому, что мне не предлагали, – добавил он, увидев ее недоверчивый взгляд, – а потому, что ни одна из женщин, делавших это, не попадала сюда.

Элис весело улыбнулась.

– Что делает меня исключением?

Бенедикт пожал плечами.

– Не знаю, – честно признался он. – Возможно, это просто ошибка с моей стороны, – добавил он с оттенком сожаления. Ведь, в любом случае…

– Что странного в моей просьбе?

– Простите?..

– Что странного в моей просьбе? – медленно и глядя на него, не отрываясь, проговорила она. Это не было заигрыванием. Ей действительно было интересно.

Бенедикт второй раз за сегодняшний вечер подавил порыв от души выругаться. С этим пора заканчивать. Он с самого начала знал, что не будет этого делать. Не стоило приглашать ее. Тони прав, его любопытство однажды выйдет ему боком.

– Элис, ваше желание… вернее сказать, ваша заявка противоречит моим профессиональным и человеческим принципам, поэтому, боюсь, вам придется…

– Что вас смущает, мистер Тэррингтон?

Бенедикт поднял брови.

– Вы полагаете, что заявка, в которой написано «ролевая игра, включающая инсценировку изнасилования», – недостаточный повод для того, чтобы почувствовать себя неуютно?

Элис хмыкнула.

– Полагаю, у меня недостаточно информации для того, чтобы оценивать такие вещи.

Бенедикт улыбнулся.

– Вероятно. Но именно для этого я здесь, и я готов вам сказать: выполнение вашей просьбы невозможно.

– Почему?

– Потому что изнасилование и секс – это совершенно разные вещи, – пожал плечами Бенедикт. – Невозможно «сыграть» насилие, как невозможно представить себе, чтобы подобные действия могли иметь какое-то отношение к эротическому контакту или быть сколько-нибудь возбуждающими.

Элис задумалась.

– Не знаю, мистер Тэррингтон, – в явной нерешительности сказала она, – должно быть, вы правы, и то, чего я хочу… то, чего мне не хватает, или, скорее… – она замолчала, глядя куда-то мимо него, будто бы ведя разговор с самой собой или просто размышляя вслух. – Или, может быть, я просто неправильно подобрала слова.

Теперь уже Бенедикт почувствовал себя заинтригованным.

– Что вы хотите этим сказать?

Элис сделала неопределенный жест рукой.

– Обычно, когда говорят «изнасилование», имеют в виду активные действия или нападение со стороны одного из партнеров, – проговорила она, – и, это, само собой, не может и не должно рассматриваться как секс, – просто потому, что сексом не является то, что происходит без согласия одного из участников. Но то, о чем я вас прошу, – это совсем… совсем другая… совсем другое… решение.

– Я все еще не понимаю, – Бенедикт скрестил руки на груди. – Что, согласно вашим ожиданиям, я должен был бы сделать?

Элис посмотрела ему в глаза.

– Взять меня. Без подготовки и прелюдий.

– Жестко?

– Скорее, грубо.

В ее лице не было ни намека на иронию, иначе Бенедикт подумал бы, что она над ним издевается.

– Как вы себе это представляете? – медленно и раздельно произнес он.

– Как это обычно бывает, – невозмутимо сказала она, – к сожалению, на это мало кто соглашается.

– Никому не хочется ходить по грани, за которой начинается преступление, – сердито сказал Бенедикт.

– Не все знают, как глубоко в них самих лежит эта грань, – улыбнулась Элис.

Несколько секунд Бенедикт сидел молча, не сводя с нее глаз.

– А вы знаете? – наконец, спросил он.

В ответ Элис лишь усмехнулась, видимо, не считая нужным делиться своими соображениями на этот счет. Она еще немного посидела, откинувшись в кресле, словно раздумывая о чем-то своем или спрашивая себя, зачем она вообще сюда пришла, а затем встала и, взяв в руки сумочку, направилась к выходу.

Бенедикт жестом остановил ее.