Покажи мне свой мир (СИ)

========== Глава 8 ==========

За следующий месяц, пока я ухаживал за больным Глэйдом, произошло много событий. Наши отряды, объединённые с людьми, поймали несколько монстров, таких же, как тот, что убил Пола. Им не стали сохранять жизнь, чтобы наши учёные могли их исследовать — все помнили печальный опыт с Бобом. Попавшихся в капканы зверей убивали на месте безо всякой жалости, чтобы избежать малейшей опасности.

Учёные тоже на месте не сидели, и вскоре на свет появился прибор, способный парить на высоте птичьего полёта. На нём была установлена камера, запрограммированная на выслеживание этих зверообразных тварей, и вскоре при её помощи было обнаружено место их обитания. Общим логовом это назвать было нельзя, но именно там находились самки с детёнышами, и именно туда самцы уволакивали добычу, чтобы прокормить потомство.

Правда, за этот месяц добыча, то есть, мутанты и люди, стала более бдительной, и кормить оголодавших зверят стало проблематично. На это самое укромное место наши ребята вместе с людьми готовили нападение, и Джер в подробностях рассказывал о предстоящей операции более-менее очухавшемуся Глэйду, а я сидел рядышком да слушал. С одной стороны, у меня просто не оставалось выбора — они способны были говорить об этом сутки напролёт, а я сидел с Глэйдом, не отходя от него надолго, и вынужден был слушать все эти разговоры, а с другой стороны, мне и самому было интересно, что же творится вокруг нашей колонии, как продвигается дело и что альфы собираются сделать с логовом новых мутантов.

Дэнни немного оправился и теперь был большую часть времени занят детьми и уходом за больными, и это не оставляло ему времени на тоскливые размышления. Конечно, горечь никогда не покидала его, он ни разу со дня смерти мужа не снял чёрной одежды. Кажется, он собирается носить её всю свою жизнь, не снимая траура до самого последнего вздоха. Я лично не вижу ничего плохого в том, чтобы так глубоко скорбеть по любимому человеку. Однако бедный омега вернулся к жизни, проводил много времени с детьми, хотя улыбка редко трогала его губы.

И у меня были новости — за этот месяц, то есть четвёртый месяц беременности, мой живот подозрительно резко раздался в размерах, и я решил сходить к врачу — чтобы убедиться, что всё в порядке. Итоги обследования, надо сказать, удивили меня, но это было приятное удивление. Я сразу же помчался к Глэйду, чтобы рассказать ему, но он дремал, и я двадцать минут сидел рядом с ним, изнемогая от нетерпения. Когда же, наконец, он приоткрыл глаза, я тут же сел на край его койки и бесцеремонно затормошил за плечо. Он чувствовал себя намного лучше, и я не боялся причинить ему этим боль.

— Просыпайся, ты, сонное царство! У меня новости!

— Начинай с плохой, — пробурчал недовольный таким нахальством с моей стороны мутант.

— Нет плохих. Есть только одна, и она хорошая. Их двое.

— Кого? — он непонимающе уставился на меня, хмуря брови.

— Да детей, понимаешь? Детей двое! Это близнецы.

Услышав эти слова, Глэйд улыбнулся как Чеширский кот и протянул ко мне руки, чтобы обнять. Я склонился к нему и уткнулся лицом в прохладную кожу шеи. Альфа ласково погладил меня по голове и плечам. Долго в такой позе сидеть мне было неудобно, и я сел на постели, а большая ладонь улеглась на мой живот, осторожно поглаживая. Я накрыл её своими руками и улыбнулся.

Двое малышей… Конечно, глупо рассчитывать, что хоть один из них будет омегой, раз уж тут они рождаются с периодичностью раз в двадцать лет. И всё равно — что может быть лучше, чем двое детей, когда ждал всего одного? Это, конечно, вдвое больше забот, но и вдвое больше радости. А какие они будут? Два лысых чешуйчатых сорванца? Или от меня унаследуют непокорные, вечно спутанные волосы? Ах, да какая разница? Какими бы ни были, буду любить их. Так сильно, так крепко, как никого никогда. Никого? Мой взгляд скосился на улыбающегося альфу, и я подумал, что любить их буду так же сильно, как их шебутного папашу.

— Глэйд… — я понял, что так и не сказал ему самого важного.

— А? — он оторвал взгляд от моего округлившегося живота.

— Я люблю тебя. Слышишь? Я люблю тебя и останусь с тобой. Научи меня жить так, как ты. Покажи мне свой мир. Я приживусь, обещаю. Знаешь, как кот, который долго не может привыкнуть к новому дому, а привыкнув, уже от него не откажется. Ах, да у тебя же никогда не было кота. Ну ты ведь всё равно меня понял, да? — за всё время моей тирады альфа не прекращал поглаживать меня по животу, ласково улыбаясь.

— Я понял тебя. Понял. И я тебя люблю, ласточка, — на этот раз я только улыбнулся ласковому прозвищу. — Я рад, что детей будет двое. Спасибо тебе.

— Пожалуйста, — я пожал плечами и хихикнул, — мне не трудно. Это тебе ещё пять месяцев терпеть мой характер и предродовые истерики.

— Уж потерплю, не переживай.

POV Автор

Альфа и омега, нежно ворковавшие в полутёмной палате больницы, не подозревали о том, что творилось в городе людей, а точнее в домишке Дюка, оставленного несколько месяцев назад в полном одиночестве. Внезапное исчезновение мужа альфа мог бы объяснить чем угодно, только не тем, что он по своей воле вернулся к мутантам. Недалёкий по своей натуре, Дюк никогда бы не подумал, что Бэлл мог слышать разговор о предательстве, а потом притвориться спящим.

Нельзя сказать, что альфа был привязан к супругу, но всё же пять лет совместной жизни наложили свой отпечаток на его мировосприятие, и он не очень представлял себе, как будет жить без «хозяйки в доме». Тяжёлый крестьянский труд всем своим тяжким бременем обрушился на не очень-то выносливые плечи Дюка, и тот, обременённый, одинокий, понятия не имеющий о судьбе единственного близкого человека, терзаемый угрызениями совести, начал выпивать, и вот уже несколько месяцев не проводил вечера без стакана крепкого, но дешёвого алкоголя. Хозяйство постепенно приходило в запустение, куры передохли одна за другой — какие от голода, а каких собаки местные задрали. Обширный огород порос сорными травами, уже достававшими невысокому Дюку до середины бедра, цепная собака околела от голода, потому что хозяин, не обращая внимания на истошный лай, даже воды не наливал, что уж говорить о еде.

И так не отличавшийся могучим телосложением, Дюк, истощённый постоянным недоеданием и пьянством, сам начал превращаться в развалину: спина согнулась, сизая щетина оттеняла бледные впалые щёки, волосы клочьями нависли над низким лбом, походка стала нетвёрдой и шатающейся, пальцы мелко дрожали то в пьяном угаре, то от похмелья. Соседи сочувствовали молодому опустившемуся альфе, списывали его пьянство на скорбь по пропавшему мужу, но те одиннадцать альф из отряда, который бросил Бэлла в пустыне четыре месяца назад, прекрасно понимали, в чём истинная причина грехопадения Дюка.

Никакие уговоры, никакие дружеские советы и увещевания не способны были вытянуть альфу из запоя и глубокой депрессии. Постепенно друзья бросили свои бесплодные попытки и вернулись к своей жизни, изредка заходя в пропахшую плесенью хибару, чтобы убедиться, что Дюк всё ещё жив.

Предоставленный самому себе, ничем не занятый, постоянно находящийся в пьяном чаду, Дюк всё больше и больше думал о том, что же произошло четыре месяца назад. Появившихся около месяца назад альф-мутантов он видел только издали, и воспалённый разум не смог отличить их от обычных людей. Для Дюка, в отличие от всего остального города, не существовало никакого Нижнего Шеридана, где жили вполне человекоподобные существа, а слово «мутант» всё ещё живо рисовало в воображении мерзкого урода, живущего, как зверь и жрущего человечину. Никто в городе не утруждал себя длительными разговорами с «выпивохой», как его теперь называли, и новости ему особо не откуда было узнавать. Однако череда жестоких убийств в пустыне не могла укрыться от него и только уверила в мысли, что выродки из Буффало бесчинствуют.

Растерзанное тело, увиденное Дюком однажды утром, искалеченное, порванное на части, будто сломанная кукла, поразило и оглушило альфу. Медленно, не имея сил сопротивляться, подошёл он к трупу и заглянул в его стеклянные безжизненные глаза, которые будто смотрели в душу и укоряли в том, о чём он пытался забыть. Онемевшего от ужаса Дюка, в волосах которого проступила седина, силой увели домой, уложили спать и снова оставили одного. В темноте ему казалось, что мёртвые глаза всё смотрят и смотрят на него, не мигая, проникают в самые сокровенные и тайные его мысли. В воспалённую голову несчастного закралось безумие.