Покажи мне свой мир (СИ)

— Видел бы ты, какого он дал стрекача, когда мы за ним поехали, — альфы опять расхохотались.

— Тихо вы! Говорю же, Глэйда разбудите. А посмотреть-то можно на него? Я ведь точно его знаю, он из наших.

— Да ты что, нас самих не пускают. Он там ушибся, пока удирал, вот его там и осматривают.

— Меня — пустят, — с уверенностью сказал омега, подходя к двери операционной между расступившимися перед ним альфами. — Я ж муж Глэйда, то есть временно исполняющий его функции.

— Ты же передал свои функции Джеру, — альфы ухмыльнулись.

— Отвалите! Мне просто интересно. Сказал — посмотрю, значит посмотрю. Пустите.

Бэлл открыл дверь и заглянул внутрь помещения. Врач склонился над столом, на котором лежал бесчувственный альфа, худой и бледный. Омега не видел его лица, но бледность кожи была заметна на всём его полуобнажённом теле. Плечи, руки, бока были покрыты лиловыми синяками, и Бэлл поморщился при мысли о том, как надо было упасть, чтобы так удариться. Тихонько пройдя к столу, юноша заглянул через плечо врача, и кровь отхлынула от его лица. Серое, почему-то морщинистое лицо, покрытое сизой щетиной, седые волосы, синяки — ничто не помешало омеге узнать того, кто лежал перед ним. Губы Бэлла побелели, и он громко выдохнул, не мигая глядя на бывшего мужа. Альфы в коридоре заметили, что с ним что-то не так и, войдя, окружили его, обеспокоенно спрашивая, в чём дело.

— Что такое? Ты его знаешь? Кто это? Эй, Бэлл, да очнись же! Что случилось?

— Это… Это мой муж. Бывший.

— Та сволочь, что бросила тебя в пустыне? Вот это посмешище? Он же старый.

— Не старый, ему всего двадцать шесть. Я не знаю, почему он седой. Три-четыре месяца назад он выглядел совершенно иначе… Господи, но что же он делал один ночью в пустыне? Что с ним стало? Это… это какой-то старик, а не Дюк, которого я помню…

— Нечего тебе его помнить, у тебя нормальный муж есть. А этого «красавца» вылечим и отправим домой. Не думай о нём.

— Легко вам сказать — не думай. Я с ним пять лет прожил. Да, он сволочь и предатель, я ни в коем случае не… ну, не думаю о том, чтобы к нему вернуться. Но он не чужой мне, всё же. И с ним явно произошло что-то плохое, не могу же я не узнать, что именно.

— Прости, Бэлл, за грубые слова, но испытывать к этой сволочи какие-то чувства после того, что он сделал, ты не можешь. Так что это просто бабское, ну то есть омежье, любопытство. Оставь. Это не нужно ни тебе, ни ему. Да и Глэйд разозлится и будет ревновать.

— Знаешь, — голос омеги приобрёл металлический отзвук, а глаза под нахмуренными бровями смотрели так зло, что альфы немного струсили, — давай-ка я сам разберусь, что мне делать, а что нет. Я свободный человек. И если я проявлю немного сострадания к тому, кого знал много лет, Глэйд будет дураком, если разозлится. Ревновать к Дюку глупо. Мне кажется, мой муж умнее слепой ревности. Дайте пройти!

Разъярённый омега пулей вылетел из операционной и, войдя в палату мужа так хлопнул дверью, что тот моментально проснулся. Сонно щурясь, Глэйд сел на кровати и недоумённо воззрился на супруга.

— Ты чего это, а? Что у тебя случилось?

— Патруль подобрал в пустыне человека. Знаешь, какого именно?

Альфа только вскинул безволосые брови, как бы говоря, что не знает.

— Дюка! Моего чёртова бывшего мужа!

— И… что? — голос мутанта был вкрадчив, будто он сомневался в ответе. — Что ты собираешься делать?

— Он ужасный. С ним что-то стряслось. Он будто постарел на двадцать лет. Седой совершенно. Я хочу узнать, что произошло и помочь, чем смогу. Я надеюсь, ты не будешь ревновать, это глупо.

— Я ему не доверяю. Предал один раз — предаст и второй. Так что не советую тебе с ним связываться.

— Вы все задолбали мне советы раздавать, когда я не прошу. Я сказал узнаю — значит узнаю. С ним случилось что-то страшное, и я не оставлю его так. Ясно? Почему плохо ему помочь?

— Да потому что он — неблагодарная сволочь, а чуть с ним что случилось, ты бежишь к нему на помощь, сверкая пятками! Кто он тебе такой? С какой стати ему помогать? Ты напорешься только на хамство, если не на подлость! Я не разрешаю. И точка.

Бэлл смотрел на мужа, сжав кулаки и гневно сверкая глазами. Альфа тоже принял суровый вид, но он сидел на постели, и был в проигрыше — омега навис над ним, используя все средства моральной атаки.

— Ты дурак! Дурак! Как это глупо и по-детски — ревновать! Я думал, ты умнее! Я сделаю так, как считаю нужным!

Глэйд, забыв о ранах, вскочил с постели, и теперь физическое преимущество оказалось на его стороне — Бэлл доставал ему до груди. Почувствовав себя неуютно под суровым злым взглядом мутанта, омега съёжился. К тому же на него нахлынуло раскаяние из-за того, что он своими истериками заставил всё ещё слабого после ранений мужа встать с постели, да ещё так резко. Тут же сделав щенячьи глаза, Бэлл примирительно замурчал:

— Эй, эй, не кипятись, ну чего ты? Ладно, ладно, нельзя так нельзя. Прости, я просто хотел проявить естественное человеческое сострадание, но если ты и правда считаешь, что это опасно — я не буду иметь с ним дела. Только не злись, ляг, тебе нельзя так резко вскакивать.

Мутант, ещё раз на всякий случай грозно глянув на мужа, улёгся обратно в постель, довольно улыбнулся, когда омега заботливо поправил на нём одеяло, перехватил маленькую руку и поцеловал ладонь.

— Отдыхай. Я схожу к Джеру, доложу ему, так сказать, о человеке, а он уж пусть разбирается. Да?

— Не стоит. Ему доложат и без тебя, так что иди-ка ты домой. Тебе тоже отдых нужен. Приходи завтра, хватит со мной сидеть, ты устаёшь, я же вижу. Ну, иди, иди.

Бэлл направился к двери, и пока он был ещё в зоне досягаемости, Глэйд успел легонько шлёпнуть его по попе, и тот, глуповато хихикнув, удалился из палаты, послав на прощание воздушный поцелуй. Конечно, омега собирался ещё вернуться — было только утро, и за долгий день он умудрялся так соскучиться по мужу, что прибегал по пять раз. Отдохнуть, однако, и правда стоило — растущий живот давал о себе знать, ноги и спина постоянно ныли, и иногда необходимо было просто поваляться дома перед телевизором.

Поднявшись на жилой ярус, Бэлл сначала всё же зашёл к Джеру и Майки, попил с ними чаю, поиграл с Арчи, а потом удалился в их с Глэйдом квартиру. Там, раздевшись до одной широкой глэйдовой рубахи, в которой было очень удобно спать, он завалился на широкую, теперь по-настоящему супружескую постель, которая заждалась второго обитателя. Заранее заказанные Элу «чипсы», а точнее их подобие, воспроизведённое по старым рецептам, пришлись как нельзя кстати — каждый день Бэлл обнаруживал, что хочет отведать что-то новое, чего не пробовал раньше. Чипсы очень даже ему понравились, и он с удовольствием хрустел ими, пока смотрел очередную мелодраму. Нервы, напряжённые из-за беременности, вызывали самую живую реакцию на развитие простенького, казалось бы, сюжета — омега рыдал, как маленький, вытирая мокрые щёки и всхлипывая.

На некоторое время мысли о бывшем муже оставили его, и он полностью погрузился в историю любви нищего учителя и богатой молодой леди, которые по определению не могли быть вместе, потому что эта леди была замужем. Но настал момент, когда фильм кончился, и перед впечатлительным беременным омегой снова всплыл образ Дюка, седого и постаревшего, раненого и явно пережившего какое-то горе. Бэллу и в голову бы не пришло, что подонок, способный бросить омегу на растерзание монстрам, мог раскаяться и на почве этого сойти с ума. Причина рисовалась ему более простой и банальной, никак не связанной с предательством, совершённым четыре месяца назад.

Воспоминания, которые омега так старательно пытался изжить из своей головы, были извлечены на свет самым бесцеремонным образом, и теперь не давали ему покоя. Существование в природе бывшего мужа начинало казаться иллюзией, воспоминанием многолетней давности, а теперь вот выяснилось, что Дюк, всё же, человек из плоти и крови, тот самый, с кем прошло столько лет. Если бы он вломился в жизнь омеги здоровым, бодрым, всё тем же, то встретил бы только ненависть и презрение. Седой же старик, которого Бэлл увидел на операционном столе — худой, измождённый, покрытый ужасными кровоподтёками, в нежной омежьей душе вызвал сострадание и желание помочь.