Покажи мне свой мир (СИ)

Может быть, если бы не произошли все эти страшные и трагические события, я впал бы, как и полагается во время беременности, в депрессию, но обстоятельства сложились иначе: я знал, что тяжёлые роды мне не грозят, был безмерно рад тому, что Глэйд жив, а кроме того, я упивался чувством нежности и любви к нему — впервые в жизни. Меня со всех сторон окружала любовь, разная, но одинаково важная — я смаковал новые чувства к своему (вот уж теперь я в этом не сомневался) альфе, испытывал нежность и трепет к малышу, так крепко со мной связанному, я по-дружески обожал Майки с Мэганом, моих неразлучных друзей, я любил кроху Арчи и его рыжего папашу, любил горькой сострадающей любовью овдовевшего Дэнни. Да, кажется, я любил всех, купался в этой любви, и мне впервые в жизни было так спокойно и легко. Я ощутил, что нашёл своё место, свой дом, обрёл близких и друзей, которые так важны для меня, и я впервые понял, что это такое — счастье.

Однако моё счастье было чему омрачить — бедняга Дэнни был подавлен и отрешён от окружающего мира, и то время, когда я не был с Глэйдом, я проводил именно с ним. Он практически ничего не ел, мало разговаривал и всё время плакал. Джер, вернувшийся после перевозки трупа мутанта, оторвал меня от Дэнни, и я был вынужден идти с ним — мои обязанности супруга главы никто не отменял. Я спустился в лабораторный ярус, но посмотреть на монстра мне не дали — заявили, что это зрелище не для моей омежьей впечатлительности. Я вполне согласился — не очень-то мне хотелось смотреть на это чудище, и я с радостью остался стоять за дверью. Джер отсутствовал всего около пятнадцати минут, а когда вышел, на его лице смешались отвращение, удивление и брезгливость.

— Ну что, какое оно?

— Не могу сказать, что это выглядит так уж мерзко, но ужасно — это точно. Он огромный, больше похож на зверя, но в нём, как это ни страшно, присутствуют человеческие гены. Я не берусь сказать, на какого зверя он похож больше, но морда у него, вроде как, медвежья. Он перемещается на четырёх лапах, и в такой позе мало чем отличается от животного, но грудная клетка напоминает человеческую по форме. К тому же, она в меньшей степени покрыта шерстью, и поэтому видна очень даже человеческая мускулатура — у него ярко выраженная большая грудная мышца и прямая мышца живота, совсем как у человека. Хотя, конечно, это только общее впечатление, вообще-то, на человека он даже приблизительно не похож. Кроме грудины у него на человека похоже строение кисти — пальцы длиннее и расположены совсем не как у медведя, но общее впечатление, что это, всё же, лапа животного. Руки тоже покрыты шерстью, а человеческие напоминают только формой, к тому же на них здоровенные кривые когти. Задние лапы тоже не похожи на медвежьи, это скорее близко к какой-то кошке, но намного крупнее и толще — чтобы выдержать такую тушу. Короче говоря, это удивительный гибрид медведя, парочки других животных и человека. Зрелище жутковатое. А самое главное, я уверен, что он такой не один. Откуда-то же он взялся? Значит, его родители хоть примерно похожи на него. А если есть родители, то они наверняка плодят таких же, как он. А уж дальше, сам понимаешь, это дело быстрое — наплодятся вокруг, а мы станем их добычей. То есть, уже, по сути, стали, но вскоре это приобретёт массовые масштабы.

— Но ведь можно не выходить из колонии, и они до нас не доберутся.

— Можно-то можно, но они доберутся до людей и уничтожат их подчистую, и тогда мы останемся без омег. Именно поэтому Глэйд решил дать знать о нас людям — чтобы спасти их. Люди беззащитны перед этой угрозой, а вот мы очень даже способны дать отпор.

— Ах вот оно что… Я как-то об этом и не подумал. Так какие у нас планы?

— Мы договорились с людьми о нескольких вылазках в пустыню, чтобы рассмотреть следы и, может быть, найти их логово. На обратном пути мы расставим ловушки и капканы, а потом поглядим, что в них попадётся. Постепенно мы будем увеличивать зону исследования, будем устанавливать камеры видеонаблюдения везде, где это возможно, отслеживать их тропы, ходы и тому подобное, а потом, как только найдём логово — а рано или поздно мы его непременно найдём — мы ударим по ним всем, что у нас есть: взрывчаткой, ядовитыми газами — чем-то вроде «Циклона-Б», лазерными пушками и много чем ещё.

— «Циклон-Б»? Насколько я знаю, это тот самый газ, который когда-то использовали для массового убийства людей, неужели он у вас есть?

— Да, нам удалось восстановить его формулу, но мы его не используем.

— Да вам его и иметь-то не стоит. Это не только неоправданный риск, это ещё и какая-то невольная насмешка над миллионами загубленных жизней. Использовать, да даже просто иметь его — кощунство! Господи, вам иногда такие простые вещи надо объяснять, как будто вы сами этого не понимаете.

— Ну прости, наши учёные не хотели ничего плохого, когда его воссоздавали.

— Я уверен, что мудак, изобретший атомную бомбу тоже о плохом не думал. А вышло всё, как вышло — и теперь мы живём в руинах.

— Ну ладно, ладно, у нас ещё есть формальдегиды. Это как, можно? Или тоже аморально?

— А ты не злись на меня! Лучше почитай что-нибудь о Холокосте — по-другому запоёшь. Формальдегиды твои никак не связаны с фашистами?

— Это всего лишь вещества, выделяющиеся при разложении топлива. Ничего жуткого, правда? Их-то можно использовать против очень даже реальной угрозы, или как? Уродов этих жалеть будешь? Ну так вспомни, что эта тварь, вот там, за стеной, сожрала Грэга и Пола, пока те ещё были живы. Их надо уничтожить, Бэлл. И я воспользуюсь любым средством, чтобы это сделать. Мне плевать, с чем там это связано. Понятно тебе?

Из всей его тирады я услышал только то, что Пола и Грэга сожрали живьём. Эти слова оглушили и потрясли меня, в моём воображении живо всплыла картина жуткой смерти обоих ребят, и меня охватил панический ужас, когда я только попытался представить себе, какими ужасными были для них последние секунды до смерти. Кроме того, беременность тоже добавила красок в мои ощущения — на меня накатила тошнота, и я часто задышал, чтобы её унять. Джер, кажется, понял, что сболтнул лишнего, и осторожно взяв меня за плечи обеспокоенно смотрелся в моё лицо.

— Эй, Бэлл, ты чего? Тебе плохо? Я тебя напугал?

Я только хватал ртом воздух, чтобы успокоиться и привести в порядок взбунтовавшийся против меня организм. Мне нельзя волноваться, а тем более живо воображать сцены кровавой расправы — это может повредить ребёнку. Я должен подумать о чём-то хорошем, о чём-то приятном и милом. А совсем не о поедании людей живьём. Пока я пытался вытащить из подсознания картинки, где детки играют с котятами, Джер сообразил быстрее и, подняв меня на руки, быстро отнёс соседний кабинет, смежный с тем, где лежал мёртвый зверь. Там он посадил меня на кушетку, прислонил спиной к стене и метнулся к двери, чтобы позвать на помощь. Тут же появился пожилой альфа в белом халате и шприцом в руках.

— Что у тебя случилось, миленький? — доктор, годящийся мне по возрасту в дедушки, посмотрел на меня добрыми глазами с весёлой искоркой и взял меня за руку, нащупывая пульс. — Кто обидел такого чудесного омегу? Тебе плохо?

— Он на третьем месяце, а я ему брякнул лишнего про этого монстра, вот он и испугался, — ответил за меня Джер, нервно закусивший губу.

— Ну это ты зря, Джер, ему волноваться нельзя. Давай-ка, ложись, миленький, расслабься, — он помог мне улечься на кушетку. — Не надо тебе никакого укола, сейчас полежишь немного, тошнота пройдёт, я дам тебе попить водички, и ты будешь как новенький. Договорились?

Я кивнул и притих, закрыв глаза. Старичок ласково, как ребёнка, погладил меня по дредастой голове, и мне стало спокойно.

— А скажи-ка мне, миленький, это ты за Глэйдом замужем?

— Я, доктор.

— Ну и славно, ему давно пора ребёночка завести, давно. Твоему-то, Джер, малышу сколько уже?

— Почти пять, — мутант всё ещё нервничал из-за моего недомогания, но чудесный старичок разговаривал на отвлечённые темы, чтобы переключить наше внимание на приятные вещи. И правда, мы оба вспомнили кудрявого прелестника Арчи и оба улыбнулись.